По образу Его - Пол Брэнд

И даже сейчас, когда я читаю эти отрывки, я мысленно возвращаюсь к тому слову, которое мы с вами обсуждали выше, — к слову «образ» и его современному эквиваленту «имидж». Всеми силами души я стараюсь восстановить попранное самовосприятие своих пациентов. Но когда я обращаюсь к Писанию, то вижу на его страницах совсем иное представление об образе, и к нему никак не применимы мирские критерии успеха. Писание показывает мне действенность совершенно противоположного принципа — некоего «комплекса Квазимодо наизнанку».

Самомнение человека чаще всего основывается на его собственной физической привлекательности, спортивности, профессиональных навыках. Я трудился ради того, чтобы вернуть все эти сопутствующие успеху элементы обожженным летчикам в Англии и прокаженным в Индии, а теперь и в Америке. Но вот парадокс: каждый из этих всеми желанных элементов может отделить человека от Божьего образа. Ибо всякое собственное качество и умение мешает человеку положиться на Бога. Красивым, сильным, влиятельным, богатым очень нелегко явить миру образ Божий. Но дух Его ослепительно сияет сквозь немощь слабых, бедных, уродливых. И, зачастую, чем больше искалечено тело, тем ярче светит через него образ Божий.

Это открытие так шокировало меня еще и потому, что я вдруг понял: до сих пор я всегда старался окружить себя людьми успешными, умными, красивыми. Слишком часто я обращал внимание на внешность человека, не удосуживаясь разглядеть в нем Божий образ. Я размышлял о собственной жизни, о людях, которые доходчивее всех явили мне Божий образ, и мысли мои возвращались к троим из них, причем ни один не соответствовал мирским представлениям об успехе.

Ребенком я часто посещал крупные церкви, бывал на христианских собраниях. Мне не раз доводилось слышать самых известных в Англии проповедников, демонстрировавших свою эрудицию и ораторское искусство. Но больше всего мне запомнился проповедник совершенно иного типа. Вилли Лонг — человек, которого я впервые увидел в методистской церкви одного из небольших приморских городков, — поднялся на кафедру в голубой рыбацкой фуфайке. В руках у него были покачивающиеся Из стороны в сторону весы, на которых рыбаки обычно взвешивают рыбу. Помещение церкви сразу наполнилось запахом соленого морского прибоя. Этот не слишком образованный человек с сильным норфолкским акцентом, путающий предлоги и окончания, продемонстрировал такую веру, которая, на мой взгляд, и сыграла решающую роль в период становления моей личности Именно она послужила толчком к пробуждению моей веры. Вилли Лонг дал мне больше, чем все известные проповедники, Когда он стоял перед нами и говорил о Боге, всем казалось, что он вел рассказ о своем личном друге. Он весь светился Божьей любовью, у него слезы стояли в глазах. Вилли Лонг, мало заботящийся о собственном образе в глазах окружающих, открыл для меня образ Божий.

Позже, уже в Индии, мне довелось познакомиться еще с одним человеком, поразившим меня такой же гармонией духа, — Марией Вержес. Мария была нашим врачом и уникальной личностью: с парализованными ногами она умудрялась работать хирургом. Мне не раз приходилось наблюдать благоговейный трепет, который испытывали пациенты при общении с этой женщиной.

Мария была одной из самых лучших моих студенток. Но случилось так, что она попала в жуткую автомобильную аварию. В результате вся нижняя часть ее тела, начиная от талии, оказалась парализованной. Несколько месяцев она провела на больничной койке, проходя курс лечения и реабилитации. Как она сама считала, восстановительные упражнения для ног были лишь пустой тратой времени, но она твердо верила в божественное исцеление. Она не сомневалась, что в один прекрасный день Бог полностью вернет ей работоспособность нижних конечностей.

Однако со временем Марии хватило мужества посмотреть правде в глаза: она оставила навязчивую идею о чудесном исцелении. Вместо этого она приобрела небывалую силу духа, которая наилучшим образом проявилась в ее теперешнем положении. Наперекор своим физическим недостаткам она закончила учебу и стала работать хирургом в больнице Христианского медицинского колледжа. Она являла собой пример несгибаемой силы духа.

Вдобавок к полной неподвижности нижних конечностей у Марии еще было серьезно травмировано лицо. Пластический хирург провел серию операций по восстановлению микроструктуры костной ткани ее щек. Он сделал все возможное, но в результате через все лицо девушки прошел огромный, безобразный шрам. Когда Мария улыбалась, на нее было больно смотреть. Но то влияние, которое она оказывала на пациентов в Веллоре, трудно было переоценить.

Страдающие проказой пациенты с утра в подавленном состоянии бесцельно слонялись по проходам между кроватями своих палат (в то время их передвижение по остальным помещениям больницы было строго ограничено). Вдруг до них доносилось еле слышное поскрипывание. Это означало, что инвалидная коляска Марии движется в их направлении. В мгновение ока все лица расцветали такими сияющими улыбками, как будто им объявили, что они полностью выздоровели. Мария обладала способностью вселять в людей веру и надежду. Каждый раз, когда я вспоминаю Марию, я вижу не ее лицо, а его отражение в лицах множества людей. Я вижу не ее образ, а образ Бога, проступающий через ее обезображенную физическую оболочку.

И есть еще одна личность, стоящая над всеми остальными, оказавшая огромное влияние на мою жизнь. Это моя мама Бабуля Брэнд. Я не могу говорить о ней иначе, как с теплотой и любовью. В молодости она отличалась классической красотой — и фотографии могут доказать это, — но к старости тяжелейшие условия существования в Индии, последствия падений с лошади, борьба с брюшным тифом, дизентерией и малярией превратили ее в изможденную, сгорбленную старушку. Постоянные ветры и палящее солнце иссушили ее кожу: лицо покрылось такими глубокими и длинными морщинами, которых я не видел больше ни у одного человека. Она знала лучше других, что ее внешность не очень привлекательна, поэтому у нее в доме не было ни одного зеркала.

Мама жила и работала в горной местности на юге Индии. Ей было 75 лет, когда она упала и сломала бедро. Всю ночь она пролежала на полу, корчась от боли, пока наутро ее не обнаружил рабочий. Связав доски и уложив на них маму, четверо мужчин по горной тропе доставили ее вниз к подножию горы. Потом ее погрузили на джип, и почти 250 км она тряслась по проселочной дороге, испытывая сильнейшую боль при каждом толчке. (Она уже однажды проделывала такое же путешествие, когда в первый раз упала с лошади на крутой горной дороге; после того падения у нее развился паралич ног ниже колен).

После этого случая я отправился в расположенную высоко в горах глинобитную хижину мамы, чтобы уговорить ее, наконец, оставить все свои дела и уйти на отдых. К тому времени она передвигалась только с помощью двух длинных бамбуковых палок: она должна была переставлять одну за другой палки и затем по очереди подтаскивать к ним ноги, причем каждую ногу надо было поднять повыше, чтобы она не волочилась по земле — это причиняло ей сильную боль. Тем не менее, преодолевая эту боль, мама продолжала ездить на лошади по отдаленным деревням, неся их жителям Благую весть и врачуя болезни.

Я приехал, вооружившись, как мне казалось, неотразимыми доводами, чтобы убедить маму выйти на пенсию. Ей было небезопасно оставаться жить в уединенном месте, от которого около суток надо было добираться до ближайшего населенного пункта, где могли бы оказать более или менее квалифицированную помощь. Ее парализованные ноги, неспособность нормально ходить вызывали немалую тревогу. Кроме того, после полученных ранее переломов ребер и трещин позвонков, ее мучили непроходящие боли в позвоночнике. А еще она перенесла сотрясение мозга, перелом бедренной кости, тяжелейшую инфекцию… «Даже самые лучшие люди на восьмом десятке уходят на пенсию, — с улыбкой закончил я свою речь. — Мама, переезжай к нам в Веллор и живи с нами».

Бабуля не восприняла всерьез ни один из моих аргументов. Она удивленно спросила: «А кто же будет работать здесь? Во всей ближайшей округе нет больше никого, кто мог бы благовествовать, перевязывать раны и удалять зубы». И закончила следующими словами: «В любом случае незачем беречь мое старое тело, если оно больше не будет служить там, куда призывает его Бог».

И мама осталась жить в горах. Спустя 18 лет, когда ей было уже 93 года, она с большой неохотой отказалась от поездок верхом на своем пони, потому что слишком часто падала с него. Преданные ей индийцы стали носить ее из селения в селение в гамаке. Таким образом она продолжала заниматься своей миссионерской деятельностью еще два года; она умерла в возрасте 95 лет. Ее похоронили, как она просила, завернув в старенькую простыню — без гроба. Так хоронят простых деревенских жителей. Ее угнетала сама мысль, что на ее гроб будет потрачена дорогостоящая древесина. Кроме того, ей нравился простой символический переход физического тела в органическое состояние, в то время как душа становилась свободной.