Горбатые мили - Лев Черепанов

«Тэк-с. Передо мною не кто иной, как первый, — заговорил с собой Лето. — Только чего мешкает-то? Мо быть?.. А? В смятенье?»

— Мое вам! — поприветствовал.

Чтобы он беспрепятственно прошел мимо, Назар прижался спиной к переборке:

— Добрый день!

А перед «Тафуином» уже разворачивалась бухта. Сначала, справа налево, проплыли массивные заводские корпуса, за ними — ошвартованные у рыбного порта рефрижераторы под сенью наших, отечественных кранов, а также купленных иностранцев: «блейхертов», «ганцев», «вашингтонов»… Одновременно по городу, от вершины бухты Находки к выходу из нее, по всем улицам-террасам, по стеклам бесчисленных окон передвигался нестерпимо яркий отраженный сверк.

Оставаясь на корме, Дима упер плечо в вентиляционную колонну и смотрел на переполненный, занятый провожающими бетонный причал — не мог отыскать среди чудесных женских лиц, необыкновенно просветленных одной на всех печалью, самую дорогую, тоже, как все, принаряженную, с вымученной улыбкой, в окружении целого выводка ребятишек, не совсем представляющих, как себя вести, — не схлопотать бы подзатыльник.

За пограничным постом во все стороны, и к берегу тоже, простиралась как приподнятая, неугомонная, пропитанная радостью гладь. По ней, словно по чешуйкам игривых рыб, куда-то бежали слепящие бесчисленные блики, а выше их, на уровне капитанского мостика, по-свойски толкал прозрачный свежак. Ничем тогда сильней его не пахло: ни сушей, уходящей на запад, ни сорванными где-то со дна серо-зелеными водорослями.

Лето все еще думал о том, к а к и м  застал Назара, будучи почти уверенным, что подсмотрел, какая у него определяющая черта. «Мы здесь… видно же, на ограниченном пространстве. Друг от друга — куда? Если я исполню что-то не совсем, это еще как отразится. Кто он? Как со мной!.. Чуть не расшаркался. Можно не сходиться, драть глотки: так, не так. Мешает ли застенчивость руководить? А то, что не помогает, это к чему доказывать?»

Когда Назар услышал спокойно-настойчивый стук в дверь, соседствующий с рыбным торговый порт, беленые высоченные склады за чащей мачт сухогрузов заслонил мыс Астафьева. Уже сам этот мыс, длинный и буро-черный, к тому времени почти погрузился за горизонт, и над ним, над его макушкой, так же, как рядом, вроде бы совсем не зло плескали островерхие волны.

— Я несу чемодан, — звонко выпалила перед открытой дверью молодая женщина. Она, походило, только что оставила шумное застолье, была под хмельком и помнила, что для нее не счесть сколько удовольствий, и все они экстра-класса. Тряхнула кистью оттянутой руки раз, другой: — Ух, какой же он тяжелый! Ваш?

Чужой в своих владениях Назар не подтвердил это и ко всему забыл снять ладонь с дверной защелки.

«Он, — сокрушенно сказала себе Нонна. — Предчувствие не обмануло меня». И торопливо, быстро скачущим взглядом осматривая Назара, молила, чтобы на его месте оказался кто-нибудь из другой жизни, еще ни разу ею не встреченный. «Назар!» — в тоске согласилась с очевидным.

Сравнительно недавно, накануне своего перевода с «Амурска» на «Тафуин», Нонна карабкалась по крутому склону к чертову дереву и чуть не свалилась в обрыв. Сразу запретила себе смотреть вниз и, странное дело, не могла справиться с собой. Заглянула за последнюю осыпающуюся кромку и позади нее, в глубине, увидела острые камни. Тотчас чуть не выпустила из рук крошечный пенек ольхи. Словно хотела поскорей разбиться. Точно так у ней получилось с чемоданом. Потащилась с ним, уже зная из разговоров на ботдеке, чей он мог быть…

Чтобы Назар кого-то забыл — такого не бывало. Однако почему-то спросил:

— Вы?..

— Так и есть!.. Назар Глебович… Что ж, добрый день. Вас — как, поздравить с приездом или с возвращением?..

Она пристально посмотрела на свою испачканную в акварели ладонь, попробовала, не удастся ли разгладить надавленный рубец и заговорила, какой удивительный Сашка Кытманов.

И пошатнулась, так как палуба вдруг просела. Назар полетел к носовой переборке. В открытые иллюминаторы донеслось шипение сплющенной о борт волны.

— Сижу, — расчувствовалась Нонна, — воображаю, как мой Сашок прыгает по балкам главного корпуса. Перед ним огромные, в обмуровке… Пронзают снизу три или четыре этажа…

— Варочные котлы, — напомнил Назар.

Она умолкла. Скосила на него глаза… Он же видел в ней прежнюю девочку — свою знакомую по «Амурску». Со святой верой в себя. С такой задумкой: подзапастись всем тем, что от жизни, сама правда. Не жила — как на крыльях летела.

Назару было беспокойно оттого, что не служил еще, только погрузился. Начальник рыболовецкого управления обещал устроить ему свидание с капитаном непременно в парткоме, самое главное — с таким напутственным вступлением, чтобы обласканный, неофициальный флагман Приморрыбпрома Зубакин ничего б не позволил себе потом, в экспериментальном рейсе. Знал свой край. То есть ни в чем не обходил бы своего первого помощника. А секретаря с заместителем сразу с утра вызвали в город. На другой день — то же самое. На уже отошедший «Тафуин» в последний час вместо них прибыл ничем тогда особенно-то не загруженный Скурихин.

«Сам представлюсь! — решил Назар. — А что? Я ни при чем!»

Уже обдумал, как подойдет к Зубакину, пусть даже зазнаистому, и скажет, кто он. Потом возьмется за свое дело, а оно, как бытует, за него. Иначе, по-моряцки, самостоятельно войдет в назначенный курс.

Нонне как будто что передалось от Назара. Почувствовала себя скверно. Ненужной Сашке Кытманову. А из-за кого? — нечего теперь… Из-за Зубакина. Всему пришел конец: и тем раздумьям, какие грели душу, и надеждам чего-то добиться в рисовании.

В ходовой рубке авралил ограниченный круг специалистов современнейшей навигации. Шел отсчет пеленгов. Штурманы (старпом, второй, третий, четвертый — все по-праздничному нарядные, один краше другого) сверяли получаемые от маяка сигналы с показаниями сразу всех магнитных компасов, не забывая о готовом громыхнуть громе — Зубакине, который был и всевидящим, и желающим как будто, чтобы кто-нибудь оплошал. Ходил между поисковым локатором и дверью в штурманскую, насупленный, с поддернутыми чуть не до локтей рукавами.

«Кто такой? Скромный шибко!..» — Ненадолго задержался перед Назаром.

Он бесился. Факт, кто-то после полдника «шарашился» у его кабинета, хватался за переборку, чтобы не упасть. Впрочем, не только это. Кого-то понесло к нему позднее. Когда? Уяснил. «Нонна расслабла. Уже не оглядывала себя: очень ли измялся пиджак».

Все действовали слаженно, четко. Зубакин же, готовый на что угодно, следил за каждым: не скажет ли кто что-нибудь с намеком, не выявится ли себе на беду соглядатай? Он не знал, померещилось ему или так действительно было: во второй раз слышал из спальни не только предупредительно-тихий скрип шарниров входной двери, а еще вдобавок чьи-то шаги, сначала размеренно-ровные, затем вкрадчивые, на обратном пути — испуганные. Чуть не вскочил в то мгновение схватить соглядатая: Нонна не дала выйти — толкнула назад.

Качнуло. Назару хоть бы что — устоял.

«А может, это научник?.. — предположил Зубакин. — Смотри: нос кверху! Ну, может, я хватил. Точно даже. А все ж… будто ни от кого не зависит, хотя на деле-то ведь, известно, не так».

В прямой связи с низкой эффективностью прогнозов ученых он повсюду утверждал, что ничего не изменится, пока в промысловых отделениях НИИ не повысят оклады. «Требуется-то всего ничего: пересмотреть штаты, вытурить второстепенных и набрать стоящих».

К нему направился старпом Плюхин.

Зубакин уже почти не сердился из-за того, что ему кто-то чуть не помешал овладеть Нонной. Уставился на Назара, полный горечи, что исследования в рыбных районах осуществлялись не в полном объеме, теория едва плелась за практикой, из-за чего капитанам приходилось туго, они вынужденно импровизировали, и не всегда удачно. Сколько денег летело на ветер.

«С тремя широкими нашивками на погонах здесь вон сколько… — пересчитал Назар. — Попробуй угадай, кто из них капитан. Еще налечу на кого-нибудь из управления!..» — Перешел к переборке, напротив поисковых локаторов.

В то время Зубакин приглядывался к основному компасу, поднял подбородок и прищурился, уверенный, что это не останется незамеченным, возле него как бы между прочим пройдет Лето, чтобы услышать все равно что: совет или так, не очень значительное замечание. Компасная картушка как раз раскачивалась. В этой связи Лето причмокивал и мотал головой — сочувствовал Зубакину.

— Я к вам, — шагнул к Зубакину Назар. Сначала он назвался по должности и фамилии, а затем, чуть помедлив, еще по имени-отчеству, чего Лето не одобрил: закивал.

Зубакин продолжал смотреть туда же, чтобы Назару показалось, что ему, чуждому всему флотскому, полагалось повременить.