Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован

— Однако, — сухо добавил судья, — я не был вполне удовлетворен либо их профессиональной квалификацией, либо мотивами, которыми они руководствовались.

Судья сообщил мне, что у Абеля в момент ареста обнаружено 22 886 долларов и 22 цента наличными и банковскими депозитами. Он также сказал, что, хотя я должен обсудить вопрос о гонораре с моим новым клиентом, суд утвердит гонорар в сумме не менее десяти тысяч долларов, не считая текущих расходов, которые также должны быть возмещены. Я ответил, что меня устраивает такой гонорар, но заранее решил передать его на благотворительные цели. Он заявил, что это мое личное дело, но вид у него при этом был несколько удивленный.

На половину третьего была назначена встреча с представителями прессы в моей конторе в деловом квартале Манхэттена. Я начал пресс-конференцию с заявления о том, что согласился взять на себя эго поручение, рассматривая его как свой общественный долг. Я подчеркнул, что национальные интересы страны требуют справедливого — в отношении Абеля — судебного разбирательства, и сказал, что необходимо отличать предателей из числа американцев от иностранных агентов, служащих своим правительствам. — Если то, что содержится в заявлении администрации, верно, это означает, что мы имеем дело не с американцами, предавшими свою страну, а с гражданином СССР, якобы военным по положению, который служил своей стране, выполняя исключительно опасную миссию. Я как американец хотел бы надеяться, что руководство США также располагает людьми такого же ранга, выполняющими подобные задания во многих странах мира.

Работа, выполняемая тайным агентом, всегда опасна и неблагодарна, поскольку он знает, что в случае разоблачения правительство тут же откажется от него. Тем не менее в США есть много памятников Натану Хейлу.

Кто-то спросил:

— Как вы относитесь к полученному заданию?

Я на мгновение задумался и чистосердечно ответил:

— Не могу сказать, что доволен. Однако ценю честь, которая мне оказана Ассоциацией адвокатов, избравшей мою кандидатуру.

Говоря это, я думал о том, что мне сказал член Верховного суда штата Нью-Йорк, судья Майлс Макдональд, который позвонил мне незадолго до конференции, чтобы пожелать удачи. Он сказал: «Надеюсь, вы понимаете, что вам предстоит. С тех пор как Джон Адамс защищал английских солдат в связи с бостонской резней в 1774 году, ни один защитник не имел менее «популярного» клиента».

Среда, 21 августа

Я был представлен полковнику Абелю в помещении для лиц, содержащихся под арестом. Мы обменялись быстрым рукопожатием и пошли по коридору мимо работающих телевизионных камер в маленькую комнату для арестованных, которую я просил судебного распорядителя выделить для нашей первой встречи. У дверей этой комнаты стоял целый отряд помощников распорядителя. Двери за нами закрылись. Помощники распорядителя остались снаружи, и мы оказались одни, лицом к лицу — нас разделял лишь стол.

— Вот мои рекомендации, — сказал я, передавая ему экземпляр подробного сообщения для печати, подготовленного Ассоциацией адвокатов. В нем объявлялось о выборе моей кандидатуры. — Мне хотелось бы, чтобы вы внимательно прочитали это и обдумали, нет ли здесь чего-либо такого, что, по вашему мнению, могло бы помешать мне выступить в качестве вашего защитника.

Он вооружился очками без оправы и стал внимательно читать. Я, наблюдая за ним, вспомнил, как его описывали газеты и журналы: «Заурядного вида невысокий человек… благородное лицо с острыми чертами… длинный нос и блестящие глаза, делающие его похожим на любопытную птицу». Мне, однако, показалось, что он больше походил на школьного учителя. Абель был худощав, но казался жилистым и крепким. Когда мы здоровались, он крепко стиснул мою руку.

Закончив чтение, он поднял глаза и проговорил:

— Я согласен, чтобы вы были моим адвокатом. Он сказал это на безукоризненном английском языке с акцентом, характерным для англичанина из высших классов, прожившего несколько лет в Бруклине.

Я уведомил его, что согласен на любой гонорар, который суд сочтет достаточным, но употреблю его на благотворительные цели. Он заметил, что это мое «личное дело», и добавил, что уже упоминавшийся гонорар в размере десяти тысяч долларов будет справедливым, пояснив, что юрист, посетивший его в тюрьме, просил за ведение процесса четырнадцать тысяч долларов. Но он отверг услуги этого человека, потому что ему «недоставало профессионального достоинства», кроме того, у него был крайне неряшливый вид и даже грязь под ногтями.

Он, видимо, благородного происхождения, подумал я.

Покончив с формальностями, мы уселись, и он спросил меня, что я думаю о его положении. С кривой усмешкой он сказал:

— Думаю, они поймали меня без штанов.

Я рассмеялся. Его слова казались тем более забавными, что, когда агенты ФБР ворвались в его номер в гостинице ранним июньским утром, Абель спал нагишом. Агенты, производившие арест, обнаружили целый набор шпионских принадлежностей в его номере в манхэттенском отеле и в его студии в Бруклине. Там были коротковолновый радиоприемник с расписанием приема передач, болты, запонки, зажимы для галстуков и другие предметы с высверленными в них отверстиями, служившие «контейнерами», блокнот с кодами, зашифрованные тексты, приспособление для изготовления микроточек, географические карты США с отмеченными на них основными районами обороны. (Администрация утверждала, что она располагает, кроме того, и исчерпывающим признанием по крайней мере одного из помощников Абеля.)

— Пожалуй, я согласен с вами, полковник, — отозвался я и добавил, что, судя по газетным сообщениям, которые я читал, а также на основании беглого просмотра официального досье по делу, находящегося у секретаря суда, можно сделать вывод, что доказательств его шпионской деятельности имеется вполне достаточно. — Скажу вам откровенно: учитывая новое положение о введении смертной казни за шпионаж, а также нынешнее состояние «холодной войны» между вашей страной и моей, только чудо поможет мне спасти вашу жизнь.

На мгновение он опустил голову. Я, желая прервать затянувшуюся тягостную паузу, начал говорить о том, что надеюсь создать более благоприятную обстановку для процесса. В этой связи, сказал я, важно посмотреть, какова будет реакция на мою первую пресс-конференцию. Он невесело размышлял вслух о том, можно ли вообще рассчитывать на объективное судебное разбирательство в условиях, когда, по его словам, атмосфера в стране «все еще отравлена недавним маккартизмом». По его мнению, добавил он, министерство юстиции, ведя «пропаганду» его виновности и представляя его «главным шпионом», уже тем самым осудило его.

— Ведь судьи и присяжные читают все это, — сказал он.

Я ответил, что он должен верить в приверженность Америки идеалам справедливости.

У меня не было никаких сомнений: Абель является именно тем, кем его считает администрация США, и он решил, что бесполезно отстаивать другую версию. Во время рассмотрения дела в Техасе, где он содержался в лагере для иностранцев, прежде чем ему было предъявлено обвинение, он показал под присягой, что является гражданином СССР и просил выслать его в Советский Союз. В Техасе он показал, что в течение девяти лет жил в США, в основном в Нью-Йорке, незаконно и по крайней мере под тремя вымышленными фамилиями.

Когда я упомянул о Техасе, он сказал, что в то время, когда он там находился, ФБР предлагало ему свободу и работу в спецслужбах США с окладом десять тысяч долларов в год, если он согласится на «сотрудничество».

— Они всех нас считают продажными тварями, которых можно купить, — проговорил он.

Эта фраза невольно заставила его вспомнить об основном свидетеле обвинения, предавшем его бывшем помощнике Хэйханене.

— Он тварь, — с горечью констатировал Абель. — Не могу понять, как человек ради спасения собственной шкуры мог предать свою страну и обесчестить свою семью.

Затем он заявил, что ни при каких обстоятельствах не пойдет на сотрудничество с правительством США и не сделает для своего спасения ничего такого, что может нанести ущерб его стране. Я заметил, что если он будет осужден, то я буду настаивать на том, чтобы во имя национальных интересов Америки ему была сохранена жизнь, поскольку после нескольких лет в тюрьме он, возможно, изменит свое решение.

Я также сказал, что мы будем стремиться сохранить его жизнь еще и потому, что политическая обстановка может измениться и во взаимоотношениях между СССР и США может наступить благоприятное для него улучшение. Кроме того, ведь русские также могут задержать равного ему по значению американского агента, и тогда появится возможность устроить обмен или может произойти что-либо другое. Я имел в виду, что члены его семьи могут умереть, и тогда исчезнет одна из причин, заставляющая его молчать.