Севастопольская хроника - Петр Сажин

Книги бойко разбирают и гражданские. Книги! А не сахар, шоколад и консервы!

Конечно, в Москве есть и скупщики бакалеи и гастрономии. Ослепленные скупостью души, они сосредоточенно тратили свою энергию на закуп впрок. К счастью, на нравственных весах москвичей эта категория не тянула чашу вниз.

Москва живописна в эти дни, полные риска и отваги.

На заборах, афишных щитах, в витринах театральные афиши, рекламные снимки сценок из кинопремьер Плакаты и «Окна ТАСС». Портреты героев Отечественной войны: летчика Гастелло, героя острова Ханко Петра Сокура, моряка-североморца Василия Кислякова, героя Одессы Нечипуренко и защитников Москвы Героев Советского Союза Виктора Талалихина, Катрича и капитана Титенкова.

В «Окнах ТАСС» рожи — Гитлера, Геббельса и Геринга.

В столице — деловая сосредоточенность: всюду — на заводах, фабриках, в мастерских, на транспорте и в коммунальном хозяйстве — люди работают с отвагой. Город в осаде, стало быть, в сложнейших условиях, но в домах есть свет, по трубам бежит вода, в булочные доставляется хлеб, в магазины — колбасы, сыры, молочные продукты, овощи, фрукты, кондитерские изделия… Огромный город надо ежедневно кормить, обогревать, доставлять к месту работы, развлекать, мыть, освещать… А под стенами его армия, которой нужны эшелоны мяса, круп, муки, табака, спичек, медикаментов, перевязочного материала, а главное, снарядов, бомб, мин, оружия. Но суть, однако, не в каталоге поставляемых армии продуктов и изделий промышленности (для того чтобы у солдата в котелке был кусочек мяса, для армии ежедневно забивалось около двух тысяч коров!) — повторяю, главное не в перечислении, а в том, что все это регулярно поставляется и в дождь, и в снег, и тогда, когда на головы сыплются бомбы и на дорогах рвутся снаряды.

Не ущербной жизнью живет столица. Хотя витрины некоторых магазинов и прикрыты мешками с песком; хотя на окраинах воздвигнуты баррикады и противотанковые заграждения; хотя многие приметные здания расписаны так, что и не узнать сразу, что тут было до войны; хотя не видны кремлевские звезды, — Москва великолепна, у нее есть образ — она выглядит богатырем.

Просторно на улицах — нет той суеты, которая была характерна для стольного града; по решению Ставки из Москвы вывезены все центральные учреждения вместе со служащими всех рангов, положений и специальностей. В столице оставлены лишь небольшие оперативные группы, и они отлично справляются, 30 октября. Всю ночь писал очерк о Москве. Очень завидовал Яну Островскому и Дмитрию Гуляеву — корреспондентам «Красного флота» — они спали как убитые и не просыпались даже во время налета.

В пять часов лег спать, а в семь меня подняли «краснофлотцы». Да еще острили при этом. После завтрака отнес очерк дивизионному комиссару Понравилось, и он тут же послал его на ротатор.

В газетах ни слова о положении в Крыму. От Нилова никаких вестей…

31 октября — 3 ноября. В эти дни не раскрывал тетради. Некогда! По поручению Звягина занимался выяснением положения оставленных во время эвакуации в типографии очередных номеров флотских журналов. Тиражи лежали в типографии Доложил Звягину, он связался с «Полевой почтой» — журналы пошли на флоты.

Вчера у Камерного театра застигла воздушная тревога. Пришлось встать под ворота: огонь противовоздушной обороны столицы настолько густой, что осколки зенитных снарядов сыплются дождем Действуют зенитные установки крупного калибра осколки могут убавить ряды Военно-Морского Флота на две единицы — мы шли с Островским. После отбоя не успели сделать и двух шагов, как встретили двух Евгениев: Евгения Петрова и Евгения Кригера. В армейских, довольно неказистых с виду, шинелях, в серых цигейковых шапках, перекрещенные портупеями, с пистолетами почти под мышкой, они выглядели, как штабные офицеры полевых частей, уставшие от непрерывных отходов на лучшие позиции.

Кригер поднял сжатый кулак вверх и сказал по испански.

— Салуд, камарадос!

— Салуд! — откликнулись мы.

Последовали вопросы — «откуда и куда?» Что касается до нас, то мы после обеда в офицерской столовой шли в Радиокомитет: еще утром возникла идея через корреспондента «Последних известий» Всесоюзного радио по Ленинграду узнать, что с Ниловым. Мы резонно думали, что Нилов в Ленинграде непременно связан с корреспондентом «Последних известий».

Два Евгения сказали, что все это правильно, а Кригер даже лично знал Нилова, но тут же предложили, нельзя ли отложить эту экспедицию, они чертовски голодны, у них в редакции «Известий» «в вопросе пищевого довольствия отсутствует всякая инициатива», и они намерены свершить рейд в Дом литераторов, там, говорят, даже… Островский, извинившись за то, что он прерывает незаконченную мысль Кригера, предложил пойти в нашу флотскую офицерскую столовую, где наши друзья не будут обижены ни вниманием, ни искусством «пищеблока».

Как известно, флот содействует армии в осуществлении операций, и тут было то же самое: мы пришли в столовую, Островский сообщил начальнику столовой, что у нас в гостях военные корреспонденты «Известий», а один из них к тому же еще и автор «Одноэтажной Америки», «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», и, кроме того, еще и редактор журнала «Огонек». Нужно ли говорить, что Евгений Петров и Кригер были приняты почти как адмирал Нахимов после разгрома флота Селим-бея в Синопе!

…После «скромного» обеда мы пошли провожать наших гостей до Пушкинской площади, рассчитывая зайти в Радиокомитет, но все сложилось иначе: уже около «Известий» Петров и Кригер ни за что не хотели нас отпускать — Евгений Петров сказал, что он готовит такой кофе, какой, он подчеркнул, «головой ручаюсь, вы отродясь не пивали!»

Редакция «Известий» поразила нас пустотой помещений. Вскоре нам стало известно, в чем дело: пока Москва в осаде, газета выпускается небольшой группой редакционных работников и военными корреспондентами: Евгением Петровым, Евгением Кригером, Виктором Полторацким, Леонидом Кудреватых, Петром Белявским, Виктором Беликовым, Павлом Трошкиным, Дмитрием Бальтерманцем и Самарием Гурарием. Весь же большой штат «Известий», отбывший из Москвы в дни эвакуации, жил в Куйбышеве.

…Девять литераторов и фотокорреспондентов на казарменном положении: солдатские коечки, покрытые серого сукна одеялами, над койками портреты жен, детей. А некоторые пришпилили «сувениры» — цветные открыточки Франции и Италии, добытые в отбитых у противника окопах.

Когда кофе был готов, на столе появилась и бутылка заморского ликера. К кофе с ликером пригласили Катю Иванову — она была единственным работником бухгалтерии «Известий» и отлично справлялась со всеми счетно-расчетными операциями редакции и не стонала от тяжести своего труда, хотя заменяла солидный бухгалтерский аппарат.

Ну конечно, мы заговорили о трудностях, но известинцы заявили: они безумно рады тому, что им никто не мешает и материал от стола писателя идет прямо в набор, а не путешествует от стола к столу. Тут почти все были газетчиками со стажем и вспоминали, что такие времена были лишь в двадцатых годах: газеты того времени по формату были больше, а редакционные штаты едва ли не в пять раз уступали нынешним!

Мы ушли от друзей-известинцев лишь перед утром: ночью, когда были подписаны последние полосы, был показан фильм из коллекции Госфильмофонда «Не покидай меня» с участием знаменитого Джилли.

4 ноября. Вчера приехал Нилов. Худой, усталый, еле дух переводит: два дня добирался из Ленинграда. Часть пути ехал на паровозе.

В нашей «казарме» поставлена еще одна койка. Перед сном мы сводили его в душевую. Возвратился оттуда красный, распаренный, на лице блаженство и дышать стал легче. Раскрыл полевую сумку и начал хвастаться — привез два очерка: «Главный калибр» — об огневых налетах артиллерии линкора «Октябрьская революция» — и «Ханко стоит, как скала». И блокноты, полные записями о блокадном Ленинграде, Балтийском флоте.

Легли мы поздно. Лежа в чистой постели, Нилов долго рассказывал о положении в Ленинграде к тому времени, когда он прибыл туда и перед отъездом оттуда. Картина была такая: восьмого сентября немцы занятием Шлиссельбурга замкнули кольцо вокруг Ленинграда, попадать в него можно было лишь по воздуху, да и то через Ладожское озеро.

Одновременно с этим танковые части противника ворвались в Урицк — это буквально в двух шагах от ворот города. В то же время пехота повела жестокое наступление в районе Пулковских высот. Над Ленинградом нависла угроза, Военный совет фронта подготовил план уничтожения важнейших и уникальнейших сооружений, на случай если придется оставить город.

В эти дни в Ленинград прибыл генерал Жуков и вступил в командование войсками фронта. В ночь на 11 сентября Военный совет принял решение о срочных мерах по укреплению обороны города. Среди этих срочных мер значилось; «…огонь всей корабельной артиллерии сосредоточить для поддержания войск 42-й армии на участке Урицк — Пулковские высоты».