Америkа (reload game) - Кирилл Еськов

- Фантастическая наглость! Уважаю! И что - в Петербурге сумели проглотить это не поперхнувшись?

- Ну, поначалу казалось - на брегах Невы сгустились такие тучи, и из них сейчас шандарахнет такая молния, что разнесет вдребезги не только обе-две Калифорнии, но заодно и всю Мексику с Панамским перешейком, и расколет Америку на два отдельных континента!.. Но потом всё как-то стремительно распогодилось. Дело в том, что той же почтой, через ту же Гудзонову компанию, в Петербург из Петрограда были перечислены деньги - и вполне солидные деньги: казначейству предлагалось оприходовать налоги, выплаченные за отчетный период Русско-Американской компанией - подтвердив при этом кондиции и преференции, обозначенные в старом, петровском, Регламенте; русской императорской фамилии же - являющейся, согласно тому же Регламенту, совладельцем-акционером Компании - просто-напросто причитались дивиденды за тот же отчетный период: получите и распишитесь! А надобно представлять себе состояние российских финансов на тот момент - казна раздербанена временщиками в полную ветошь, производство и торговля скорее мертвы, чем живы, в Европе никто уже в долг не дает, ни под какие проценты, - чтобы понять: это было пресловутое "предложение, от которого невозможно отказаться".

А главное - statusquo, по серьезному-то счету, устраивало всех. Ну, есть где-то там, за морями-океанами, какая-то Калифорния, живут там сколько-то тысяч русских; в военной защите Метрополии не нуждаются, субсидий-субвенций от казны не просят, напротив того, исправно платят налоги - чем плохо? Царская семья заимела неплохую "прибавку к жалованью", двор перекрестился с облегчением: Светлейший-то и вправду, видать, решил осесть в этой своей Америке насовсем, и в столичных раскладах больше не фигура - ну, так и попутного ветра ему в корму!..

Правда, в царствование Анны Иоанновны при дворе распространилось мнение, что негоже, мол, такой высокодоходной компании оставаться в ненадежных частных руках, и в государственных интересах следовало б изыскать какой-нибудь способ отобрать ее в казну. Однако ревнители государственного интереса, продвигавшие, разумеется, каждый свой прожект отъема компанейской собственности (а главное - последующего руления оной), втянули в свои дрязги сперва ближний круг императрицы, а затем и ее саму; чем вызвали крайнее монаршее раздражение, завершившееся историческим державным окриком: "Слышать впредь не желаю про ту Америку, ни от кого и никогда!" После чего "Та Америка" для государства Российского канула в некое странное небытие, на манер Града Китежа - к обоюдному, надо заметить, удовольствию. Соблюдать этот режим взаимного невиденья-в-упор было тем легче, что сколь-нибудь регулярного сообщения между Метрополией и Петроградом так и не возникло: те охотские верфи, сооруженные голландскими умельцами, сгорели вскоре дотла, причем злые языки утверждают, будто запылали они с обоих концов сразу...

- Что ж, они там так и не обзавелись собственным флотом?

- Обзавелись, конечно! Из тех двоих голландских корабелов один, перекрестясь, вернулся с честно заработанными деньгами в родной Лейден, к тюльпанам и мельницам, а вот второй - маэстро Ван-Хиддинк - ни с того ни с сего плюнул на блага цивилизации, продлил контракт с Компанией и сделался шефом тамошнего Адмиралтейства. Работал как каторжный и совершил-таки второе свое чудо: войну с Мексикой Колония встретила с каким-никаким, но флотом; сам вот только до победы не дожил - сердце сдало, помер в одночасье прямо у себя на верфях. Имущества, сказывают, после него осталось - ни разу не надеванный парадный камзол, библиотека и морской сундучок, набитый золотом: всё его немереное адмиралтейское жалованье за все те годы - тратить-то его было, почитай, некогда; ну и конверт с завещанием, всё чин чином: внятных родственников, дескать, не имею, так что употребите те деньги на обучение смышленых ребятишек из неимущих семей в приличных мореходных училищах - голландских и английских. Бездуховный европеец, одно слово - нет, чтоб о душе подумать... Так что всегда был у них там флот, как не быть. Просто тогда уже возникало то отношение к Метрополии, которое потом чеканно сформулировал их третий Президент: "Мы к вам - если захотим, а вы к нам - если сможете".

И главное тут - структура коммуникаций: связь с Метрополией через Пацифику - морем до Охотска, а потом на перекладных через всю Сибирь - самой Колонии оказалась попросту ненужной. Как обычно, оказалось, что "кружной путь короче": связь с Европой - и с Петербургом в том числе, если понадобится - через мексиканские порты.

Дело в том, что выиграть войну с полусонной Мексикой - это, как вы понимаете, не проблема; проблема - после этого "выиграть мир", но им и это удалось! Конечно, немало помогло тут и то, что испанец - это, если приглядеться, "тот же русский, только в профиль": та же органическая неспособность к европейскому Ordnung'у и анархизм, мирно уживающийся с нутряным монархизмом внутри одной и той же черепной коробки; то же стремление ударить вдруг шапкой оземь и, нахлобучив заместо нее, на манер шлема, расколотый тазик, отправиться за тридевять земель освобождать заколдованных принцесс (вовсе о том не просивших); то же преклонение перед фантомами своей Великой Истории при крайней неприязни к нынешнему Государству во всех его реальных ипостасях...

Началось всё с того, что многие бойцы мексиканской армии, попавшие в плен по ходу той "Шестинедельной войны" (в Мадриде, спасая лицо, объявили, что никакой войны, собственно, и не было - так, вооруженные стычки между мексиканскими и русскими золотоискателями на спорной территории, статус которой будет определен позже), после заключения перемирия наотрез отказались из того русского плена возвращаться. А дальше - никто и глазом не успел моргнуть, как калифорнийские кабальерос массово переженились на нежных светлокудрых северянках, а военные и гражданские служащие Компании - на страстных чернооких сеньоритах. Как-то сам собою решился и вопрос о "естественных границах": таковой стала речушка со смешным для русского слуха названием Порсьюнкула (Поросячий ручей, по-нашему), по берегам которой выросли два пограничных поселка - Лос-Анджелес с южной, испанской стороны и Новоархангельское с русской. Поселки стремительно разрослись и слились в единый город, где русские перемешались с испанцами и индейцами до полной уже неразличимости исходных корней; именно здесь впервые зазвучало самоназвание "калифорнийцы" и обрело популярность демократичное обращение "compaЯero", сделавшееся вскоре среди компанейского люда всеобщим, снизу доверху. Неудивительно, что испанский губернатор в Сан-Диего (имевший обыкновенно русскую жену и кучу родственников, ведущих дела и делишки с Компанией) прислушивался к мнению Петрограда с неменьшим вниманием, чем к указаниям далекого Мехико, а пуще того - Мадрида.