Карл Маркс: Мировой дух - Жак Аттали

В январе 1815 года все 11 тысяч жителей Трира, в свое время бурно рукоплескавшие приходу французов, встречали союзников как освободителей. Город отошел к Пруссии. Больше всех повезло трем сотням городских лютеран, которые исповедовали ту же религию, что и новый господин. Пруссаки вели себя осмотрительно. В Рейнскую область послали высокопоставленных чиновников, дав им напутствие управлять с соблюдением местных традиций. В результате конфискация церковного имущества не подверглась пересмотру; кодекс Наполеона остался в силе; слушания в судах по-прежнему были открытыми и гласными. В июне 1815 года, по завершении Венского конгресса, победители создали не национальное государство, как ожидалось, а Германскую конфедерацию — аморфный союз княжеств, пришедший на смену почившей в бозе Священной Римской империи. Единственным общим органом был лишенный всяких полномочий Союзный сейм, заседавший во Франкфурте-на-Майне под председательством австрийских представителей, уполномоченных тридцатью девятью князьями и правителями сотен мелких немецких государств.

Священный союз повсюду отменял положения, касающиеся эмансипации иудеев: во Флоренции и Франкфурте их вновь заперли в гетто, в Рейнской области, снова ставшей прусской, им было запрещено покупать земли, свободно вступать в брак, менять место жительства, заниматься ремеслом по своему выбору. Те редкие иудеи, которые заняли при французах официальные должности, должны были оставить государственную службу. В Трире эта мера ударила по трем евреям, в том числе по Гершелю Марксу Леви.

Новоиспеченный адвокат был к этому готов: как только Французская империя зашаталась, он уже знал, что иллюзии скоро развеются и он лишится с трудом завоеванного права заниматься единственным делом, которое знал и любил. Он не мог этого допустить, искал поддержки, хотел добиться для себя исключения из правил, стучался во все двери. После Ватерлоо, в конце июня 1815 года, Гершель Маркс обратился в комиссию, которой пруссаки поручили организовать в Трире передачу власти от старых хозяев новым. В докладной записке он объяснял, что является лояльным гражданином и будет всецело предан королю; говорил о том, что верит в дух справедливости Пруссии, и просил сделать для него исключение. Председатель комиссии передал его прошение в Берлин и посоветовал оккупационным властям удовлетворить просьбу, представив Гершеля «очень образованным человеком, исполненным усердия и совершенно лояльным». Ответ долго не приходил, затем грянул, как гром среди ясного неба: отказ. Никаких послаблений! Все иудеи всех немецких провинций должны быть отстранены от свободных профессий.

Как и всем прочим евреям бывшей Французской империи, Гершелю Марксу Леви пришлось делать выбор между профессией и конфессией. Многие из рейнских евреев, столкнувшись с той же дилеммой, предпочли сменить веру. Гершель колебался: он не так давно женился, жена только что родила дочку и уже снова ждет ребенка. Он не видит для себя возможности заниматься иной профессией из тех, что разрешены иудеям. Хотя, казалось бы, проблем нет — достаточно сменить религию и все пути открыты. Тем более что в сердце Гершеля нет особой привязанности к иудаизму. Он верит, но не в иудейского Бога со всеми его особенностями, а в абстрактное Божество, которое говорит скорее с учеными, чем со священниками. С некоторых пор он лишь эпизодически появляется на службах своего брата в синагоге, считая проводимый там ритуал архаичным. Ему ближе позиция иудеев из Гамбурга, читающих молитвы по-немецки и уже не заводящих речи ни о возвращении в Сион, ни о приходе Мессии, ни о восстановлении Храма. Даже еженедельная служба у них ведется не по субботам, а по воскресеньям. Его брат, городской раввин, умолял его не предавать их народ, не причинять такого горя их больной матери.

Гершель поколебался, а потом принял решение: он не отречется от веры своих предков. Он вышел в отставку и жил на помощь от своей семьи. Его друзья-христиане продолжали с ним общаться. Он всё еще надеялся, интриговал, суетился. Познакомился с новыми чиновниками, прибывшими из Берлина для организации передачи власти; старший из них, барон Людвиг фон Вестфален, попытался ему помочь — всё тщетно. Этот барон был нетипичным аристократом: его отец служил адъютантом герцога Брауншвейгского в Семилетнюю войну, а вторая жена была дочерью шотландского пастора из знатного рода Аргайлов. Образованный, но не имеющий личного состояния, этот отец семерых детей от двух браков получал самое высокое жалованье в городе: 1800 талеров в год.

Материальное положение Гершеля пошатнулось. Его дочка умерла как раз перед рождением своей сестренки Софии, 13 ноября 1816 года, то есть через несколько недель после первого заседания Союзного сейма во Франкфурте. Какое-то время он подумывал уехать во Францию, где евреи хотя бы внешне сохраняли свои права, но ему не позволили. Он не видел возможности заниматься своим ремеслом, но и не представлял, как сможет уехать из этого города, с которым его связывало столько уз. С другой стороны, не мог же он бесконечно находиться на содержании у семьи!

На следующий год после смерти матери Гершель не выдержал. Он отрекся от иудаизма и сменил имя Гершель Маркс Леви на Генрих Маркс. Однако не порвал со своей общиной, в особенности с братом. Чтобы показать ему, что его обращение носит чисто тактический и, возможно, временный характер, он перешел не в католичество, главенствующую религию в городе, а в лютеранство — религию берлинских господ, которую исповедовали только 300 человек из 11400 жителей, то есть лютеран было не больше, чем евреев. Гершель снова сделался адвокатом. Всю свою жизнь он будет защищать рейнских евреев и протестовать против несправедливости, жертвой которой считал как самого себя, так и всех остальных немецких евреев.

Первый его сын родился в Трире 5 мая 1818 года. Его не обрезали, но и не крестили по лютеранскому обряду. При этом он получил по еврейской традиции имена отца и деда, бывшего городского раввина. Полностью его звали Карл Генрих Мордехай, но в истории осталось сокращенное имя — Карл Маркс.

В тот год Шопенгауэр опубликовал «Мир как воля и представление», а Мэри Шелли — своего «Франкенштейна», который двадцать пять лет спустя произвел сильное впечатление на молодого Карла. В том году канцлер Гарденберг, стоявший во главе правительства, реорганизовал Пруссию, разделив ее на восемь провинций, и установил новые таможенные тарифы, позволившие виноградарству процветать в Рейнской области. С другой стороны, Берлин поощрял интерес к прошлому и выделил крупные субсидии на археологические раскопки, которыми занимались в свободное время жители Трира — врачи, адвокаты и учителя: это не давало им полностью отдаваться борьбе за гражданские свободы. Эта борьба продолжалась в других местах: в следующем году состоялся первый переход через Атлантику парового судна «Саванна», занявший двадцать восемь дней, а под Манчестером прошла демонстрация за реформы и гражданские права, собравшая 60 тысяч участников; при ее разгоне шесть человек погибли.