Калигула - Зигфрид Обермайер

— Не стоит извинений, это всего лишь брызги, — ответил мужчина.

— Я ошибаюсь или действительно видел тебя раньше на Марсовом поле во время тренировок? Ты носишь на шлеме знак центуриона.

— Да, это был я. А ты тренируешься с группой?

— Нет-нет, я только наблюдал и должен сказать, что ты произвел на меня впечатление. Я многое отдал бы, чтобы так же владеть мечом. Кстати, меня зовут Корнелий Сабин.

Его собеседник польщено хмыкнул.

— Этому можно научиться. Ты молодой и крепкий, и никто не мешает тебе попробовать.

Тут он протянул Сабину руку и назвался.

— Кассий Херея, центурион преторианского легиона.

— Ты не согласишься давать мне уроки? Конечно, за плату.

Херея отрицательно покачал головой:

— На это у меня нет времени, Сеян не дает нам вздохнуть. Но ты сможешь найти меня два-три раза в неделю на Марсовом поле, и после тренировок мы немного позанимаемся.

Сабин воспользовался предложением и уже четыре раза тренировался с Хереей, конечно только на деревянных мечах. Потом они ходили в термы, и Сабин настоял на том, что хотя бы за это возьмет расходы на себя. В помещении для отдыха они беседовали вполголоса, и Сабин узнал, что Херее исполнилось тридцать пять лет, он принимал участие в некоторых германских походах и вот уже шесть лет служит в Риме, в преторианском легионе.

— Заработок здесь выше, и я смог обзавестись семьей. Женат уже пять лет, у меня двое детей — сын и дочь. Больше мы не можем иметь, потому что квартира, которую снимаем, очень тесная. Марсия хотела бы купить домик в Транстиберии, они там стоят совсем недорого.

Так постепенно они посвящали друг друга в обстоятельства своей жизни, и Сабин чувствовал, что этот человек был его полной противоположностью. С самого начала Херея четко планировал свою жизнь, он жил в мире приказов и обязанностей, и это было его добровольным выбором. Легион стал для него отечеством, семьей и родным домом. Он хотел, когда оставит армию и получит причитающиеся деньги, купить в Пренесте, где его брат трудился на доставшейся от родителей арендуемой земле, собственный надел. В отношении женщин у него также были совсем другие представления.

— Я против того, чтобы гулять и тратить на них силы и деньги, даже если ты не женат. Лучше уж побольше сэкономить и жениться потом на порядочной девушке. И никакого распутства. От этого только ссоры и неприятности. Наша жизнь с Марсией, во всяком случае, началась хорошо.

Вот что узнал Сабин о своем новом друге. Друге? Да, в мыслях он так его уже называл. Хотя по характеру они были очень разными. Сабин уважал спокойную уверенность, целеустремленность и старомодные добродетели Кассия Хереи. О том, что нашел центурион в нем, юноша на много лет младше, Сабин не задумывался.

Между тем он подходил к тренировочной площадке, которую потеснили строения последних десяти лет, да так, что она оказалась в кольце храмов. Уже издали Сабин различил хорошо знакомые звуки: звон мечей и приглушенные удары о щиты.

Это была территория мужчин. Правда, ни один закон не запрещал присутствовать здесь женщинам, но приходить сюда осмеливались немногие, и их лица, как правило, скрывала вуаль.

Проституткам же доступ на Марсово поле был закрыт, им разрешалось заниматься своим промыслом только в районе Субуры — квартале между Капитолием и Эквелиниумом.

Сабин поискал глазами знакомую высокую фигуру друга, но тут кто-то сзади положил ему на плечо руку. Сабин оглянулся и увидел сдержанную улыбку на спокойном лице Хереи. Тот уже переоделся и, казалось, был рад встрече.

— Здравствуй, Сабин! Я думал, что ты сегодня не придешь. Для упражнений у меня больше не осталось времени, только, пожалуй, час для терм. Сеян приказал сегодня вечером всем преторианцам явиться для совещания.

Когда они парились, Херея мялся и никак не мог решиться заговорить:

— У меня к тебе есть вопрос, точнее просьба. Ты как-то предлагал мне платить за уроки, но я отказался от денег. Не хочу их брать и сейчас, но ты мог бы по-другому, скажем, отблагодарить меня, если ты, конечно, хочешь…

Сабин не вытерпел:

— Да говори же, Херея, мы ведь уже старые знакомые! Если я что-то могу для тебя сделать, я сделаю это.

Херея придвинулся вплотную к нему и прошептал:

— Я бы хотел научиться писать, понимаешь? Не то чтобы мне этого сильно недоставало, но меня задевает, когда мальчишки из богатых семей, которые могли позволить себе нанять учителей, смеются надо мной. К тому же, если я научусь читать и писать, меня могут повысить, возможно, я даже стану трибуном.

Сабин положил руку на плечо Хереи:

— С удовольствием, мой друг. Я буду рад оказать тебе услугу. Но не думай, что это так просто!

— Просто или нет, — твердым голосом заявил Херея, — я решил, что научусь, и сделаю это. Раньше у меня не хватало мужества попросить кого-нибудь, а учителя я бы не смог себе позволить. Представляю себе лицо Марсии, когда она…

— Когда она что? — поинтересовался Сабин.

— Когда она узнает, что я научился читать и писать. Свое имя я уже могу кое-как нацарапать, центурионы должны это уметь, и буквы я выучил наизусть, но не знаю, что они обозначают.

— С этим мы разберемся, — обнадежил его Сабин. — Если восьмилетний может этому научиться, научится и тридцатилетний. Кстати, где мы будем заниматься? У тебя дома? В термах? Или на тренировочной площадке?

Херея рассмеялся.

— Ну уж нет, выставлять себя на посмешище я не собираюсь. Дома не получится, там слишком тесно. Мы могли бы заниматься где-нибудь на природе…

Сабин неодобрительно покачал головой.

— Нет, Херея, это не годится. Мир письменных слов требует тишины, уединенности. Ты будешь приходить ко мне. У нас большой дом на Виминале, в моем распоряжении две комнаты, а родители будут в восторге, если я чаще стану оставаться дома.

— Спасибо тебе, Сабин. Если ничего не случится, послезавтра я снова приду сюда, и мы обсудим все подробнее, а сейчас мне пора. Сеян не любит ждать.

Еще час Сабин оставался в термах, но потом ему стало скучно, кроме того, он ощущал сильную потребность в женщине. Поразмышляв немного, какая из подруг жила поблизости, он вспомнил про Лидию. Она была вольноотпущенной рабыней, гречанкой, уже не первой молодости и дважды вдовой. Когда-то она принадлежала одному богатому торговцу зерном. После смерти тот оставил завещание, в котором распорядился отпустить всех своих рабов. Потом Лидия два раза выходила замуж за мужчин намного старше ее, которые быстро умирали, оставляя ей наследство.

— В третий раз, — говорила она, — я моту себе позволить выйти замуж за молоденького, и ему необязательно быть богатым. Но пока я не найду подходящего, моя постель не должна остыть.

Об этом несколько недель назад позаботился Сабин, но чем чаще он появлялся на Марсовом поле, тем реже заглядывал к Лидии.

«Самое время заглянуть к ней снова», — подумал Сабин и отправился к дому Лидии. Это было уже довольно старое здание с четырьмя квартирами, которые Лидия сдавала внаем. Она очень строго взимала плату за жилье и не терпела никакого беспорядка. Дом находился в тихом месте недалеко от моста Квириналия, благодаря чему у Лидии едва ли возникали проблемы с жильцами, большинство которых были заняты на работах в многочисленных храмах.

— Посмотрите-ка, какой гость пожаловал! Ты еще помнишь мое имя?

— Лучше прикуси свой дерзкий язычок, а то я снова уйду, — ответил Сабин, широко улыбаясь.

— Так иди! — напустилась на него гречанка, и ее темно-серые глаза вспыхнули гневом.

— Как раз этого я не хочу делать, моя целомудренная Лидия, — Сеян прошел мимо нее в дом.

Дверь в маленький сад стояла открытой. Сабин устроился на лавке, на которой были набросаны подушки, и от души зевнул.

— Термы расслабляют, и так хочется пить. Ты могла бы угостить своего гостя, о прекрасная гречанка.

Лидия теперь успокоилась и смотрела на Сабина с обожанием.

— Угостить чем?

— Вином, хлебом, сыром, орехами, сушеными фруктами — что-нибудь найдется в твоем доме?

— От еды и питья мужчины становятся сонными и вялыми, но глоток вина ты получишь. Он добавит огня в твои чресла.

— Ты называешь вещи своими именами, и мне это нравится.

Он притянул пухленькую гречанку к себе на колени и распустил ее черные как смоль волосы. Та отвела его руки, освободилась из объятий юноши и закрыла окна и двери. Потом ловко выскользнула из своей длинной туники.

— Возродившаяся Юнона, покровительница Рима… Кто обнимает тебя, чувствует на своей коже божественное дыхание и еще кое-что.

— Не говори так напыщенно! Сразу ясно, что твой отец имеет дело с книгами и поэтами.

Она помогла Сабину освободиться от одежды и нежно погладила его член.

— Все по-прежнему на месте, мой козлик? О, какой он тугой!