Сердце Малого Льва - Елена Федина

— Я везучая, — сказала она, — нас было много детей в аварийном отсеке, но пришел спасатель и схватил именно меня. А остальных вынести не успели. Рухнул главный купол. Там такое началось, что было уже не до детей.

— Что ж, тогда выпьем и за твоего спасателя. Кто он, не знаешь?

— Не знаю. Они все были одинаковые, в серебристых скафандрах. Как боги.

Она не любила об этом вспоминать. Но иногда по ночам ее мучили кошмары. Огромный купол над ней, в котором отражалось пламенно-оранжевое в бурых облаках меркурианское небо, вдруг начинал трескаться как яичная скорлупа и падать на нее. Это рушился ее мир, ее счастливая детская вселенная.

На минуту она задумалась о своем. Вино теплотой разлилось по телу. Оливия отвела взгляд от плаката, который терпеть не могла, но который всегда попадался ей на глаза, и заметила, что Прыгун слишком внимательно на нее смотрит, ей даже показалось, что он видит ее насквозь и читает ее мысли.

Ей и самой было странно, с чего это ее так потянуло на откровенность? Наверно, потому, что хотелось быть для него интересной, а ничего другого «интересного» в ее жизни не было, кроме этой аварии. Поняв это, Оливия разозлилась на себя. «ЭЙ, ПРЭЕТЭЛЬ, НЭ ДУРЫ!..» Вот именно!

— Не смотрите так, — возвращаясь к защитной грубости, сказала она, — я больше не буду об этом говорить. Это мое.

— Хорошо. Тогда поговорим об интернате, — пожал плечом Оорл, — там сразу догадались о твоих способностях?

— Нет, — покачала головой Оливия, голова слегка кружилась, — не сразу. Никому там до меня не было дела. У меня отвратительный характер, и воспитатели меня не любили. Это потом, когда появился Льюис, а вместе с ним и дядя Рой…

— То что?

— Он сразу понял, что мне надо учиться в спецшколе. И мы с Льюисом оба стали учиться в Лестопале. Тогда и подружились.

— Значит, дядя Рой наставил тебя на путь истинный?

Она догадалась, что сейчас последуют вопросы о дяде Рое, а этого ей хотелось меньше всего.

— Я бы и сама пробилась, в конце концов, — заявила она.

— Конечно, — усмехнулся Оорл, — за тебя же он не делал конкурсную работу.

А это был булыжник в огород Льюиса. Оливии стало так неприятно, как будто оскорбили ее саму. Ей захотелось сказать что-нибудь резкое, но удерживал страх потерять Льюиса навсегда. А вдруг этот Прыгун разозлится и передумает. И не возьмет ее друга на Пьеллу!

Она-то всё знала с самого начала. Дядя Рой обещал ей, что их возьмут обоих, иначе она бы просто не стала участвовать в конкурсе. Зачем ей какая-то чужая планета без того, кого она любит? Зачем вообще всё?

— Если вы о Льюисе, — покраснела она, — то он так не хотел. Он очень честный!

— Знаю, — усмехнулся Оорл, — твой приятель тут ни при чем. Во всем виноват дядя Рой.

— Дядя Рой? — у нее нехорошо заныло в груди, — но мы ведь не отвечаем за его грехи, правда?

— Вот как? — Прыгун прищурил свои зеленые глаза, — ты уже готова от него отречься?

— Нет! — вспыхнула Оливия, от вина ее щеки горели и выдавали ее с головой, — я не это хотела сказать. Мы любим дядю Роя. И всегда будем любить!

Оорл смотрел на нее и по-прежнему щурился.

— За что?

— А кого нам еще любить, если не его? — с вызовом сказала она, ей очень хотелось объяснить, какой хороший дядя Рой, — он дарил нам такие праздники, каких без него нам бы не видать никогда. Когда он появлялся, мы разъезжали по всей Земле, мы лазили по горам и погружались в батискафе, мы ходили на детские утренники и в ночное варьете, мы лопали самые вкусные сладости и получали самые дорогие игрушки… Правда, он всё это делал ради Льюиса, но мне тоже перепадало.

— Странная привязанность к постороннему мальчику.

— Вы, наверно, никогда не любили, если говорите так!

Она сразу поняла, какую сказала дерзость, а может, и глупость. Но было поздно. Оорл снова усмехнулся.

— У тебя в этом опыта, конечно, больше.

— Извините, — буркнула Оливия, вино сделало ее отвратительно болтливой и несдержанной, — вы сами меня напоили.

— А ты права, — вдруг сказал он, закуривая, — я не могу полюбить даже женщину, не то что ее ребенка. Мне этого Роя не понять… — кажется, он тоже был пьян, — однако, ядовитая штука — этот ваш «Райский сад». Вот чем тут поят несчастных деток!.. Ладно, Олли, с тебя довольно. Иди спать. И пей почаще, тогда будет иммунитет.

Оливия встала. Оорл тоже.

— Подожди-ка, — сказал он, поморщившись, — не могу на это смотреть! — достал ручку из кармана, подошел к плакату и нарисовал перед «ЭЙ, ПРЭЕТЭЛЬ» жирную букву «П», — вот теперь пошли отсюда.

В вестибюле они попрощались. Он ей уже нравился. Во всяком случае, это был первый мужчина, который подарил ей цветок не в день рождения, и с которым она непрерывно чувствовала, что она женщина. Это ощущение терять не хотелось, поэтому не хотелось, чтобы он уходил.

— Еще увидимся, — заверил ее Оорл, — на Пьелле. Надеюсь, наше знакомство будет плодотворным.

— Я тоже, — сказала она.

— Спокойной ночи.

— Спасибо.

— Да, кстати… — он сощурил свои кошачьи глаза, — в какой комнате живет твоя подруга?

— Мерлин? — удивилась Оливия.

— Да, кажется, Мерлин.

Всё тут же встало на места. С ее красивой подружкой он говорил, наверно, меньше минуты. Даже имени ее не знал! Но заинтересовала его именно она, а не Оливия. И уж вряд ли его ждало там разочарование!

Со смешанным чувством удивления, презрения и зависти к той легкости, с которой другие, нормальные люди находят друг друга, Оливия отвернулась и бросила через плечо:

Льюис никогда не бывал в космосе. Полет представлялся ему чем-то фантастическим. На самом деле всё было не так: суета космопорта, регистрация, посадочный шлюп без иллюминаторов. Потом сразу шлюзы звездолета, коридоры, коридоры, коридоры… каюта на двоих и болтливый сосед в придачу.

Поначалу романтичного Льюиса просто поразила и убила будничность происходящего. Это он летел впервые, а многим все эти перелеты успели даже надоесть. Люди сновали по палубам, суетились, выясняли отношения, толкались в буфете, коротали время в игорном зале… и при всем при том летели к другой звезде, бете Малого Льва!

С Оливией же вообще была особая история. Она просто впала в депрессию, и это было так неожиданно, что он никак не мог перестроиться и относиться к ней иначе. До сих пор он не замечал в Оливии слабых черт, обычно это она выручала и ругала его и называла его тряпкой.