Крушение звёзд - Кристофер Банч

— Я дьявольски устал попадать в засаду каждый раз, когда мы выходим из гиперпространства. — Иоситаро строго взирал на троих пилотов «аксаев». — Поэтому я собираюсь использовать ваши юные задницы в качестве приманки… или хотя бы некоей разновидности сигнальной системы. Я только надеюсь, что вы не протормозите и не погибнете, неся нам слово.

«Аксаи» являлись основными боевыми судами мусфиев во время войны с Камброй. Теперь во имя распространения мира и процветания торговли с человечеством их, приспособив под пилотов-людей, строили для Корпуса. Корабли представляли собой летающие крылья в форме полумесяца с размахом порядка двадцати пяти метров от одного конца до другого и с одним, двумя или тремя боевыми отсеками. Кабины пилотов помещались в вогнутой передней части лопасти, а орудия были утоплены в корпусе или просто подвешены под крылом. «Аксаи» славились необычайной скоростью и, как говорил Бен Дилл, «летать на них труднее, чем трахаться на роликах».

Жаклин Бурсье, по ее собственному определению, «пилот-лихач», пыталась создать фонд в поддержку спортивной проституции, дабы разжиться старомодными роликовыми коньками, запереться с Беном Диллом в гимнастическом зале и посмотреть, что будет. Ее никто не поддержал.

В атмосфере, если скорость не поддерживалась на должном уровне, «аксаи» упорно глохли и норовили штопором уйти в землю. Переход же со стандартной антигравитационной системы подъема на вторичную и затем на астродвигатель требовал деликатнейшего подхода.

Вне атмосферы их мгновенный разгон и скорость могли с равным успехом как размазать пилота по стенке, так и зашвырнуть его на задворки системы прежде, чем он успеет среагировать. Большей акробатической подготовки требовали разве что винтокрылые аппараты Рассветной Эпохи. Тем не менее, все, кто сумел освоить «аксаи», неизбежно влюблялись в них.

Процедура, придуманная Гарвином и Ньянгу, дабы избежать ловушек, поражала своей непритязательной замысловатостью: «Большая Берта» осуществляет гиперпрыжок в желаемую точку. Однако навигационные приборы настроены не как обычно, на мгновенный выход в нормальное пространство, а с задержкой.

Зависнув где-то по ту сторону Ничто, главный корабль выпускает «аксаи». «Аксаи» входит в реальный космос и осуществляет предварительную рекогносцировку на предмет плохих парней, сюрпризов или, скажем, собирающих цветы дев. Затем «аксаи» передает данные на «Большую Берту», чтобы она могла предпринять соответствующие действия.

В случае неблагоприятной обстановки корабль будет ждать сколько возможно, чтобы «аксаи» вернулся к нему на борт. Ну а если главным силам все же придется бежать, разведчику надлежит совершить гиперпрыжок к заранее условленному навигационному пункту и посылать «SOS» во все стороны, надеясь, что спасение придет раньше, чем закончится кислород.

Естественно, ни один из пилотов «аксая» не верил, что подобное может произойти. В конце концов, все они были «лихачами», а не только Бурсье…

Селектор внутрикорабельного оповещения степенно рыгнул. Синтетический голос, который у Гарвина не дошли руки заменить и который, к несчастью, вещал на все отсеки, объявил: «Секция „аксаи“… секция „аксаи“… дежурный пилот, доложите на мостик».

Мужчина, женщина и чужак бросили жребий, и круглые уши мусфия встали торчком от возбуждения.

Капитанский мостик на «Большой Берте» был столь же необычен, как и весь напоминающий гигантскую луковицу корабль: автономный отсек, помещенный сверху на грузопассажирское отделение, причем передний его край слегка выступал из корпуса, и мониторы напоминали окна. По бокам от мостика располагались коммуникационный и навигационный отделы, а в задней части отсека — дублирующий командный центр со смотровыми окнами «вниз», в огромные грузовые помещения корпуса.

Как здорово было бы директору цирка, думал Гарвин, щелкать отсюда бичом. Или, выбив несколько окон, натянуть проволоку для канатоходца или устроить еще какой-нибудь воздушный аттракцион.

Аликхан, получив инструктаж, двинулся своей неповторимой, похожей на кошачью походкой через воздушный шлюз на «верх» корабля, где, словно летучие мыши в гигантском амбаре, висели четыре десятилетней давности нана-бота и три «аксая». Мусфий влез ногами вперед в кабину, закрыл прозрачный купол и включил подачу энергии. Он проверил контрольные приборы, коснулся сенсоров. Пока оживали главный и вспомогательный двигатели, он прочел показания дисплеев на куполе, а затем объявил, что готов к запуску.

— Говорит капитан, — ответил Гарвин. — Координаты и схема полета введены в твой компьютер. Можешь взлетать.

Шлюз над катером раскрылся, и стальная рука вынула «аксая» из чрева «Большой Берты». Аликхан наблюдал, как мигают данные на куполе, стараясь убедить себя, что расплывчатые очертания нуль-пространства вокруг не такие уж тошнотворные. По крайней мере, не для понюхавшего пороху мусфия.

Гравитация моргнула, исчезла, и он оказался за пределами поля притяжения корабля. Аликхан прокрутил в уме все, что Гарвин сообщил ему про систему, в которую предстояло войти, — три мира, заселенные более двухсот земных лет назад, никаких данных о правительстве, армии, нравах. Первой для контакта ее выбрали в связи с удаленностью от навигационных точек, «близких» к Лариксу и Куре, и, следовательно, с надеждой, что система не испорчена Редрутом и не столь враждебна к незваным гостям.

Мусфий коснулся датчика, и «аксай» вывалился из гиперпространства. Вихрь вокруг него превратился в звезды и не такие уж далекие планеты. Прочесывая все частоты в поисках передач, он на полной тяге направился ко второй из планет, которая, согласно отчетам, была колонизована первой.

Через час он отбил сообщение на затаившуюся в гиперпространстве «Большую Берту»: «Враждебные силы отсутствуют. Вход безопасен. Требуется содействие, ничего срочного».

Сигнал был принят, и два патрульных судна под командованием Чаки понеслись к «аксаю». Вслед за ними шла «Большая Берта».

Дилл сидел рядом с пилотом в одном из катеров.

— В чем дело, мой маленький друг? — поинтересовался он на стандартном голосовом канале, когда корабль сблизились.

— Ваши данные, пользуясь вашим же выражением, полная туфта, чем бы оная туфта ни являлась.

Затем раздался сигнал с «Большой Берты»:

— Разведчик-один, говорит капитан. Давай подробности. Прием. — Гарвин сумел сохранить самообладание, и голос его в процессе переговоров даже не дрожал.

— Капитан, говорит разведчик-один, — доложил Аликхан. — Подробности таковы: здесь ничего нет, и выглядит так, как будто никогда и не было. Ни городов, ни домов, ни людей. Прием.

Так оно и оказалось. Ни одна из предположительно колонизованных планет, все вполне обитаемого класса, не подавала признаков заселенности или брошенности.

— В этом нет никакого, к черту, смысла, — рычал Ньянгу. — Каким, в задницу, образом Конфедерация могла вы швырнуть кучку людей с их лопатками, мотыжками и палатками… Но, видно, они это сделали, если только весь этот чертов план не был бюрократической липой, чтобы спереть что-нибудь большое… А затем никакого контроля, никакого сопровождения, ни единой чертовой проверяющей комиссии, хотя бы случайно… Чертовых двести лет?

Гарвин покачал головой.

— Мне, черт побери, интересно, — продолжал бушевать Ньянгу, — до какой же, к дьяволу, степени дутой пустышкой являлась наша растреклятая Империя. Может, это вообще один сплошной театр теней?!

— В этом было бы мало смысла, — мягко произнес Данфин Фрауде.

— Тогда дайте мне такое объяснение, в котором его больше. Дьявольщина!

Фрауде беспомощно развел руками.

— Ладно, — принял решение Гарвин, — забудем. Отзовем разведчиков и попытаем счастья в другом месте. Не нравится мне это, — подытожил он. — Не люблю вещей, которые не имеют объяснений.

Фрауде посмотрел на него.

— В другой жизни вы могли бы стать ученым.

— К дьяволу! — ответил Гарвин. — В другой жизни я собираюсь быть гребаным валуном где-нибудь на пляже, ни хрена не делать, только разглядывать хорошеньких голых женщин и медленно превращаться в песок. Приготовьтесь к очередному прыжку.

Гарвин сделал одно большое отступление от флотских традиций. Имевшийся на «Большой Берте» клуб предназначался для всех, а не только для офицеров. Ньянгу это одобрял, поскольку оба считали сержантский кабак местом куда более жизнерадостным, нежели подобные заведения для армейской элиты.

Комментарий по поводу старой армейской политики, подразумевавшей, что эти ограничения дают кадровым военным возможность расслабиться и обсуждать свои проблемы, не смущаясь присутствием нижних чинов, был вежлив и краток: «Для нытья или флирта есть собственные каюты».

Забравшись с кружкой пива в угол, Гарвин терялся в догадках относительно явно никогда не заселенной колонии, когда увидел Дарод Монтагну с такой же кружкой в руке.