Сон Геродота - Заза Ревазович Двалишвили

показалось немного забавным. «Этот народ не умеет ни сражаться до конца за собственную свободу, ни жить, как  подобает свободным людям», – подумал он, но подойдя поближе к стоянке и всмотревшись в усталые и отреченные лица воинов, с каким-то молчаливым упрямством целующих крестные знамена, ему стало стыдно за свои мысли.

Все-таки было в этом легкомысленном, но упрямом народе нечто трагически обреченное, что располагало больше к состраданию и уважению.

Оставив позади военный лагерь, они вышли к морю. За мысом неожиданно показался огромный белый корабль из железа и стали, возникший так внезапно, словно из-под воды, и сразу грянула музыка. На берегу уже собралась празднично разодетая многочисленная толпа с цветами и разноцветными флажками.

– Наши заокеанские союзники, прибыли издалека, чтобы восстановить великий шелковый путь. А вон видишь развевающийся на ветру стяг? Это герб нашего города, «золотое руно».

– Да это не «золотое руно», а просто выпотрошенная шкура дохлого ба¬рана, висящая вверх ногами.

– Для встречи с новыми заморскими хозяевами как раз самый подходящий стяг. Все эти люди собрались здесь в ожидании золотого дождя, который дол¬жен последовать вслед за открытием шелкового пути, потому они   так подобострастно подчеркивают свою покорность и безобидность.

– Эх, Геродот, в этих краях это древняя и вечная история. Она много раз про¬исходила в прошлом и много раз еще произойдет в будущем.

Дорога окончилась,  и вскоре они оказались на широкой поляне, посреди которой возвышалась рукотворная горка. Геродот, осмотревшись, заметил какого-то полуголого человека, тащившего на ее верх тяжелый камень. Взойдя на нее, он скатывал камень вниз, потом спускался, обеими руками заново поднимал глыбу и, прижав к себе тяжелый груз, снова поднимался с ним в гору. Странный незнакомец повторил несколько таких восхождений, и когда уже в четвертый раз приступил к подъему, Геродот не выдержал и обратился к другу за разъяснением.

– Это сумасшедший Сизиф, – отмахнулся Диомед, он целыми днями занят этим.

– Того человека с камнем действительно зовут Сизифом?

– Конечно, это не мифический Сизиф, а просто здешний шалопай. Другого такого глупца на свете не сыщешь: доверчив как ребенок, что ни скажешь – всему верит. Кто-то поведал ему миф о Сизифе, и услышанная история так пришлась ему по душе, что сразу же принялся таскать камни в гору и потом скатывать их обратно. И хотя настоящее его имя Бека, в городе все зовут его Сизифом. Умом, понятно, он немного тронутый, но человек весьма занятный: ведет себя как сумасшедший, говорит как мудрец. До сих пор помню вот эти его слова: «Свобода –  это одиночество; уйдешь от одиночества – и ты уже не свободен.» Вот так, – задумчиво произнес Диомед.

                                                                              БЕКА

(рассказ из тетради Диомеда)

Бека был здоровый, толстый мужчина лет пятидесяти. Его красноватое опухшее лицо было покрыто желтоватой растительностью. Вечно закрытые маленькие круглые глаза оставляли такое впечатление, будто их хозяин спит, или он только что проснулся и еще не успел их открыть. Несмотря на могучее телосложение и медвежью походку, он чем–то напоминал беспомощного ребенка. Трудно было сказать, в чем именно выражался этот контраст, – в походке, движениях тела или выражении лица – дававший его хозяину комический вид и часто вызывавший улыбку среди посторонних, а то и вообще становившийся предметом острой насмешки. А взять на смех Беку было делом совсем нехитрым. Другого такого молчаливого, терпеливого и безобидного человека среди слуг сенатора не было. Его никто и не считал за человека. В отношении окружающих к нему было что–то среднее между отношением к животному или же бездушному предмету. Никто не знал, когда он оказался среди домашних рабов римского сенатора, из какого племени он, и где был его родной край. Бека этого и сам не ведал. С тех пор, как он себя помнил, он жил в усадьбе своего хозяина и всегда выполнял одну и ту же обязанность. Работал, спал, ел – другого человеческого чувства, цели или желания у этого неповоротливого туповатого человека как будто бы и не было. Но ошибся бы тот, кто до конца уверился бы этому мнению. Бека был раб, и, как у всех рабов, у него тоже была своя мечта. Эта мечта называлась свободой, и она была тем дороже для него, чем желаннее и несбыточней она казалась. Свобода в глазах Беки представлялась туманным воспоминанием о стране больших озер и непроходимых лесов. Где находилась эта страна, и существовала ли она вообще, – Бека не знал ответа на эти вопросы. Может быть, это было воспоминание его далекого детства, а может быть, где–то давным–давно услышанным от кого – то и навсегда оставшимся в памяти впечатлением. Как бы там ни бело, без всякого преувеличения можно было сказать, что жил и дышал Бека именно этой мечтой.

В тот знаменательный день, когда жизнь нашего героя полностью перевернулась, и несбыточная мечта стала явью, сенатор стоял посередине двора перед собственной виллой и задумчивым взглядом смотрел в землю. А причина для раздумий у сенатора была веская. Дело было в том, что из–за засухи во всей провинции случился неурожай, и вспыхнул голод. Бедный люд в поисках пропитания кинулся в приморские города и порты, но как это часто случается в такие времена, морем завладели пираты, и из – за страха перед ними ни одно торговое судно не могло пройти в Босфорский пролив. Нет, сенатору, хозяину богатых поместий, голод не грозил. В его складах было достаточно съестных припасов. Но общее обнищание и закрытие морского сообщения очень серьезно отразились на его финансовом положении. И сейчас уважаемый патриций как расчетливый хозяин был занят поиском тех путей и возможностей, которые относительно безболезненно смогли бы вывести его из этого затруднительного положения. В его мыслях одним из главных пунктов оставалось уменьшение ежедневных расходов, и сейчас сенатор ломал голову над тем, где и кого сократить. Самым лучшим выходом была бы продажа части имущества: тогда и расходы уменьшились бы, и лишние деньги появились бы (надо отметить, что в такое время лишние деньги совсем не были бы лишними). Но в такую трудную годину, где ему найти клиентов? Как ни подойди к этому вопросу, самым главным шагом оставалось освобождение части рабов, занятых в его поместье. Инвалидов, стариков и больных он уже давно выгнал, и сейчас очередь