Скопин-Шуйский - Наталья Петрова

Осенью у Василия Скопина должен был появиться долгожданный ребенок. От одной мысли, что его отправят в далекую ссылку или организуют ему «внезапную» смерть по дороге и он никогда не увидит своего наследника, было невыносимо. Что он, воевода и полководец, мог предпринять в хитро сплетенной не им придворной интриге? Только горячо молиться за счастливое разрешение ситуации. И еще по христианской традиции Василий Федорович сделал богатый вклад в Соловецкий монастырь — подарил обители серебряную водосвятную чашу, созданную новгородскими искусными мастерами, украшенную чеканкой, резьбой, позолотой и эмалью. Произошло это в августе 1586 года, в канун опальных расправ. По венцу чаши князь приказал сделать надпись: «Лета 7094 (1586) августа в 10 день во дни благоверного и христолюбивого царя и великого князя Федора Ивановича всея Россия самодержца и при освещенном митрополите Дионисии и при архиепископе Александре Великого Новгорода и Пскова при игумене Иакове Соловецкие обители сию чару дал в дом всемилостивого Спаса и Пречистыя Богородицы и великим чудотворцем и начальником Соловецким Зосиме и Савватию на освящение воды князь Василий княже Федоров сын Шуйского Скопина а по отце по своем князе Федоре в иноцех Федосие по матери по своей по княгине Марие во иноцех Марфе и по своих родителех и по грешной своей душе»[42].

Этот вклад в монастырь — невольное доказательство причастности князя Василия Скопина к событиям 1586 года, по крайней мере — его осведомленности о заговоре. Что же, участие в жизни «скипетродержавцев» едва не стоило жизни самому Василию Скопину: видно, удел Скопиных — не за власть бороться, а охранять безопасность государства с мечом наголо. Именно в этом и преуспеет его сын Михаил.

Жизнь Скопина-старшего, особенно на фоне бурной политической судьбы его родственника князя Василия Шуйского конечно же выглядит скромно: он не руководил заговорами, не жаждал власти, не отправлялся в ссылки. Но назначения он получал по службе самые ответственные, бывал неоднократно воеводой в двух важнейших пограничных городах России — в Новгороде и Пскове; его преданность и надежность были оценены и царем Иваном IV, и его сыном царем Федором Ивановичем. Может быть, именно от отца молодой Скопин унаследовал осторожность и ответственность, разборчивость в выборе средств для достижения цели — качества, необходимые и политику, и полководцу.

Глава вторая

СЛУЖБЫ СТОЛЬНИКА СКОПИНА

Муж книжен без ума добра аки слепец есть.

Муж мудр без книг подобен есть оплоту без подпор.

Среди множества статей и монографий, посвященных богатому драматическими событиями Смутному времени, едва найдется три-четыре очерка, написанных о нашем герое — князе Михаиле Скопине-Шуйском[43]. Да и как можно писать о человеке, от которого, по словам историка В. С. Иконникова, «до нас не дошло ни одного слова, ни одного письма»? Не менее пессимистично смотрел на дело составления биографии Скопина С. М. Соловьев: «…живых людей, с резко определенным образом, мы не найдем ни в Скопине, ни в Ляпунове, ни в Пожарском, ни в Минине». А Н. И. Костомаров, посвятив Михаилу Скопину отдельный очерк, тем не менее не увидел в нем ни одной индивидуальной черты: «В повествованиях о его деяниях нет ни одного места, где бы он явился со свойственным ему одному, отличным от других, образом взглядов, чувств и приемов».

При таком строгом приговоре именитых историков непросто начинать писать биографию героя. Однако по ходу работы выяснялось, что о Михаиле Скопине сохранилось множество известий в документах Смутного времени; его современники — будь то русский автор или иностранец, побывший в России, — не забыли рассказать или хотя бы упомянуть о полководце: столь неординарной личностью он им представлялся. В XVII веке Михаилу Скопину-Шуйскому посвятили две повести, где изложили события его короткой, но яркой биографии. Отдельного рассказа о земной жизни удостаивались лишь причисленные к лику святых, вот почему биография, написанная в XVII веке, — вещь редкая, можно сказать, единичная, и вряд ли выбор героя для автора был случаен.

В народе о славном полководце — освободителе Москвы и «спасителе Отечества», как его называли, — сложили не одну песню и балладу. Сам факт существования и биографии, и народных песен сразу обращает на себя внимание и заставляет более пристально присмотреться к личности Скопина. Спустя почти четыре столетия нам, пережившим бурную эпоху конца XX столетия, и сами герои Смуты, и мотивы их поступков становятся ближе и, может быть, понятнее, чем историкам, жившим в начале века. «Каждый век, приобретая новые идеи, приобретает и новые глаза», — заметил Генрих Гейне. К тому же за последнее столетие опубликовано немало документов, не только написанных о нашем герое, но и продиктованных им самим. Объединив всю эту россыпь свидетельств и не претендуя на совершенную полноту изложения, мы попытаемся воссоздать портрет Михаила Скопина в его главных, основных чертах.

К слову, о портрете. Кроме повестей и песен, посвященных Скопину-Шуйскому, сохранился — случай тоже исключительный — его портрет, или иконописная парсуна. Помещена она была над гробницей Михаила Скопина в Архангельском соборе Кремля и являлась, по мнению специалистов, частью трехчастной иконы, где в центре находилась икона Спаса, справа — изображение усопшего, а слева — икона тезоименитого святого; усопший и его святой предстояли Христу как в Деисусе. Была ли написана икона сразу после смерти Михаила Скопина или спустя полвека — это предмет исследований и обсуждений искусствоведов[44]. Нам же видится здесь важным иное: далеко не каждый известный человек той эпохи удостаивался быть запечатленным живописцем.

Детство

Итак, одна из повестей, посвященных Скопину, называется «Писание о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского», другая — «Повесть о рожении князя Михаила Васильевича». «Писание», по мнению исследователей, было создано в 1612 году современником и очевидцем описанных в ней печальных событий, «Повесть» — несколько позже, в 1620 году, после окончания Смуты. Русское Средневековье — эпоха немногословная, о частной жизни того времени узнать непросто, да и сам образ жизни людей Средневековья для нас порой остается загадкой. Ни летописцы, ни сказители его не описывали — зачем писать о том, что и так всем знакомо, обыденно? Оба произведения, написанные по горячим следам, как и посвященные Скопину исторические песни, отразили прежде всего отношение народа к внезапной кончине Скопина; изложение в них носит явный отпечаток песенного, былинного стиля, скорбь по рано ушедшему из жизни полководцу звучит в каждой их строчке, о нем говорится как о народном герое. И все же, несмотря на панегирический характер — перед нами первый опыт биографии Скопина-Шуйского, тем более важный для нас, что в нем запечатлелось свидетельство современников.

В «Повести о рожении» так описывается начало жизненного пути будущего полководца: «Родися убо сей великий воин и воевода князь Михаил Васильевич Шуйской в лета 7095 и наречено бысть имя его на память Собора святаго Архангела Михаила месяца ноября в 8 день»[45]. То есть родился он в 1586 году, наречен именем в честь Архангела Михаила, память которого празднуется 8 (по новому стилю 21-го) ноября. Согласно указанию Требника и по традиции того времени, христианским именем ребенка нарекали на восьмой день после рождения, если же крестины происходили в другой день, то имя ему все равно давали в честь одного из тех святых, которых поминали на восьмой день после рождения[46]. Можно предположить, исходя из описанной традиции, что родился Михаил 1 ноября. Впрочем, в те времена особо торжественно отмечали не день рождения, а именины — день, в который поминали небесного покровителя. У каждого человека есть свое предназначение на земле, и выбранное имя об этом предназначении свидетельствует. То, что небесным покровителем Михаила стал предводитель небесных сил, вождь и полководец — архистратиг Михаил, — указывало на путь будущего воина и защитника.

«Повесть…» коротко описывает детство героя. Как и другие младенцы, он в свое время научился ходить, заговорил, «таже и по млечней пищи к земнородным пищам хлебу и овощем присовокупляется». Воспитание боярских отроков было призвано подготовить будущего воина, дипломата или чиновника, — в этих сферах находили свое призвание выходцы из знатных семей. Зачастую им приходилось, выполняя великокняжеские и царские поручения, проявлять себя на всех трех поприщах. Но главной для многих оставалась конечно же военная служба.

Многие знатные роды хранили предания о подвигах предков в ратном деле и передавали их из поколения в поколение. Часы досуга заполнялись воспоминаниями о их победах, взрослые мужчины любили рассказывать истории из собственной военной биографии, а мальчишки — слушать их. Воинская доблесть и ее обретение, сохранение чести и доброго имени — вот главный предмет этих рассказов. Не забывали ветераны упомянуть и о своих поражениях и неудачах, коих в многочисленных походах против татарских, литовских и шведских войск было немало, — ошибки отцов должны были послужить уроком для молодых. Отец не раз рассказывал Михаилу о сражениях Ливонской войны и Ругодивском походе против шведов. Но самым ярким детским впечатлением конечно же оставался услышанный от отца рассказ об обороне Пскова. Вот где было чему поучиться! Не беда, что слушатель еще был мал: о том, как метко стреляли русские пушкари и как защитники взорвали крепостную башню вместе с ворвавшимися туда поляками, Михаил запомнил на всю жизнь.