Пожиратель Ци 4 - Егор Петров

и дернула. Рука оторвалась с мясом и сухожилиями. Крик боли потонул в следующем ударе, сломавшем шею. Татуировки на теле Старда и не думали затухать. Прошло где-то три секунды…

Шаиса же действовала иначе. Она скользила между северянами, как призрак. Ее движения были неестественно плавными, обманчиво медленными, но никто не мог ее коснуться. Ее пальцы превратились в длинные фиолетовые когти, которые уничтожали все, к чему прикасались. Один северянин, адепт четвертой стадии, попытался парировать ее руку светящимся клинком. Шаиса ловко отвела удар, ее ладонь легла ему на шлем. Металл вмиг оказался прорезан, словно был сделан из бумаги. Проведя рукой дальше, она слегка касалась его лица, оставляя глубокие кровавые борозды. Хельда, с искаженным яростью лицом, пыталась накрыть Шаису ледяным душем, но та зажгла татуировки, и техника царицы не смогла пробить защиту. Шаиса резко переместилась, оказавшись позади другого бойца, вырывая горло когтями. Дракс, только-только поднявшийся после лечения, бросился ей наперерез. Шаиса лишь улыбнулась и метнула в него сгусток фиолетовой энергии. Он впился ему в грудь, прожёг доспехи и плоть. Дракс рухнул, корчась, его тело еще пару раз дернулось и замерло без движения.

А Ли… Ли смотрел, с легкостью отбиваясь от старика. Его лицо светилось наслаждением. Он ловил каждый стон, каждый хруст кости, каждый предсмертный крик. Его глаза перебегали с одной сцены бойни на другую, словно он зритель на кровавом представлении.

Гу Лун бился с яростью загнанного зверя, его меч выписывал сложные узоры, пытаясь достать Ли. Но тот был неуловим. Он двигался с кошачьей грацией, используя скорость семи кругов, его татуировки гасили редкие вспышки золотого пламени Мико. Он не атаковал всерьез. Он играл. Отбивал удар Гу Луна, и толкал старика, заставляя того споткнуться. Уклонялся от потока огня Мико, разглядывая её любопытным взглядом, словно представляя, чего он достигнет, забрав силу её родословной. Его довольный смех резал слух.

— Неужели это все, учитель? Где твой былой гнев? Где мощь бывшего главы Школы Пламенной Птицы? Она что, сгорела, как и город? А-ха-ха-ха!

Я видел это всё одним из потоков сознания, отбиваясь от Люциана. Видел, как падают наши. Видел, как Чоулинь, взревев, бросился на Старда, его меч сверкнул в песчаном вихре. Стард схватил руку Чоулиня в полёте, и резко отдёрнул её — Чоулинь улетел куда-то в сторону. Хаггард бросил под ноги врагу какой-то взорвавшийся артефакт, но тот вышел из взрыва невредимым, и двинулся в сторону бородача, кидающего что-то ещё. Видел, как Линфей, используя туман, пыталась задержать Шаису, но та просто проходила сквозь фиолетовую дымку, словно не замечая усилий. Видел, как Хельда, объединившись с оставшимися северянами, создала ледяную клетку вокруг Шаисы, но та лишь рассмеялась — мощный импульс фиолетовой энергии вокруг неё разрезал пространство, и лёд треснул, осыпавшись, как разбитое стекло.

Надежда испарялась быстрее, чем кровь павших впитывалась в песок. Каждый павший боец — Дракс, трое мастеров, четверо северян — оставлял брешь, которую нечем было закрыть. Мы проигрывали. На всех фронтах. А Люциан, словно чувствуя моё отчаяние, усилил натиск. Он сковывал меня боем, не давая ни мгновения переключиться или передохнуть. Я уже начал приноравливаться к этому бою, и стал экспериментировать, вытягивать его хаотическую ци из ударов, действуя через демоническое ядро. Когда я был готов отбросить его, татуировки на теле Люциана зажглись. Я сжал зубы, понимая, что сейчас напор станет ещё сильнее, а его защита — непробиваемой. Вот же тварь…

* * *

Гу Лун крепче сжал рукоять меча, едва не вылетевшего из руки после очередного отбитого удара. Он видел происходящее вокруг, и понимал, что надежды нет.

Люциан, этот выродок, теснил Керо — единственную искру надежды в этом аду. Стард, этот некогда уважаемый имперский мастер, превратился в бездушную машину убийства, ломающую всё на своём пути, как сухие прутья. Где-то раздавались предсмертные хрипы северян, падающих один за другим.

И он видел Ли. Видел его довольную ухмылку, его алчные глаза, скользящие по Мико, его прапра…внучке, его последнему свету. Слышал его издевательский смех, его слова о «ступенях». Этот гад, этот предатель, вор, уничтоживший изнутри его Школу, отнявший у него всё, кроме внучки — теперь метил и на неё. Хотел вырвать её суть, её дар, как вырывал когда-то жизни его учеников из рук Гу Луна.

Больше терять было нечего. Школа Пламенной Птицы? Она давно мертва в его душе. Его здоровье? Разрушено годами борьбы с ядом Ли, и лишь воля и жар Мико, выжегший яд, позволили ему дожить до этого часа. Вот только в его душе ещё тлел огонь. Не такой ослепительный, как у Мико. Слабый, чахлый, едва теплящийся — жалкий отголосок их общей родословной Феникса, проявившийся в нём гораздо слабее. Но это был огонь Феникса.

Он был дедом. Последним щитом Мико. И иногда щитом не стоит прикрываться. В критический момент щитоносец должен броситься под удар, давая дорогу союзникам.

Все годы после отравления, годы, когда он стремительно терял цель своего существования, единственной отдушиной, единственным смыслом дышать этим проклятым воздухом была она. Маленькая девочка с глазами его покойной дочери, с таким же упрямым характером внутри. Он учил её не только мечу и ци. Он учил её выживать в этом недружелюбном мире хищников. Был строг? Да. Жесток порой? Возможно. Но лишь потому, что знал — мир будет к ней безжалостен. И если он не подготовит её, не закалит, она сгинет. Как сгинула его дочь. Как сгинул бы он сам, если бы не её детские руки, вытащившие его из тёмной ямы отравления. Она спасла его тогда. Теперь он спасёт её.

Ли слишком уверен. Слишком поглощён садистским спектаклем и алчностью. Слишком презирает «жалкого старика». Он забыл главное правило охотника: раненый зверь — самый опасный. И что огонь Феникса, даже самый слабый, может спалить всё дотла, если дать ему нужное топливо.

Гу Лун сделал глубокий, шумный вдох, будто втягивая в себя всю боль, всю ярость, всю нерастраченную любовь. Остатки его ци, его чахлая искра Феникса сконцентрировались в его душе. Для последнего, чистого горения. Он ощутил сладковатый привкус крови на языке — каналы рвались под нагрузкой, а душа начинала пылать. Неважно.

«Прости, девочка,» — подумал он, глядя на любимую внучку. — «Дай деду последний раз тебя защитить. Сожги эту нечисть дотла.»

— Мико! — Голос Гу Луна прорвал грохот боя, гул ветра и предсмертные крики. Он отдал приказ. — Атакуй, ВСЕМ! В НЕГО! СЕЙЧАС!

Его команда прозвучала как спусковой крючок для самой Мико.