Inspiraveris. Верни меня - Лина Мур

Бреду к своей спальне, на ходу раздеваясь и бросая все на кресло в комнате, забираюсь в постель, сжимаясь клубочком. Плачу от бессилия и желания быть нормальной. Мне так понравилось сидеть в этом месте с Петру. Мне нравится говорить с ним и то, что он не проявляет свой авторитет. Слушает меня, рассуждает и просто свободно общается со мной.

Не замечаю, как мой плач затихает, а сама я медленно погружаюсь в сон.

Сильный поток воздуха развевает мои волосы. Подо мной конь, разрезающий тишину своим галопом. Улыбаюсь, а внутри меня счастье. Счастье быть свободной. Вырваться и скакать по лесу. Вижу впереди замок. Дом. Отчего-то знаю, что это мой дом. Величественный. Неподступный.

– Аурелия! Стой! – от голоса, донёсшегося до меня, сильнее сжимаю поводья. Солнце резко садится и вокруг все темнеет. Ночь буквально обрушивается на меня. Но я вижу факелы, горящие впереди, и несусь к ним.

– Нет! Аурелия! Нет! – этот человек, преследующий меня повсюду, кричит так громко. Губы начинают дрожать, ударяю по лошади. Быстрее! Прошу быстрее! Дома буду в безопасности! Быстрее!

Не успеваю я доскакать до ворот, как земля начинает дрожать подо мной и на моих глазах башня падает в овраг позади замка. Кричу. Тяну поводья. Лошадь встаёт на дыбы. А повсюду огонь, он полыхает в замке, разрушая его изнутри. Кричу снова и снова от страха и ужаса. Слышу такие же крики внутри замка. Там люди! Люди! И они будут сожжены заживо! Лошадь брыкается подо мной, пытаясь сбросить. Пятится назад. Снова встаёт на дыбы. Не могу больше держать поводья, удушливый запах палёного мяса достигает носа. Кричу и вылетаю из седла. Хватаюсь руками за воздух и падаю. Лечу в бездну. Закрываю лицо руками, кричу. Громкий всплеск и погружаюсь в ледяную воду. Пытаюсь выплыть, но платье такое тяжёлое, оно тянет меня ко дну. Задыхаюсь… открываю рот, и он наполняется тело гнилой водой…

Глубокий вдох. Подскакиваю на постели, обливаясь холодным потом. Моргаю, темно вокруг. Моя спальня. Снова сон. Трясущимися руками дотрагиваюсь до лба, глаз, тру лицо. Тихо плачу, придвигая к себе ноги.

– Хватит, прошу тебя, хватит, – шепчу я, раскачиваясь туда-сюда.

– Аурелия…

– Хватит! Оставь меня! – уже кричу, сжимая руками волосы и причиняя себе боль.

– Пожалуйста, – шепчу, понемногу приходя в себя. Поднимая голову, смотрю в темноту. То, что увидела, до сих пор перед глазами. Огонь и крики людей о помощи. Кто они? Кто тот, что зовёт меня? Почему меня?

Судорожно дышу, тело трясёт в ознобе. Бросаю взгляд на часы, семь утра. Господи, за что?

Sex

– Лия, пора ехать, – в мою спальню стучится Иона.

– Иду, – отвечая, смотрю на себя в зеркало.

Собрав волосы в тугой пучок на затылке, набрасываю на голову чёрный платок, в котором все женщины ходят в церковь. Считается, что мы, девушки, женщины, девочки, уже грешны перед богом. И для нас служба проводится отдельно, после мужчин. Мама пыталась бороться с таким правилом, но безуспешно. Мы истинный грех, рождённый в плотской радости. И никак иначе мы не выглядим перед церковью. Осмотрев своё чёрное платье ниже колен и тёмные колготки, грустно усмехаюсь на это одеяние, натягивая сапоги. Почему мы грешны? Потому что женщины. Хотя у женщин тут больше власти, чем у мужчин. Нас больше, в совете из десяти людей – семь женщин. А церковь неподвластна законам.

Ещё до сих пор не пришла в себя после нового кошмара. Они меняются, становятся красочными, а затем снова ночь и страх. Как же мне не спать? Я физически нуждаюсь в отдыхе. Изнурена и потеряна в собственной иллюзии, которая находится за гранью.

Выхожу из спальни, натянуто улыбаясь элегантной бабушке. Она в чёрном кашемировом пальто, а под ним, как обычно, облегающее платье тёмного тона с глубоким декольте и обязательно кожаные сапоги на высокой шпильке. Только сегодня не накрашена, и её бледное лицо так ярко контрастирует с чёрным платком, повязанным на современный лад, но она не менее красива. Без всего этого грима, который нам запрещают даже трогать, она выглядит ещё моложе.

Мы садимся в её машину и едем к церкви, где уже припарковано множество автомобилей. Все жители нашего города собрались на воскресную службу. Мужчины, отсидевшие уже проповедь, отправились завтракать, а потом будут ожидать своих девушек, жён, матерей тут.

Мы подходим к множеству знакомых, здороваясь и желая лёгкой недели. Традиция. Плетусь за бабушкой, снимая с себя пуховик, кладу его при входе к куче одежды других людей. Мы идём по проходу, останавливаясь у первого ряда, где находится наше место, как одних из главных в этом городе. Шушуканья и шёпот за спиной, множество глаз осматривают нас. И это привычно уже. Опускаясь на скамью, кладу себе на колени библию. Поднимаю взгляд, смотрю бессмысленно на распятого Иисуса, святых и свечи. Все так блестит, золото отполировано, драгоценные камни сверкают в свете свечей, и это вызывает усмешку. Разве богатство и демонстрация его не грех?

Все встают, когда входит пастор. Он призывает каждую из нас склониться на колени перед ним. А затем с его разрешения мы снова садимся на скамейку. Начинается служба, но я не слушаю её. Конечно, надо бы, но мои мысли далеки отсюда. Как-то грустно внутри, пусто даже. Не понимаю, почему я схожу с ума. Внутри меня происходит что-то странное. Какое-то отторжение от всего, что происходит сейчас. Неприятно. Как облегчить это состояние? Не имею понятия. Никакого.

Глубоко вздыхаю и тереблю кожаную обложку библии. Поднимаю голову на пастора и хмурюсь. Почему так тихо? Он же говорит что-то. А я не слышу. Его губы двигаются, но ни звука. Медленно поворачиваюсь к бабушке, кивающей на его слова. Оборачиваюсь к другим женщинам, что-то отвечающим на призыв пастора. Но я не слышу! Господи! Что со мной? Я не слышу ничего! Только своё сердцебиение.

– Аурелия, – по церкви проносится охрипший голос.

Нет… нет… не сейчас… прошу тебя… не сейчас…

Закрываю глаза. Пытаюсь читать молитву, но, как назло, забываю все слова. Буквально все вылетает из головы, только страх. Из-под ресниц выкатываются слезы, ведь он где-то рядом. Чувствую его. Этот холод, пронизывающий до костей.

– Аурелия, верни меня… верни меня, Аурелия, – уже громче. Слишком близко. Глотаю слезы, сжимая библию руками.

– Оставь меня… оставь во имя Господа, оставь, – шепчу я. Чувствую себя безумной, такой безумной, что хочется вскочить и убежать куда-нибудь. Спрятаться. Но тишина и шумное дыхание рядом со мной. Ведь я не дышу, только сердце яростно заставляет вспомнить, что жива. Задыхаюсь и тихо плачу.

– Аурелия, я рядом… здесь… верни меня. Жду тебя… верни меня, – шипение, а не голос появляется прямо перед моим лицом. Страшно открыть глаза, трясёт всю. Кусаю губы и плачу. Медленно приоткрываю глаза, но никого.

Неожиданно звук включается, и он такой громкий, что защищаю уши руками от звонкого и несколько писклявого голоса пастора.

– Милая, что с тобой? – бабушка дотрагивается до моей руки, и отнимаю их от ушей. Быстро бегаю глазами по церкви, но никто ничего не заметил, кроме Ионы.

– Все хорошо… хорошо… просто… очень глубокие слова говорит пастор, – вру я, всхлипывая.

– Да, он сегодня в ударе. Я рада, что ты прочувствовала их. Моя дорогая. Прекрасная служба, необходимая для наших душ, – улыбается она, поворачиваясь к пастору.

Стираю пальцами слезы, а в голове этот голос. Вернуть. Он просит его вернуть. Но кто он? Почему выбрал меня? Он рядом. Я знаю, что рядом. Даже сейчас чувствую его, присутствие чего-то необъяснимого, находящегося прямо во мне. Не убежать от этого, правда? Он будет продолжать преследовать меня, пока не заберётся ещё глубже.

Вокруг все начинают вставать и креститься. Я самая последняя поднимаюсь на ноги, а рукой даже пошевелить не могу. Даже не чувствую её. Атрофировалась. Она ледяная, такая холодная.

Пока пытаюсь понять, что со мной, бабушка уже подходит к пастору и проводит обряд очищения. Следующая я. А я двинуться не могу. Ноги приросли к полу. Сглатываю. От усилий даже пот выступает на лбу. Быстро дышу, и удаётся сделать шаг, а потом ещё и рухнуть на колени перед пастором.

– Аурелия, дитя моё, будь благословенна. Очисть свою душу от лукавого, – перекрещивает меня. Начинает тошнить. Подносит к моему рту кубок с вином. От одного запаха кружится голова. Но приоткрываю губы и едва касаюсь горького напитка.

– Спасибо, – одними губами отвечаю и поднимаюсь на ноги. Мне необходимо на воздух. Так душно. И почему вино такое горькое? Раньше было сладким, очень сладким, что от него немного пьянела. А тут, только ком тошноты в горле. Прорываюсь сквозь толпу и выбегаю на улицу, поднимая голову к небу.