Китайская петля - Вячеслав Антонов

«Ну, вот и он, легок на помине. Про Таньку не забыть». — Отойдя от окна, Андрей снова лег с бумагами.

…26 апреля 1644 года, после неудачной войны в Маньчжурии и народного восстания, в пекинском парке повесился последний император китайской династии Мин. Спустя полтора месяца в Пекин ворвались Маньчжурские войска, и Богдо-хан стал первым императором новой, и последней, династии Цинъ. Внешняя политика новой династии определялась давней целью Китая — объединением всей Азии (в идеале — всего мира) под китайским владычеством. К северо-западу от Китая лежало могущественное Джунгарское ханство, населенное калмыками и западными монголами (ойратами). На эти земли у новой китайской династии были свои планы, и население степного Хоорая играло в них не последнюю роль.

В университетском спортзале тренировались скалолазы: мужская фигура, сцепленная из мускулов и сухожильных тяжей, словно муха, распласталась по потолку. Девушка в пестрых, обтягивающих штанишках, с мешочком магнезии на спине, гибко, словно змея, обошла угол, едва удерживаясь на крошечных зацепах. Оглядевшись на балконе, Андрей увидел невысокого китайца в скромном сером костюме. Рядом стоял крупный чернявый мужик, похожий на цыгана, — руководитель команды альпинистов, недавно вернувшейся с Гималаев. Оба склонились над склеенными квадратами аэрофотосъемки; указав на какую-то точку, мужик с сомнением покачал головой. Приняв сотенную купюру с портретом американского президента, альпинист гулко потопал вниз.

— Лучше гор могут быть только баксы? — подойдя, спросил Андрей.

— Они и нужны ему, чтобы ездить в горы, — складывая карту, откликнулся Мастер, не повернув головы, — к сожалению, этот человек не знает того, что мне нужно.

— Но деньги берет.

— В России все берут. И никто ничего не знает.

— А в Китае никто не берет, и все все знают, — в тон ему ответил Андрей, кашлянув в ладонь.

— Почему ты кашляешь? Ты болен? — спросил Мастер, подняв голову.

— Ничего, пройдет. Уже проходит.

— Не пройдет. Я ведь говорил, что у тебя нет выбора.

— Что вы имеете в виду? — спросил Андрей, вспомнив про «порчу», увиденную цыганкой.

— Мне пора идти. Может быть, пойдем вместе?

— Конечно, Ши-фу.

На улицу они вышли уже в полной темноте. У входа Мастера ждала «девятка», за рулем которой сидел молодой китаец. Отвернув от освещенных окон, машина, не торопясь, двинулась к выезду на шоссе, перед поворотом приблизившись к густому сосняку.

«Выходи!»— внезапно бросил Мастер Андрею, и сам прямо на ходу выскочил в лес. И сразу потерялся между деревьев.

Шинкарев выпрыгнул секундой позже и оказался на широкой тропе, соединяющей университетское общежитие и учебный корпус. Догнал Мастера, некоторое время молча шел рядом.

— Зачем мы вышли из машины? — спросил он наконец.

— Потому что она должна ехать в другое место. А нам недалеко.

«Ответ типа» сам дурак «. Кому надо было увидеть, что мы отъехали от спортзала на авто?»

— Это из-за Москвы? Есть опасность?

— Не только из-за Москвы.

«Вот как!»

— Чем вы занимаетесь в Красноярске? — спросил Андрей, чуть повысив голос. Факт сомнительной деятельности Мастера в своем родном городе (какой бы она не была) ему совсем не понравился.

— Я приехал встретиться с тобой, — спокойно ответил Мастер, — а в городе работает Чен. Ты ведь помнишь его?

Андрей знал одного Чена — по совместным приключениям в тропических горах. Его появление в Красноярске Андрею понравилось еще меньше.

— Ты мог бы помочь Чену, если будет такая необходимость? — спросил Мастер.

Это после московской-то подставы!

— Башку ему свернуть? Это можно. Могу небольно зарезать, если он вам особенно дорог.

Мастер, казалось, слегка удивился:

— Почему ты так говоришь?

— А что, непонятно? Это же мой родной город — у меня тут мать, отец, сестра. Я приехал, наследил, уехал, а отыграются на ком? Я что, должен такие вещи объяснять?!

— Наверное, ты прав. Там, в Москве… где ты работал. Случайно поблизости оказался один китаец с видеокамерой. Снимал виды старой Москвы. Ты понимаешь, о чем я говорю? Так вот, какие-то люди у него отобрали все вещи. Если ты знаешь этих людей, пожалуйста, попроси их вернуть паспорт. У него проблемы.

— Пусть заявление напишет в милицию: так, мол, и так, принимая участие в похищении депутата Государственной Думы Российской Федерации, я подвергся неспровоцированному нападению со стороны неизвестных мне лиц…

— Хорошо. Тебе не надо беспокоиться за своих родственников, — помолчав, произнес Мастер. — Им ничего не угрожает, а Чен завтра уезжает из города.

— Приятно слышать, — ответил Андрей.

— А как прошел разговор с твоим петербургским начальством?

— Нормально. Откомандирован в ваше распоряжение.

— Что ж, служба есть служба. «День на службе — день в аду».

— Кто это сказал? — Андрей знал склонность Мастера к цитированию.

— Китайский писатель Юань Хуандао, еще в двенадцатом веке. Похоже, он знал, о чем говорил. Хорошо… — Мастер задумался, — тебе надо исчезнуть на некоторое время после московского дела.

— Например, в другое время? — машинально спросил Андрей, думая о другом. Он колебался: «Сейчас, что ли, сказать? Все равно о родне заговорили…» Решил сказать — раньше, позже, какая разница?

— Тут такое дело, Ши-фу… У меня есть знакомая девушка, Таня. Похоже, она серьезно больна. Вы не могли бы осмотреть ее?

— Ты не особенно боишься за безопасность этой девушки, если просишь меня встретиться с ней.

— Может, и так. Вот если бы Чен собирался с ней встретиться…

— И что тогда?

— Я уже сказал.

— Так и передам ему, — усмехнулся Мастер, — оставь телефон, я зайду.

— Мы можем зайти вместе.

— Нет, я один. Я посмотрю Таню, а ты пойдешь со мной.

«Ну, волк!»— почти восхитился Андрей хваткой китайца. Для него это выглядело так, словно матерый полярный волчище (машина длиной полтора метра и весом в восемьдесят килограммов) дернул в сторону лобастой башкой, клацнул пастью, и северный олень забился в конвульсиях. А поглядеть со стороны — шли двое, мирно беседовали. И все же Андрей не чувствовал себя сцапанным олешком — скорее, тоже волком, пусть поменьше.

— Я и не отказываюсь, — пожал он плечами.

— Надеюсь. Главное, чтобы ты не отказался в последний момент.

Некоторое время они прошли молча. Тропа вела их низкорослым черным сосняком, увешанным снежными шапками, а затем, смутно белея среди сугробов, стала спускаться под гору, к верхушкам березовой рощи.

— Шао-линь, — произнес по-китайски Мастер, показав на сосны, затем повторил по-русски:

— Молодой лес. Потом большой будет.

Тропа стала узкой, так что пришлось идти гуськом, и разговор снова прервался.

— Меня больше беспокоит твоя слабость, чем болезнь твоей девушки. Твои силы понадобятся, — начал Мастер, когда тропа расширилась и они пошли рядом. Тон его изменился, похоже было, что китаец собирался говорить о чем-то действительно важном для него.

— Вы сказали, что у меня нет выбора. Почему? — Андрей вспомнил разговор в зале, и тот, давнишний, состоявшийся в парке Сучжоу.

— Так оно и есть. Твоя слабость не случайна. Так действует потустороннее. Во время наших занятий мы слишком приблизились к нему.

— И что?

— Ты снял защиту. Простые люди защищены неверием, а ты уже поверил. Наполовину.

— Это плохо?

— Вера — великая сила. Неверие — большая сила. А полувера — только слабость: «Господи, если ты есть, спаси мою душу, если она есть». Ведь так?

Конечно, это было так. А как еще могло быть?

— Это к делу не относится, — возразил Андрей. — Можно ли восстановить защиту?

— Только одним способом. Пойти со мной, чтобы испытать себя на пути Четырех стихий.

— Каких Четырех стихий?

— Наше Учение, я говорил тебе о нем.

Слабость, распоряжение начальства, необходимость скрыться куда-то после московского дела, деньги для встречи со своей женщиной, Танина болезнь, — с разных сторон словно появились стены и все плотнее сдвигались вокруг Андрея, оттесняя к черной щели, в которую заманивал его пожилой китаец. Или это петля сжималась на горле? «Китайская петля». С тройной, с четверной подстраховкой ситуация отсекала его от любой возможности выбора. Его согласие ничего не значило и никак не ослабляло давления — это-то и было не по-человечески. «Желательно, конешно, помучиться», — вспомнил Андрей выбор красноармейца Сухова, но не увидел, чем это могло бы ему помочь.

— Четыре стихии вернут тебе силу, — еще раз повторил Мастер, — или убьют.

— Ничего не скажешь, весело.

Справа показалась электроподстанция — ее решетчатые столбы и прогнувшиеся пучки кабелей были обведены резким галогеновым светом. Свет рассыпался радужными лучами по сетчатке глаз, разгонял по сугробам частые волнистые тени, стеклянно дробился в гроздьях изоляторов. За темным переплетением опор, проводов, трансформаторов светились окна низкого кирпичного здания, глубоко и толсто укрытого снегом.