Пора предательства - Дэвид Кек

Когда Ламорик сел на скамью и жена успокаивающе положила руку ему на локоть, Дьюранд обернулся. Крестьяне Баррстона казались валунами на склоне холма. Для большинства из них «Выпь» была уже вторым кораблем, что уплывал в тот день вниз по течению.

Когда Небесное Око поднялось достаточно высоко, Гутред прошелся вдоль скамей, раздавая хлеб и сыр, а мужчины выпили еще и вина. Мастер Одемар, что-то бормоча, провел свою команду через Полуденный Гимн. Со скамьи Дьюранд видел лишь синеву да каменные берега.

— Сразу молодость вспоминаю, — жизнерадостно заявил Берхард, разворачивая круглую темную краюшку хлеба. — Мы ходили вверх-вниз по Грейрод — хотя Грейрод шире и спокойнее, она река старая. Этот вот Майденсбир, он холодный да быстрый. Прям как моя жена, бедняжка, до того, как умерла.

Берхард разломил краюшку, твердую и крепкую, точно моток узлов. Бейден ждал. Но когда Бейден уже потянулся за своей половиной, длинная рука Оуэна выхватила у Берхарда хлеб.

— Все равно что сторожить купеческие задницы, да? — поинтересовался Оуэн, откусывая от добычи и сверкая золотыми зубами.

Берхард вытащил было кожаную флягу с кларетом, но остановился, чтобы поковыряться в обтрепьях кожи вокруг больного глаза.

— Да-да. Так оно и есть. Легче. Тащишься себе в лесах. Мимо того Болота Черепов. Бурелом. Иногда в лесах слышны барабаны. Летом в кольчуге буквально варишься.

Берхард начал откупоривать флягу, когда ее выхватил у него Бейден.

— А ты держи здоровый глаз нараспашку.

После целого часа молчания Ламорик наконец подал голос:

— Воинство Преисподней! Поглядишь на вас, поневоле вспомнишь обеды за столом моего отца.

Все головы на «Выпи» повернулись к нему — одни быстрее, другие медленнее.

Оуэн задрал соломенную бороду и снова сверкнул зубами.

— Такие все благородные, да? — предположил он.

— Нет. То есть совсем нет. Вы мне моего брата напоминаете. У Лендеста сызмальства были руки куда длиннее моих. Он славный малый, но получил слишком уж много всего, к чему я потянулся первым.

Дьюранд улыбнулся, все остальные загоготали.

— Похоже, это объясняет больше, чем следовало бы, — продолжал Ламорик. — Дьюранд, ты тоже младший, да?

Дьюранд кивнул.

— Брат успел первым.

Берхард ткнул в их сторону куском хлеба.

— Выходит, вы оба — младшие братья?

Дьюранд пожал плечами.

— Иначе я бы так и сидел в горах…

— А ты? — спросил Берхард Оуэна. — Не станешь же ты утверждать, что у тебя тоже есть большой брат.

— Еще как есть. Восьми футов роста, без малого, в мерзавце.

Берхард вскинул руку, привлекая внимание.

— Минутку, пожалуйста. Все, кто перед этой мачтой! Я вас спрашиваю. Неужели я тут единственный старший в семье? Бейден?

Бейден поскреб длинную бахрому волос на затылке.

— Ну да. У меня есть старший брат в Андагии.

— Небесное Воинство, двое таких! — ахнул Берхард.

— Еще есть младшенький.

Половина команды показала Бейдену знак Небесного Ока.

— А у вас, ваша светлость? — осведомился Берхард.

Дорвен улыбнулась и вздохнула.

— Вы же видели Морина. Я старшая дочь.

Берхард повернулся к Конзару.

— А вы, капитан?

Все взоры обратились к Конзару. Тот несколько мгновений молчал, а потом признался:

— Мой брат получил прекрасный чертог в Ланнермуре. Он часто приглашает меня туда. Когда мне не удается отвертеться, я сижу на скамье перед очагом, а его жена торопится припрятать серебро.

— Значит — и вы к бедолагам, у которых есть старшие братья, — рассудил Берхард, выхватывая у Бейдена бутылку.

Но Ламорик уже показывал на дальний берег за полосой тягучей, блестящей воды.

— Смотрите, башня! Это святилище. Как вы думаете, какой деревни?

Несколько человек нагнулись к планширу. «Выпь» закачалась. Одемар смерил всех суровым взглядом.

Ламорик по-прежнему глядел на башню.

— Может, Саллоухит?

— Да кроме нее еще с десяток других башен, тем более Саллоухит выше по реке, ваша светлость, — осторожно поправил Гутред.

Остальные принялись наперебой перечислять названия.

— Рашева пристань, — наконец сказал Одемар.

На всем корабле воцарилось молчание.

— Та, что вниз по дороге?

— Именно.

— Выходит, мы практически не сдвинулись с места. — Ламорик раскинул руки над рекой. — Как такое возможно?

— Майденсбир течет быстро, но много петляет… ваша светлость.

— Ты понимаешь, что у меня ни малейшего желания оскорблять короля? Наша цель — ровно противоположная. Мы пролили немало крови, чтобы заслужить королевскую милость.

Корабел молчал.

— Почему бы вашим гребцам не приналечь на весла?

— Майденсбир сам несет нас, лучше его не поторапливать. Насколько я вижу реку, ваша светлость, она полноводна и быстра.

Над рекой прокатился какой-то странный звук — точно стон. Конзар подался вперед, вглядываясь.

— Когда доберемся до Сильвемера, грести все равно придется, — заметил Ламорик.

— Да, ваша светлость. Но пока нет смысла…

Дорвен стояла на носу корабля и оглядывалась. Дьюранд услышал какой-то странный звук: то завывал в трюме корабля ветер.

— Что это? — спросил Ламорик.

Гребцы разом, без команды, принялись разбирать весла.

— Не следовало нам пускаться в плаванье… — прорычал Одемар.

— Что?

— Пещера Спящих!

— Я не…

«Выпь» понеслась еще быстрее по глубокому каменному желобу меж высоких каменных стен.

— Когда Майденсбир стоит высоко, то заливает алтарь на скалах подле Пещеры Спящих.

— О чем это вы? — вмешался Берхард. — Я же видел Спящих. Их не затопишь…

Мимо планшира мчался ряд вырезанных в скале ступеней, ведших к воротам святилища на берегу реки. Сейчас было видно только несколько самых верхних.

— Небесное Воинство! — потрясенно пробормотал Берхард.

— Когда бьет колокол, дева покидает свое ложе и занимает другое, — проговорил Одемар.

— Видал я эти колокола, — заметил Берхард. — Они ведь… сколько там? в добрых пяти фатомах от пола!

Гребец на веслах поневоле вынужден повернуться спиной к носу корабля, лицом к капитану. Только тому виден курс.

Каждому, кто был на борту, нашлось по веслу.

— Теперь давайте гребите, все в лад, — велел мастер Одемар.

Корабль качнулся, накренился — словно ухнул на добрых два фатома вниз. Иные из рыцарей виновато оглянулись — не попали веслами по воде, — но ни один гребец даже глаза не скосил.

— Полегче! — резко укорил Одемар.