Отец подруги. Запретная связь (СИ) - Ульяна Краш

помощи не отказывайся. Мне просто надо было услышать это от тебя. Завтра после шести ты свободна?

— Нет. Я на работе до десяти.

— А утром?

— А утром к десяти на работу.

— Ну тогда давай завтра перед работой я съезжу с тобой за вещами.

Мне сейчас больше всего хочется просто собрать вещи и уйти, не принимая его помощи вообще. Слишком обидно было узнать его мнение обо мне. Он считает меня распутной девкой, которая на взрослых мужиков вешается. Уму непостижимо. Но рассудок подсказывает, что вещи мне забрать самой будет намного сложнее. И мне хотя бы эта помощь нужна.

А завтра я точно съеду, — обещаю себе мысленно, вслух же соглашаюсь с Юрием Анатольевичем.

— Хорошо.

Глава 9

Всю ночь я не могу уснуть. Телефона нет, часов тоже. Только по посветлевшему небу я понимаю, что уже наступает раннее утро.

В голове крутится наш разговор.

Может, не надо было соглашаться на помощь?

И как мы завтра поедем ко мне домой? Мама уходит на работу в восемь. А отчим, скорее всего, будет ещё дома. От одной мысли, что придётся увидеть его, я внутренне съёживаюсь. Не хочу его видеть.

На душе так одиноко.

Нет. Я не отчаиваюсь. Знаю, что всё смогу, и преодолею. Привыкла быть сильной. Вот только в такие ночные минуты на меня иногда накатывает тоска от чувства несправедливости этой жизни.

Почему люди, когда женятся и заводят детей, внезапно забывают о своём ребёнке? Разве это справедливо? Отец за последние восемь лет ни разу не вспомнил обо мне. У мамы своя жизнь.

И ладно бы, можно со всем смириться, но даже человек, который очень нравится, совсем не подходит мне.

Может, это я какая-то неправильная?

В моём возрасте девчонки на парней молодых засматриваются, а мне с ними неинтересно. Слишком похабные, ненадёжные, легкомысленные.

Юрий Анатольевич же кажется таким надёжным мужчиной, который ради семьи пойдёт на всё. А сейчас он там, в другой комнате со Светой.

И от этого ещё больнее.

Опять я не нужна. Хотя понимаю, что не стоило даже надеяться на что-то большее. Где я и где он. Разные уровни, разный социальный статус. Во всём разные.

Опять мне кажется, что я слышу стоны. А может, не кажется? Прячу голову под подушку, чтобы не слышать. Не хочу думать о них, а воображение, как назло, рисует Юрия Анатольевича и Свету в сладких объятиях друг друга.

Я бы всё отдала, чтобы оказаться на её месте.

Сон дарит забвение на несколько часов, но даже во сне нет покоя. Мне снится отчим, как он гонится за мной с расстёгнутой ширинкой. Сначала бегу по подъезду, потом снится лес. А я всё бегу, пытаюсь спрятаться от отчима. Мне кажется, вот-вот он меня догонит. Сердце стучит в висках, кажется, сейчас вырвется из груди. Выглядываю из-за дерева.

Но вместо отчима вижу Юру. Иду к нему, и он обнимает. Так, ласково, так нежно, как в ту ночь, когда он поцеловал меня. Я лелею это чувство, боюсь его потерять или забыть. Мне так хорошо с ним. Чувство спокойствия и надёжности охватывает меня. Он гладит меня по спине и что-то шепчет на ухо. Но я почему-то не могу разобрать ни единого слова. Хотя очень хочу понять и запомнить. Я понимаю, что он говорит что-то очень важное.

Просыпаюсь резко. Будто я долго плыла и, наконец, вынырнула. В дверь раздаётся тихий стук.

— Да? — отвечаю шёпотом.

Дверь приоткрывается, и в появившуюся щель я вижу Юру.

— Ты ещё не собралась?

— Нет. — тру кулаков глаза. — А сколько сейчас время?

— Восемь. Ты едешь за вещами?

— Да. Да. Сейчас. Просто будильник на телефоне, а телефон у отчима.

— Надо было попросить меня, я бы разбудил.

— Да, надо было. Не подумала. Я сейчас быстро соберусь.

Вскакиваю с кровати, совсем позабыв, что спала в футболке и плавочках. Рывком снимаю футболку, надеваю бюстгальтер и, только когда поправляю лямки, понимаю, что дверь в комнату всё ещё открыта.

Поворачиваю голову, но за дверью уже никого.

Юрий Анатольевич ждёт меня в машине. Сажусь на заднее сиденье, подальше от него. Как бы он мне не нравился, всё же нарушать границы я не хочу. Тем более после вчерашнего разговора.

Говорю ему свой адрес, и едем в молчании всю дорогу. Лишь изредка ловлю на себе взгляд Юрия Анатольевича. Каждый раз, когда наши взгляды встречаются в зеркале дальнего вида, он тут же отводит глаза.

Атмосфера внутри салона становится плотной и напряжённой. Даже дышать тяжело, как будто в воздухе висит множество недосказанных слов, невыраженных мыслей. А говорить об этом неловко.

Парковка перед домом почти пустая, большинство жителей дома на работу уехали. Юрий Анатольевич паркуется, выходим и идём к подъезду. Ключи от домофона у меня есть. Не знаю, от чего я волнуюсь больше: от близости Юрия Анатольевича или от предстоящей встречи с отчимом.

Поворачиваю ключ и захожу как можно тише, стараясь не шуметь.

А в дверном проёме зала уже стоит Залим в одних шортах.

— Неужели вернулась? — усмехается он.

— Я за вещами, — сообщаю ему с порога, снимаю сандали, которые одолжила мне Марина.

— Какими вещами? У тебя здесь ничего нет, — перехватывает мою руку, не давая пройти в мою комнату.

Юрий Анатольевич заходит следом.

— Руку Лизы отпусти, — не терпящим возражений, говорит он.

— С чего это?

— С того, что я сказал.

— Да ты кто такой вообще? Я тебя не знаю, и никто тебя сюда не звал. Так что вали отсюда, — голос отчима звучит скорее истерично, чем угрожающе.

— Смотри, как бы тебе валить отсюда ни пришлось в сопровождении полицейских, — а вот Юрий Анатольевич выглядит неожиданно грозно. Даже по лицу Залима вижу, что он не ожидал такого ответа.

— Да с чего это? Я никаких законов не нарушал, — отвечает отчим, но пальцы всё же разжимает.

Торопливо иду в свою комнату. Достаю из шкафа дорожную сумку и кидаю вещи. А из коридора доносится возмущённый голос Залима.

— А вот вы нарушаете закон. Обворовываете меня.

— А я уверен, что насилие над падчерицей — это тоже нарушение закона. Потянет лет на пять.

— Да какое насилие? Я её и пальцем не тронул. Сама шляется везде, трахается со всеми подряд, а я теперь ещё и виноват? Вызывай, вызывай ментов. Посмотрим, кто виноват. Даже мать Лизы подтвердит, что она сама меня соблазняла.

— Ты в зеркало давно смотрелся? — одной фразой Юрий Анатольевич раскатывает Залима всухую.

— Да пошёл ты. Ну, сам признайся,