Чаша Герострата - Наталья Николаевна Александрова

не раз, какой-то крупный начальник, а может, и владелец собственной фирмы.

Но Александра… сегодня не было на ней ничего ярко-красного и волосы не растекались по спине светлой волной. Они были заколоты туго. И на ней был ну очень деловой костюм цвета спелой вишни. И вместо сумки небольшой такой аккуратный портфельчик.

Вся такая деловая-деловая женщина. И разговаривала она со своим спутником не повышая голоса, и не смеялась громко, и даже улыбалась не белозубой улыбкой, а так, одним уголком рта.

Мужчина вежливо придержал для нее дверь, на руке его при этом сверкнули дорогущие часы.

Александра прошла вперед и не удержалась от торжествующей улыбки. Мужчина ее не видел, зато видела я.

Все ясно, эта стерва снова окучивает кого-то по заданию его конкурентов. Было уже такое, помню…

Я испугалась, что скрип моих зубов будет слышен проходящим мимо сотрудникам бизнес-центра. Нет, надо срочно что-то делать, долго я так не выдержу.

Я еле дотерпела до обеденного перерыва и, когда Лизавета Павловна отправилась мыть чашку, набрала номер коуча.

Ответили сразу, мужской голос был дежурно-приветлив. Я помялась немного, и тогда он сам спросил:

— Вы хотели бы попасть на прием?

Я сказала, что хочу попасть к нему как можно скорее, но могу только после шести, потому что до этого работаю. Он сказал, что работает до шести, но согласен в виде исключения задержаться, раз уж такой случай. Только чтобы я не опаздывала.

— Буду, — пообещала я и тут заметила, что Лизавета Павловна стоит посреди офиса и внимательно слушает.

— Что, свидание у тебя? — оживленно спросила она.

Вот беспардонная тетка, ничуть не стесняется подслушивать!

— Да нет, это по делу, — отмахнулась я, говорила уже, что нашей Лизавете не отвечать нельзя, не тот она человек.

— По делу? — усмехнулась она. — Да ладно, какие у вас, молодых, могут быть дела? У тебя должно быть одно дело: найти приличного мужчину, так чтобы создать с ним семью!

— ?

— Да! — продолжала она. — И нечего так на меня смотреть! Потому что я-то знаю, что это — самое важное в жизни женщины. Семья и дети! А вы, вертихвостки, до тридцати лет об этом и не думаете, а потом начинаете приглядываться, и глянь — оказалось, что все приличные мужчины уже разобраны. А те, кто остался, те либо уже побывали в неудачном браке и теперь их туда никаким калачом не заманишь, либо уж такое никудышное барахло, что детей от такого рожать нечего и думать. Вот тебе, Полина, сколько лет?

— А то вы не знаете? — обиделась я. — Ну скоро тридцать…

— Вот и я о том же говорю, пора бы уже заняться поисками приличного человека!

— Да где ж его найдешь-то? — вздохнула я. — Сами сказали, что все приличные давно уже разобраны…

Я сменила тему:

— А скажите… вот в нашем бизнес-центре есть… интересный такой мужчина, виски седые, одет прилично… часы опять же…

— Эк тебя занесло! — Лизавета Павловна махнула рукой. — Это Катаев, фирма у него своя. Ну, тут тебе ничего не светит, не того полета ты птица, уж не обижайся. И вообще, он женат.

— Да я ничего… так просто спросила.

Тут, на мое счастье, явились остальные сотрудники и Лизавета отвязалась.

Начальник уехал на какое-то важное совещание, и под эту марку я отпросилась у Лизаветы пораньше, так что была по указанному в листовке адресу ровно в шесть.

Я подошла к двери, позвонила.

И вздрогнула — потому что прямо у меня над головой раздался мужской голос:

— Заходите, открыто.

Я подняла голову и увидела прямо над дверью миниатюрную камеру и динамик. Ну да, конечно, уважающий себя коуч должен быть не чужд технического прогресса…

Я взялась за дверную ручку. Дверь действительно была не заперта, и я вошла в квартиру. Или, может быть, студию — как там эти коучи называют свое логово…

Я оказалась в коротком светлом коридоре, по стенам которого были развешаны картинки в узких металлических рамках.

Картинки были странные: на каждой были нарисованы запутанные мотки ниток. Нитки были разные — белые и черные, синие и зеленые, — но все были ужасно запутаны.

— Прямо по коридору! — снова у меня над головой прозвучал мужской голос.

Ага, намекает, что нечего торчать в коридоре и разглядывать картинки… Для чего тогда их повесил?

Я прошла по коридору до полуоткрытой двери, толкнула ее и оказалась в кабинете.

Кабинет был большой, и все в нем было какое-то африканское.

На полу была расстелена шкура зебры (надеюсь, не настоящая), на стенах висели резные африканские маски, несколько копий с очень широкими лезвиями, и даже голова обезьяны с вытаращенными глазами (наверняка стеклянными).

Посреди кабинета, напротив входа, стоял массивный стол из черного дерева. На этом столе стоял обычный компьютер, рядом с ним — стаканчик с разноцветными карандашами и большой нож с широким лезвием и рукоятью из резной кости.

Вряд ли этим ножом удобно точить карандаши…

Вся эта экзотика так била в глаза, что я не сразу заметила хозяина кабинета. Тем более что он был какой-то неприметный: бледный, худой, с редкими прилизанными волосами неопределенного цвета.

Только глаза были яркие и пронзительные.

— Здравствуйте! — проговорил он. — Присаживайтесь!

В отличие от внешности, голос у него был замечательный — красивый, выразительный баритон.

Я села в глубокое кресло, обитое красной кожей.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Ну, что же вас ко мне привело?

— Я… — попыталась я начать. — У меня… Мне…

— И кого же вы так ненавидите?

— Что? — Я испуганно взглянула на коуча. — Кто вам сказал? Откуда вы знаете?

— А вы посмотрите на карандаш…

— Что? Какой карандаш?

Я проследила за его взглядом.

Смотрел он на мои руки. И только теперь я осознала, что невольно взяла из стаканчика на столе карандаш (красный) и сломала его пополам, а потом еще раз пополам. Кстати, это не так уж просто сделать, если вы не в курсе.

Я вспыхнула и пробормотала:

— Ну, карандаш… при чем тут карандаш?

— Это неосознанные движения. Они выдают ваши скрытые эмоции. В данном случае — вашу ненависть. Скорее всего — к какой-то женщине… я прав?

Я отвела глаза.

— Да, это, несомненно, женщина. И не случайно вы выбрали именно красный карандаш. Красный — ее любимый цвет?

Я молчала. Хотя, признаться, он произвел на меня впечатление.

— Вы ненавидите ее всеми силами души… я прав?

— Ну, я не знаю…

— Знаете, знаете! Не бойтесь признаться в этом себе… ну и мне. Считайте, что я — ваше второе я. А разве от самого себя могут быть