Четверка в четверти - Оскар Ремез

Рано утром отправился он в королевскую библиотеку, где работал до поздней ночи над научными трудами.

Мать Генриха — простая и работящая женщина — делила с мужем тяготы жизни. Отец пребывал в уверенности, что сын, отданный в колледж, получит там вполне достаточное образование. Родители радовались успехам Генриха в колледже, успехам, которых, как уже знают читатели, вовсе не было.

В колледже, где учился Генрих, царила скука зеленая. Никто не мог понять мятущейся души юноши, который стремился как можно скорее ступить на дорогу настоящей жизни, полной самых разных превратностей. Может быть, только один человек способен был понять Генриха. Это была прекрасная Галл. У нее был независимый и гордый характер. Она совсем была непохожа на свою подругу заносчивую Олле. Галл была ни на кого не похожа.

В парке ее дома жили три прекрасных тигрицы и один свирепый тигр по имени Патинава. Смелая Гэлл бесстрашно кормила диких тигров и заставляла их жить в дружбе. Генрих никогда не говорил Гэлл о своей любви. Он мечтал о том времени, когда, совершив настоящий подвиг, сможет послать ей весточку о себе. Сегодня почти весь вечер проговорили они о жизненных дорогах, об учебе в колледже, о дисциплине. До той минуты, когда Генриху суждено было объясниться с Гэлл, было еще далеко.

Сегодня утром Генриху вручили пакет с вызовом в совет дружины. Совет собирался в понедельник. Что хорошего могло ожидать Генриха в понедельник? Ничего хорошего.

Отец еще не приходил.

В комнату Генриха вошла мать и справилась об его здоровье. Бедная, она не знала, как тяжко ее сыну и какое испытание предстоит ему в понедельник! Он мужественно улыбнулся, скрывая свое отчаяние, и пожелал ей покойной ночи.

Часы пробили одиннадцать.

Снег по-прежнему сверкал за окном.

Генрих не мог уснуть…»

Глава восьмая. Зловредное воскресенье

Если считать, что Мирон Сергеевич сказал правду (а почему, собственно, надо ему не верить?) — газета «Пионерский галстук» может совершенно спокойно работать ближайшие сто лет. Потому как то, что может случиться с газетой только один раз в сто лет, уже произошло с ней в воскресенье, восьмого декабря.

Статья о Пенкине была опубликована. Под названием «Всем ребятам пример».

Как ни боролся Светлицын с приевшимися заголовками, они в последний момент одолели Светлицына. Дали-таки ему зуботычину. При содействии секретаря редакции Антипа Антиповича. Антип Антипович дежурил по номеру и в последний момент зачеркнул название светлицынской статьи «Пенкин и его друзья», заменив его более звучным «Всем ребятам пример».

А до этого было вот что.

Газета «Пионерский галстук» последние две недели давала, как назло, «негативный» материал. Приводила одни отрицательные примеры из жизни школы. А от газеты требовался позитивный материал. Конечно, и на дурных примерах можно воспитывать читателей, но во сколько раз возрастет сила печатного слова, если публиковать рядом и положительные примеры!

— Наша задача — не только брать под обстрел плохое, но и подмечать хорошее! — сказал на летучке редактор Пахом Пахомыч.

Тогда-то Светлицын и положил на стол Костина свою статью под названием «Пенкин и его друзья».

Костину статья понравилась. Он задвигал желваками, а это значило, что Костя чертовски завидует.

И все-таки он не удержался — спросил:

— А ты проверил этот материал?

В ответ Светлицын сказал:

— Как тебе не стыдно! — и хлопнул дверью.

Этот хлопок все и решил. Если бы Костя перед тем, как спросить, проверен ли материал, похвалил бы статью по существу, Светлицын ни за что бы не хлопнул дверью. Если бы Светлицын не хлопнул дверью, они наверняка бы вдвоем с Костиным еще раз съездили в школу, поговорили бы, как полагается, с директором, и все бы прояснилось. Но Светлицын хлопнул дверью с чистой совестью — ведь он действительно проверял материал. И он помнил совершенно точно, как совет дружины склонился к тому, что материал о Пенкине поможет школе. А то, что этот материал поможет всем школам района, всем школам города и всем школам страны, Светлицын не сомневался ни секунды.

Костин понимал, что обидел Светлицына. Понимал, что обидел зря.

И как только Пахом Пахомыч очередной раз сказал ему:

— Учтите, Костин, наша задача — не только брать под обстрел плохое, но и подмечать хорошее! — выложил на стол редактора светлицынскую статью.

Пахом Пахомыч, сдвинув в сторону очки, прочел статью с конца и до самого начала (у него была привычка читать статьи задом наперед), потер руки и спросил для порядка:

— Материал проверен?

Костину ничего не оставалось, как ответить «конечно».

После этого редактор, напялив на место очки, написал в уголочке статьи «Срочно! В воскресный номер», тем самым обеспечив себе и газете спокойную жизнь на сто лет вперед.

Было раннее воскресное утро.

Шестой «В» досматривал сны.

У каждого был свой, продленный сон, который можно было смотреть в свое удовольствие.

Не звонили будильники, не ругались мамы, все происходило как в доброй телевизионной сказке.

Первым вышел из сказки Петя Ягодкин.

Он вышел, поеживаясь, из сказки и пошел в магазин за молоком. По дороге Ягодкин, как всегда, прочитывал все, что попадалось ему на глаза.

На этот раз на глаза попалось сначала объявление, что институту «Гидромедпром» требуется на постоянную работу начальник технического отдела, потом, что столовой № 4 требуются посудомойщицы, следующей шла афиша театра имени Некрасова, извещавшая о постановке трагедии Шиллера «Разбойники», потом попалось написанное от руки предложение обменять однокомнатную квартиру с метро на двухкомнатную без метро, дальше шла целая газета «Пионерский галстук», только что промазанная сверху донизу и крест-накрест мокрым клеем. Это было находкой для Пети Ягодкина. Тем более что за газетой находился уже магазин «Молоко», куда он направлялся и где, кроме извещения о том, что «кефир — ценный питательный продукт», читать было совершенно нечего.

Про кефир Петя знал наизусть, а тут перед ним была совершенно свеженькая газета. Такой газеты Пете хватило бы на полчаса, не меньше. Минут через двадцать внимательного чтения кинулась ему в глаза статья под названием «Всем ребятам пример», помещенная на третьей странице. Как только Ягодкин начал ее читать, он подумал, что еще не пошел за молоком, а лежит на кровати и видит воскресный сон. То есть он был уверен в этом! Потому что он читал не про что-нибудь, а про свой собственный шестой «В» класс шестидесятой школы. И то, что он читал, было так непохоже на то, что есть на самом деле, что получало объяснение только в том случае, если это сон. То есть если это сон, то все было правильно. И Петя уже с интересом читал про Пенкина, который оказывался во сне самым первым отличником шестого «В» класса.

Но тут у Ягодкина вдруг обнаружились сильные сомнения. Он вспомнил совершенно ясно, как встал, поплескался в ванной, оделся, как мама дала ему шестнадцать копеек и пустую бутылку и как он вышел из подъезда…

Тут мимо Пети пробежали Галя Кудрявцева с летной сумкой через плечо и Оля Замошина с авоськой в руках.

Петя крикнул:

— Оля! Здесь есть про Пенкина статья!

— В газете? — спокойно спросила Оля.

— Да…

— Наконец-то поместили, — сказала Оля и скрылась в магазине.

Теперь Петя снова понял, что все это ему снится, и поэтому уже совсем не удивился, когда Оля, выйдя из магазина с полной авоськой, на ходу бросила Гале:

— Очень полезно, что такая статья появилась!

И спросила:

— Где тут написано?

Оля подошла к газете и начала читать. И Галя — тоже. Оля читала и читала, и перечитывала, ничего не говоря, потом обернулась и сказала Гале Кудрявцевой и Пете Ягодкину:

— Бежим к Корягину.

И они побежали.

Сновидения кончились.

По дороге Оля подбежала к киоску «Союзпечати» и попросила сегодняшний номер газеты «Пионерский галстук». Но газеты уже не было в продаже, потому что, сказал молодой газетчик, какой-то остроносый молодой человек в очках еще час назад скупил все номера.

Корягин собирался на лыжную вылазку, но Оля потребовала, чтобы он бежал читать газету.

Все вчетвером они добежали до угла, и Корягин прочел статью.

— Да-а, история, — сказал он. — Как же это могло произойти?

— Это произошло потому, — отчеканила Оля, — что его не исключили из школы на прошлой неделе. Я предупреждала. Теперь началось вранье во всесоюзном масштабе.

— А это хорошо: доска зеленая, — вдруг произнес молчавший все это время Петя Ягодкин.

Но Оля так шуганула его, что он живо направился за молоком.