Сделано в Америке - Александр Снегирев

«Что, эти костюмеры оборзели, что ли?! – кипятится Юхан. – Где пиццы недоеденные?! Где напитки недопитые?! Спагетти, пончики, сосиски! Где?!»

Завтраки

В одной комнате нам оставили чаевые – четыре банки «Будвая», три бутылки коктейля со «Смирновкой» и две бутылки «Короны». Я хватаю коктейль, но он выскальзывает из моих рук и падает на бетонный бордюр. Раздается страшный взрыв. Я от неожиданности ору благим матом. Юхан укоризненно качает головой и берет «Корону». Мы прикладываем пересохшие губы к прохладному стеклу, и живительная влага льется желтыми струями в наши глотки.

Я наслаждаюсь приливом сил, которых нам так недостает по утрам, и как-то непроизвольно скашиваю глаза к бутылке. Что я вижу?! Прилипший к горлышку лобковый волос, явно не мой. То есть прямо около моих губ к горлышку бутылки, из которой я пью, липнет черный мерзкий завиток, принадлежащий неизвестно кому. Бред какой-то, хотя, если задуматься, я не брезгливый: вот, например, не далее как сегодня утром мы стояли около мусорного бака…

Бак был обыкновенной американской пластиковой урной, доходящий мне до пояса. Стенки его были липкими снаружи от неизвестных брызг и покрывались глубокими царапинами. Мусор так и лез из-под крышки, вокруг вились осы. Мы лениво околачивались около бака в ожидании момента, когда костюмеры начнут отчаливать и мы сможем приступить к уборке. Вдруг Юхан подмигнул мне, я пригляделся. В баке, на самом верху, среди жестяных банок и полиэтиленовых пакетов, лежала пластмассовая коробочка. Она была прозрачна. В коробочке лежала булочка, румяная, как щечка юной селянки. Рядом с булочкой расположились два куриных крыла запеченных в тесте.

Мы с Юханом поняли друг друга без слов: он огляделся по сторонам, нет ли кого (американцы недоверчиво относятся к тем, кто завтракает из мусорных баков), я достал коробочку. Булочку – себе, крылья – Юхану.

Я стараюсь соблюдать режим питания по группам крови, мне курица противопоказана, мучное, правда, тоже. Но в то утро я подумал, что небольшая булочка с нежной корочкой пойдет мне на пользу. Я не ошибся.

Гуд-бай, Америка

Нью-Йорк снова предстает передо мной во всей красе. Теперь я наслаждаюсь им в одиночестве: Юхан задержится в Вильямсбурге еще на месяц. Жара спала, и накрапывает легчайший, теплый дождик. Я гуляю и смотрю по сторонам. Мимо ездят автомобили, о которых можно лишь мечтать. По тротуарам ступают женщины, о которых если начнешь мечтать, то вскорости свихнешься. Все эти тонкие щиколотки, талии, прикрытые изящными тканями, и обтянутые напористыми джинсами попы! Я отворачиваю голову в другую сторону.

Там – витрины. В витринах стоят одетые в роскошные одежды манекены. Из-за стеклянных дверей магазинов нахально глядят красивые злодеи продавцы, они так и зовут отдать им наши деньги.

Я любуюсь сверканием солнца в необъятных стеклах небоскребов Файненшл дистрикта. Иду через Сохо. Толкаюсь в Чайна-тауне, похожем на вьетнамский рынок. Попытки избежать многочисленных покупок разбиваются в пух и прах. Мои руки заполняются пакетами. В пакетах шуршат розовой и синей папиросной бумагой подарки. Никакие мысли о тяжелом багаже не в силах меня остановить. Мне начинает казаться, что я знаю Нью-Йорк давным-давно, но тут наступает день отъезда.

Девушка–портье вызывает по моей просьбе автомобиль до международного аэропорта JFK. Через минуту в дверях появляется мужчина латинского вида. Он корректно выхватывает из моих рук сумки и увлекает за собой.

Асфальт расцвечен солнечными осенними пятнами и сухими листьями. Я по-кошачьи прищуриваю глаз, перед подъездом стоит дутый, сверкающий черной эмалью, «Линкольн». Я соскакиваю со ступенек и ныряю в заднюю дверь, услужливо открытую шофером. «Линкольн» трогается. По Девятой, по Сорок третьей, через Пятую, Бродвей и Мэдисон авеню.

Швейцары курят у парадных. Аккуратно одетые молодые люди поливают из шлангов асфальт. Специальные дяди в зеленом забрасывают в кузова машин заполненные за ночь мусорные пакеты. Другие дяди развешивают новые. Полицейские едят бутерброды. Туристы, вышедшие в одних футболках на утреннюю прогулку, мерзнут и ежатся. Я полулежу на мягком сиденье, уткнувшись в стекло. На календаре третье сентября 2001 года, Америка еще прежняя. Через неделю все изменится. Но это будет только через неделю, а пока еще живые красотки, работающие в «Близнецах», весело улыбаются, их кавалеры мягко паркуют спортивные авто в подземном гараже, а финансовые воротилы созерцают океан из собственных кабинетов.