Вулканы, любовь и прочие бедствия - Сигридур Хагалин Бьёрнсдоттир

— «Рейкьянесские огни» с тысяча двести десятого по двести сороковой. Извержения возникали то там, то тут, перемещались из одного роя трещин в другую, с востока на запад по всему острову.

— Простите, сейчас там именно такое происходит? — Оулёв, директор по безопасности ISAVIA, недоверчиво смотрит на меня, словно впервые это слышит.

— Сложно сказать, — отвечаю я. — Активность началась считаные минуты назад, а показаниями очевидцев об извержениях в Средние века мы, конечно же, не располагаем, так что можем только по крупицам собрать данные геологических слоев в этом регионе и сделать выводы, учитывая недавние выбросы в других местах. Но с последнего извержения прошло более восьмисот лет. Ничего исключать нельзя.

— Почему мы услышали об этом только сейчас? — спрашивает она. — Мы вложили много миллиардов в международный аэропорт, позиционировали его на рынке как центр авиасообщения над Северной Атлантикой и только сейчас встаем на ноги после пандемии, а вдруг это извержение продлится без перерыва тридцать лет?

— Все это ясно изложено в отчете о степенях риска, — я начинаю злиться. — Его последнее издание уже три года доступно всем. И должно быть очевидно. Мы живем на вулканически активном острове, где извержения происходят в среднем раз в четыре года. Откуда, по-вашему, взялось лавовое поле, на котором стоит аэропорт?

— Давайте обсудим это потом, — говорит Милан. — Нам необходимо принять меры в соответствии с данной ситуацией и следовать плану действий. Уже отправлены сигналы тревоги, началась эвакуация Хабнира и Гриндавика. Спасательные отряды начали развертывать центры помощи в школах Кеблавика и в Богаре на Васлейсисстрёнде. Пассажиры и туристы могут посидеть в аэропорту несколько часов.

Это собрание предполагалось кратким, строго по делу, но Научный совет следует своим неписаным правилам: каждому надо встать и обозначить точку зрения своей отрасли или учреждения; геофизиков беспокоят движения земной коры, геологи обсуждают изотопы старых лавовых полей в той местности, Морис из Центра энергетики показывает новейшие кадры спутниковой съемки Рейкьянеса, а Бард из Агентства по окружающей среде прогнозирует, что крыши домов на Южных мысах просядут, когда слой пепла на них достигнет 80 см; каждый кубометр пепла весит 600 кг, говорит он, хмуря брови, и даже целую тонну, если пепел намокнет.

Двери с шумом распахиваются, группа репортеров прокладывает себе дорогу мимо кофейного столика в середину помещения. Кинокамеры наперевес, треножники раскрыты, телефоны наголо, вспышки так и щелкают. Милан, не изменившись в лице, встает, чтобы встретить представителей четвертой власти.

— Добрый день, добро пожаловать, — говорит он. — К сожалению, в данный момент у нас мало информации: идет заседание Научного совета, и мы сами едва начали понимать происходящее. Нам известно следующее: рядом с Рейкьянесом, у бухты Кедлингарбаус, в океане началось извержение. Оно относится к малым или средним, но возникла значительная эруптивная колонна, которая может повлечь серьезные последствия для пассажирского авиасообщения. На всех Южных мысах наблюдается большой пеплопад, мы не исключаем опасности загрязнения воздуха вулканическими газами. Приведен в действие план по гражданской обороне, и объявлено чрезвычайное положение в Гриндавике, Рейкьянесбайре и Вогаре. В Гриндавике и Хабнире начата эвакуация, жителей просят обращаться в пункты Красного Креста. Помощь в эвакуации оказывают полиция и спасательные отряды. Все вылеты и приземления на аэродроме Кеблавика в данный момент отменены.

Милан выдает всю эту информацию, словно читает с листа, он базальтовая глыба уравновешенности, сварганил этот лаконичный и ясный отчет у себя в голове из хаоса, царившего на заседании. Журналисты сосредоточенно слушают, направляют на него микрофоны и конспектируют, словно от этого зависит их жизнь. Он предлагает задавать вопросы, вперед выступает серьезный журналист, испытанный рыцарь катастроф, и громко вопрошает:

— Есть ли угроза человеческой жизни?

Я закатываю глаза: что невыносимо в СМИ во время природных катаклизмов, так это их ненасытность катастрофами и трагедиями, потакание самым низменным инстинктам толпы: страху и сентиментальности. Милан не дрогнул.

— Режим ЧС введен с целью спасения человеческих жизней, — отвечает он. — Нам необходимо эвакуировать людей из этой местности, пока мы изучаем обстановку, но ничто не указывает на то, что извержение представляет значительную опасность для людей.

Гомон становится громче, все журналисты спрашивают разом, но их заглушает голос рыцаря катастроф:

— Уже давно говорили, что хребту Рейкьянес пришло время извергаться, разве нельзя было подготовиться получше?

Я поднимаюсь с места и становлюсь рядом с Миланом.

— Вы не так поняли, — говорю я, смотря в упор на журналиста. — Для вулканов не скажешь «пришло время», они часами пользоваться не умеют, а просто-напросто извергаются, если того требует происходящее под земной корой. Иногда это случается с завидной регулярностью, но все равно не поможет нам предсказывать дальнейшие извержения. Иначе работа у нас была бы чересчур легкой.

Рыцарь катастроф следующего вопроса не задает, но бледная девушка — сотрудница Центрального телевидения — тянет тонкую руку. Милан кивает ей.

— Можно ли ожидать дальнейших извержений в этих местах? Насколько я понимаю, в последний раз извержение длилось много десятков лет и в разных местах полуострова?

Она смотрит в блокнот, который держит в руках, а потом снова поднимает глаза.

— Это начало новых «Рейкьянесских огней»?

— Пока рано утверждать, — отвечаю я. — Наша задача здесь и сейчас — принять меры в связи с подводным извержением. Метеорологический центр содержит обширную сеть сейсмографов в данной местности, и мы заранее получаем сведения о сейсмической активности.

— А в этот раз — нет, — парирует журналистка. — Вы получили их только за тринадцать минут до извержения.

— На этот вопрос лучше пусть ответит Метеорологический центр. Предсказывать извержение в океане всегда труднее.

Милан закрывает собрание.

— Вашим контактным лицом будет информационный представитель службы спасателей, запросы на интервью и фотосъемку можно оставить у нее. Что бы ни случилось, важно, чтобы из этих стен исходила только верная и подтвержденная информация. Важно сохранять спокойствие и не провоцировать других на ненужную суету. Это испытание для всех нас.

Мы снова садимся, и журналисты с ропотом размещаются за столом для представителей СМИ. Наконец пришел Юлиус из Метеорологического центра, хмуробородый и мрачный, как грозовая туча, а это означает, что я могу выехать в аэропорт Рейкьявика и подготовить отправку исследовательского самолета, который взлетит до рассвета. Осторожно здороваюсь с ним, он кивает и с грохотом ставит свой рюкзак на письменный стол.

— Деньги, — шипит он. — Вечно у них на уме одни деньги проклятые. Мы клянчили финансирование для улучшения системы сейсмографов на Рейкьянесе с самого начала «порыва», а они умудрились перебрасывать нашу заявку между министерствами до тех пор, пока не случилось то, что случилось; и теперь эта фигня извергается прямо нам в лицо.

— Если б у нас было больше сейсмографов,