Детективное агентство Дирка Джентли (сборник) - Дуглас Адамс

— А где солонка? — Ее глаза округлились.

— Там, куда вы ее положили, — ответил профессор.

— Ага, — сказала Сара, — понятно. Ну и… ничего интересного.

Профессор пожал плечами.

— Да, скромный фокус, но мне нравится, — отрезал он и вновь повернулся к Ричарду. — Так о чем мы с вами говорили?

Ричарда взяла легкая оторопь. Профессор всегда был подвержен резким перепадам настроения, но сейчас создавалось впечатление, будто вся теплота и сердечность покинули его в одночасье. На лице появилось то же рассеянное выражение, что и давеча, когда он был огорошен, увидев Ричарда на пороге своего дома.

Профессор заметил смущение и поспешно улыбнулся.

— Мой дорогой друг! — воскликнул он. — Мой дорогой друг! На чем же я остановился?

— Э-э-э, вы сказали: «Мой дорогой друг»…

— Да, но, по-моему, я собирался сказать что-то еще… Это была прелюдия, если так можно выразиться, короткая токката на тему «какой прекрасный вы человек», чтобы ввести главный предмет моего доклада, содержание которого я, к сожалению, забыл. Вы, часом, не в курсе, о чем я хотел говорить?

— Нет.

— Ах, ну и прекрасно. Если бы все в точности это знали, что было бы толку в моих речах? Итак, что там с сосудом нашей юной гостьи?

Тем временем ваза уже дошла до Уоткина. Тот заявил, что он не специалист и разбирается не в том, из чего древние греки пили вино, а лишь в том, что они в итоге написали. Затем он назвал Коули крупным и уважаемым экспертом и попытался всучить сосуд ему.

— Я говорю, — он повысил голос, — вы уважаемый эксперт, мы все восхищаемся вашими достижениями в области археологии. Да уберите вы руки с ушей, ради всего святого, и взгляните на эту штуковину!

Осторожно, но уверенно Уоткин отодвинул правую ладонь Коули от уха, объяснил, что от него хотят, и вручил вазу. Археолог бегло, но со знанием дела ее осмотрел.

— Да… лет двести, я думаю. Топорная работа. Весьма примитивный образчик в ряду себе подобных. Разумеется, никакой ценности не представляет, — безапелляционно заявил он, поставил вазу на стол и воззрился на старинные портреты, которые почему-то будили в нем злость.

На Сару это подействовало незамедлительно. К тому времени ее и так уже успели разочаровать, теперь же она совсем приуныла. Девочка закусила губу и вжалась в спинку стула, чувствуя себя маленькой и глупой. Отец бросил на нее суровый взгляд и опять извинился за ее поведение.

— Что ж, Букстехуде так Букстехуде, — торопливо произнес он. — Да, старый добрый Букстехуде. Посмотрим, что можно сделать. Скажите…

— Юная леди! — прервал его охрипший от удивления голос. — Оказывается, вы всесильный маг и волшебница!

Все уставились на профессора, этого старого шута. Он держал в руках вазу и с безумным восхищением смотрел на нее, затем медленно перевел оценивающий взгляд на девочку, будто впервые увидел перед собой достойного соперника.

— Я преклоняюсь перед вами, — прошептал он. — И пусть я недостоин обратиться к столь могущественной колдунье, позвольте поздравить вас с прекрасным исполнением магического трюка, очевидцем которого я имею честь быть.

Девочка вытаращила на него глаза.

— Позвольте мне продемонстрировать этим людям свершенное вами чудо, — с серьезным видом попросил он.

Она нерешительно кивнула, и профессор с размаху ударил столь ценную для нее, но принесшую горькое разочарование вазу о стол.

Сосуд раскололся на две неровные части, на скатерть обсыпались куски ссохшейся глины. Одна часть вазы упала на стол, вторая осталась стоять.

Сарины глаза округлились при виде притулившейся среди осколков, грязной, но все же вполне узнаваемой солонки.

— Старый дурак, — пробурчал Коули.

Когда рокот осуждения и недовольства столь дешевым трюком стих — ничуть, правда, не уменьшив благоговейного блеска в глазах Сары, — профессор повернулся к Ричарду и будто бы между прочим спросил:

— Помните, в колледже вы дружили с одним парнем. Давно вы его видели? Ну, у него еще было странное имя, восточноевропейское. Вроде Свлад… Свлад Чьелли. Помните его?

Ричард какое-то время смотрел на него непонимающим взглядом.

— Свлад? — переспросил он. — А, вы хотите сказать, Дирк. Дирк Чьелли. Нет. Мы с ним не поддерживаем отношения. Пару раз я встречал его на улице, вот и все. По-моему, он то и дело меняет себе имена. Почему вы о нем спрашиваете?

Глава 5

Высоко на скале электрический монах продолжал сидеть верхом на терпеливой и безропотной лошади, начинающей все же потихоньку выходить из себя. Из-под капюшона холщовой сутаны монах немигающим взглядом взирал на долину. С долиной у него снова возникла проблема, на этот раз совершенно иного, незнакомого монаху свойства: у него вдруг появились жуткие сомнения.

Сомнения никогда не терзали его долго, но если это все же случалось, они основательно вгрызались в его корневой каталог.

День был жарким; солнце, замерев в подернутом дымкой небе, выжигало серые камни и чахлую, иссохшую траву. Ничто не шевелилось, даже монах. Внезапно в его мозгу что-то зашипело, будто в буферный накопитель попали ошибочные данные.

В монахе пробуждалась новая вера — сперва судорожно, рывками, затем, вспыхнув огромным белым пламенем, она заглушила все предыдущие стойкие убеждения, в том числе и в розовой окраске долины. Он вдруг уверовал, что где-то внизу, примерно в миле от него, вскоре откроется таинственная дверь в неизвестный далекий мир. Дверь, через которую он сможет туда попасть. Удивительно.

И как это ни странно, на этот раз он оказался абсолютно прав.

Лошадь что-то почувствовала, насторожилась и слегка мотнула головой. Столь долгое созерцание каменных глыб едва не ввело ее в транс; она уже и сама была готова поверить, что камни — розовые. Она мотнула головой еще раз, несколько энергичнее.

Монах слегка натянул поводья, ткнул каблуками в бока, лошадь тронулась и стала спускаться. Путь был нелегок. Под ногами, шурша, съезжали вниз коричневые и серые сланцы, кое-где торчали с трудом зацепившиеся корнями за землю бурые и зеленые растения. Разноцветье ничуть не смущало монаха. Теперь он стал старше, мудрее и выбросил глупости из головы. Розовые долины, двуполые столы — все это просто необходимо пройти на пути к истинному просветлению.

Солнце палило нещадно. Монах утер с лица пот и грязь и остановил лошадь, чтобы приникнуть к ее шее и немного передохнуть. Сквозь мерцающее марево он сосредоточенно смотрел вниз, на огромный каменный выступ посреди долины. Монах надеялся — или скорее страстно верил всем своим существом, — что там, за тем выступом, его ждет дверь. Он попробовал всмотреться еще пристальнее, но мешало колыхание раскаленного воздуха.