Водоворот жизни - Эрин Пайзи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уильям женился на Юлии 14 октября 1942 года, брак был зарегистрирован в 10.00 в загсе Хаммерсмита. На Юлии было белое шелковое платье, белые туфли и кремовая соломенная шляпка, опущенная чуть влево, в руках – букет белых цветов. Юлия очень нервничала. Рядом стоял Уильям и нервничал еще больше. Его старший брат держал наготове кольцо, а Уильям думал о предстоящих событиях этого знаменательного дня.
– После церемонии мы вернемся в дом, к столу, а потом сядем в машину. – Отец Уильяма дал ему на время медового месяца свой «Остин Севен». – И только тогда мы отправимся в Брайтон…
Мысли разлетелись во все стороны.
– Берете ли вы, Уильям Джон Энтони Хантер, эту женщину…
– Да, – громогласно ответил Уильям с таким пылом, что все собравшиеся вздрогнули.
Юлия улыбнулась. Она упивалась властью, которую обрела над этим красавцем-великаном. Она бросила на него взгляд кошки, загнавшей мышь в угол.
– Да, – улыбнувшись ответила она на формальный вопрос регистратора брака. Уильям поцеловал ее с сердечной теплотой и искренней радостью, которые, как он полагал, останутся с ними на всю жизнь.
Юлия ответила ему с формальной небрежностью. В голове беспрестанно свербила мысль о предстоящей брачной ночи. До сих пор она каким-то образом избегала думать об этом, однако теперь церемония закончилась, и испытание наступит уже через считанные часы. Освободившись от объятий Уильяма, Юлия повернулась к гостям. Не время сейчас думать об этом. Семья – прежде всего.
Празднично накрытый стол уже ждал их в Картью Виллас. Мать Юлии напекла всякой всячины заранее. Сестры тоже не ударили в грязь лицом и приготовили свои фирменные блюда, где каждая старалась оказаться непременно лучше других. Макс открыл вино и пиво, и первый тост дружно подняли за здоровье жениха и невесты.
В глубине души Юлии очень хотелось бы взять херес, поданный на круглых подносах, в особенности из-за того, что среди приглашенных гостей сидели ее школьные учителя. Как-то раз Юлию вместе с другими студентами-выпускниками пригласили в учительскую, куда обычно молодым людям заходить не полагалось, и ей надолго врезался в память огонь в каминной решетке, отражавшийся в серебряных кубках, которыми наградили победителей музыкального конкурса. Ей также запомнились изящные Григорианские столики и богатый ковер – все это было так непохоже на убогую обстановку ее собственного дома. Когда официантка в чепце предложила ей бокал хереса, то Юлия про себя решила, что когда-нибудь и у нее будет точно такая же комната. Даже в том случае, если у нее никогда не появится служанка, то уж наверняка она обзаведется серебряным подносом с бутылкой полусухого хереса, что будет символом ее достигнутых в жизни честолюбивых желаний.
Пока она обходила всех гостей за столом, чтобы любезно поговорить с каждым, ей становилось неловко, когда она замечала блеск в большинстве пар любопытных глаз. Сестры никогда не обсуждали свою личную жизнь друг с другом, однако можно было сделать соответствующие выводы из мимоходом брошенных слов или замечаний.
Обычно беременность или кормление грудью давало им передышку от притязаний мужей. Если кто-нибудь из сестер объявлял о том, что ждет ребенка, то остальные облегченно вздыхали, радуясь за нее.
Юлия намеревалась заиметь ребенка, причем, как можно скорее, но даже когда она подошла к старшей сестре Мелиссе за несколько дней до свадьбы и полушутя спросила ее о сексе, та едко заметила:
– Ну, если хочешь заиметь ребенка, тебе придется поступать так же, как и всем остальным: улыбаться и терпеть это.
Юлии совсем стало не по себе. Она чувствовала себя одинокой и уязвленной, когда на прощанье поцеловалась со всеми перед отъездом. Несколько миль они с Уильямом проехали в полном молчании, предстоящее испытание повергло их души в панику. Юлия выбрала гостиницу в Брайтоне по совету Макса, который знал толк в подобных вещах. Макс уже достиг такой ступени жизненной лестницы, когда мог проводить каникулы в разных местах, и Юлия с предубеждением считала, то может позволить себе гораздо большее и лучшее, нежели ее братец.
В Брайтон они прибыли около пяти часов. Их предупредили, что вечерний чай подадут в шесть. Шел дождь. Юлия предложила прокатиться вдоль побережья. Там было пустынно. Тревожно-свинцовое море тяжело накатывало волны на берег, словно напоминая о надвигавшейся муке. Поспешно отведя глаза от удручающей картины, Юлия объявила, что пора отправиться на поиски гостиницы. Не успели они войти туда, как им пришлось вытерпеть поздравления и шутки о новобрачных от веселой и общительной владелицы дома, но Юлия уловила в ее взгляде тень сочувствия и жалости, когда та, глядя на Юлию, произнесла:
– Мы отвели для вас самую лучшую комнату. С видом на море… Надеюсь, она вам понравится.
Вряд ли Юлии могло понравиться что-либо из предстоящего. Она было приготовилась сказать ему, что у нее месячные, но затем, спохватившись, напомнила себе, что не может бесконечно пользоваться этой отговоркой.
«Нет, – решилась она про себя, – как только я забеременею, это может вредно отразиться на ребенке, а забеременеть мне нужно, чем скорее, тем лучше».
Ей повезло, поскольку Уильям, как и большинство мужчин тогда, в его годы, никогда не утруждали себя чтением книг о рождении и воспитании младенцев, поэтому мифы и легенды, сочинявшиеся в семье женщинами волей-неволей оказывали воздействие на мужчин. Большинство матриархальных мифов посвящалось времени и ситуации, когда секс абсолютно исключался. Юлия неукоснительно соблюдала эти постулаты всю жизнь, но теперь они приближались к супружеской спальне, рядом с которой находилась ванная комната.
Комната и в самом деле оказалась довольно приятной, как и предупреждали, с видом на море, однако Юлия тотчас же наглухо занавесила шторы, поскольку все вместе наводило на нее невыносимую тоску. Казалось, словно море намеревалось начисто высосать покрытый галькой пляж, а требовательный рокот морских волн действовал ей на нервы. Уильям вроде бы почувствовал себя гораздо уверенней. Он был рад тому, что наконец-то наступил столь долгожданный момент, когда он может побыть наедине со своей обожаемой женушкой. Пробуя шутить, он нетерпеливо помогал ей распаковываться. От одной мысли, что мужчина возьмет в руки предметы ее туалета, белье, Юлия пришла в ужас. Это было невыносимо.
– Я распакую все позже, – сказала она и устремилась в ванную комнату умыть лицо и руки.
Чай подали в столовой гостиницы. Юлия предложила Уильяму попросить у хозяйки подать бутылку шампанского. Уильям был бесконечно счастлив позволить заказать столь дорогую роскошь, даже несмотря на то, что не имел ни малейшего представления, справится ли его желудок с вином. Юлия никогда прежде не пробовала шампанского, но это все были ее неотступные амбиции подняться, подобно фениксу, из пепла ее обреченного на бедность детства и занять подобающее место и положение в среднем классе.