Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore"

Лишь теперь Пелагея заметила, что поезд не движется, а на улице, укрывая кирпичные дома и каменные мостовые, крупными хлопьями валит снег.

Стояла глубокая ночь. Аккуратные низкие фонари рассеивали мягкое сияние и были похожи на подсвеченные изнутри мандарины.

Конечная. Край Зимней Полуночи. Пелагея сглотнула, до сих пор ощущая во рту горечь от яда. Подобрала свою банку и накормила светлячков парой ласковых слов. Кекс и Пирог засеменили к выходу, стуча коготками по линолеуму.

— Гляньте, куда нас занесло! — воскликнула Юлиана. Она тоже увидела снег и поёжилась, обхватив себя руками. — Не зря Эсфирь советовала мне утепляться.

— Когда это я такое советовала? — удивилась та.

— Да во сне, во сне…

Всё происходящее тоже изрядно смахивало на сон.

Пелагея первой спустилась по крутой металлической лестнице, держа перед собой светлячков. И ступила прямиком в белый невесомый пух. Снег укладывался периной, сверкающей в свете фонарей. Сыпал с неба, как конфетти. А небо напоминало огромный отрез антрацитового бархата с серебряной вышивкой звёзд.

Снег лежал повсюду. И было даже немного совестно нарушать целостность этого великолепия.

Где-то в городке тихонько играла старая заезженная пластинка. Было свежо и морозно. И Пелагея приготовилась мёрзнуть, но от перстня с изумрудом по телу вдруг разлилось блаженное тепло, будто кто-то невидимый укутал ее, Пелагею, в колкую шерстяную шаль.

Юлиана слыла мерзлячкой, каких поискать. И лично ее никто в шаль не укутывал. Она сошла с поезда и пригрозила, что сойдет с ума, если ее сейчас же не пустят в один из этих расчудесных кирпичных домов.

Эсфирь слыла закалённой и стойкой. Но даже ей не улыбалось закоченеть на ледяном ветру.

— Идемте, — сказала она. — Надеюсь, жители здесь гостеприимные.

По правде, жителями тут и не пахло. Ни Кекс, ни Пирог не учуяли ни единого следа.

— Вымерли тут все, что ли? — буркнул Пирог и фыркнул, зарывшись мордочкой в сугроб.

— Пха! "Вымерзли" — звучит лучше, — сострила Юлиана. И, обняв себя за плечи, трусцой припустила по улочке.

Пелагея и Эсфирь не отставали. Они бежали следом, то и дело заглядывая в окна.

Несмотря на то, что в каждой (исключительно в каждой) квартире теплились огоньки, дома казались пустыми. Там, в тишине и тепле, за драпировкой штор и усыпанным блёстками тюлем, светились фонарики гирлянд, трещали камины, закипали чайники и топорщились ароматные ёлки. Граммофоны играли меланхоличный блюз, а радиоприемники новой модели транслировали новогоднюю концертную программу.

Но гирляндами решительно никто не любовался, у каминов никто не грелся, и на музыку всем было плевать. Людей в комнатах не наблюдалось.

Да и не были дома в городке рассчитаны на людей.

На совесть сложенные из обожженного кирпича, они подошли бы, скорее, каким-нибудь коротышкам-эльфам. И если Юлиана хотела воспользоваться благами местной цивилизации, ей стоило приготовиться к тому, что перемещаться от камина к чайнику и обратно она будет на четвереньках.

"Гори, звезда ясная… Гори, звезда ясная…" — заедала пластинка где-то во дворах.

Белые хлопья с четко оформленными снежинками падали и падали, словно кто-то наверху поставил перед собой цель засыпать город до самых флюгеров.

Юлиана тоже была бы не прочь упасть. Желательно на диван.

Она всерьез вознамерилась вломиться в чужое жилище.

И вот что удивительно: ее верные следопыты в кои-то веки принесли пользу.

Кекс и Пирог унюхали самый уютный дом с дверью, которую забыли закрыть. Поэтому Юлиана великодушно разрешила им слопать в этом доме всё, что плохо лежит. А затем заявила, что лично она готова съесть целого кабана.

И тут Пелагея поняла наконец, что ее тревожило, пока она блуждала по заснеженным улочкам. Несостоявшийся убийца с пакетом на голове — он ведь ускользнул и наверняка бродит сейчас где-то в краю Зимней Полуночи, вынашивая коварный план.

На сей раз она имела дело не с кабаном и не с цветочным горшком. А с человеком. И она знала: человек просто так не сдастся. А значит, обязательно вернется, чтобы завершить начатое.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 6. Дом, где случается что угодно

Полноценно рухнуть в кресло Пелагея не смогла — оно было слишком маленьким. Еще развалится, чего доброго. Так что пришлось ей опуститься на низенькую тахту, где она, конечно же, не помещалась, и переваривать свои страхи там.

Она испытала невероятное облегчение, когда Эсфирь починила дверной замок, чтобы надежно запереться изнутри. Под приглушенный рождественский гимн, который уже раз пятый прокручивался на граммофоне, Юлиана опустошала холодильник. Кекс с Пирогом раздобыли связку сосисок и методично уничтожали ее сразу с двух концов.

Пахло корицей и свежими кофейными зёрнами. По комнатам плыл полумрак. Тлели угли в камине. И если не обращать внимания на слаженное чавканье в кухне, можно было бы утверждать, что до нашествия незваных гостей в доме обитали не эльфы и не люди, а тишина собственной персоной. Было чисто, таинственно и…

— Тесновато, — пожаловалась Эсфирь, подползая к ёлке, украшенной дождиком и блестящими красными шарами. — Вот бы попросить дом расшириться.

— Пха! — отозвалась Юлиана с набитым ртом. — Да кто твои просьбы слушать станет!

— А мы попробуем, — легкомысленно ответила та. — Ну правда, не убьют же нас за это.

Пелагея вздрогнула и принялась икать. Не убьют. Ага. Как же. Но с Эсфирью нельзя не согласиться — тесно, не то слово.

Приступ икоты не прекращался. Снегопад набирал обороты. И о том, чтобы искать сейчас какое-то другое жилье, не могло идти и речи.

— Домик, ик! Вырастай, а? — прошептала Пелагея без особой надежды на чудо. И подпрыгнула от очередного "ик!".

А дом подпрыгнул вместе с ней. Он вдруг раздался вширь и ввысь, словно был сделан из мягкой растяжимой массы, из какого-то очень качественного пластилина.

С характерным звуком, с каким разъезжается молния на рюкзаке, прибавили в размерах шкафчики, холодильник, кровати и кресла. Подрос камин, поднялись потолки, важно встопорщилась ёлка.

Теперь здесь можно было вполне по-человечески устроиться на ночлег. И всё внезапно стало таким уютным, что хоть вовек отсюда не уезжай.

Юлиана подавилась йогуртом, который в этот момент уплетала за обе щеки и объем которого тоже слегка увеличился. Но быстро пришла в себя. После многочисленных преображений Вековечного Клёна она утратила способность долго чему-нибудь удивляться.

Кекс и Пирог с досадой рассматривали последнюю сосиску из связки: она заметно раздулась. Если бы они немножко потерпели, наелись бы до отвала. А так… Ну что сказать? Поспешишь — останешься в дураках.

— Ну ты даёшь, — ошеломленно протянула Эсфирь, глядя на Пелагею так, будто та была не то богиней, не то могущественной колдуньей.

— Дело не во мне, а в доме, — поспешила оправдаться Пелагея.

Она была близка к истине, как никогда.

***

В краю Зимней Полуночи солнце отлынивало от работы и решительно отказывалось заступать на дежурство. Так что ночь и день слились воедино. Ветвистые, опутанные гирляндами деревья давали вдоль брусчатки круглосуточную иллюминацию. Все доступные циферблаты показывали разное время, а ручной хронометр Юлианы приказал долго жить. И Пелагея расценила это как знак: пора на боковую.

После столь насыщенного событиями путешествия ее разморило. И заснула она, как убитая. В просторной комнате, под одеялом с узором из рогатых оленей, в красном колпаке с помпоном. А форточку закрыть забыла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И очень напрасно.

Мороз рисовал на стекле узоры. Через форточку, сквозь сон, вливался в сознание мелодичный перезвон бубенцов. А перстень заделался портативной батареей и грел руку, распространяя тепло, которое брало начало в далёком прошлом.

Во сне Пелагея снова была феей — звонкой, прекрасной, беспечной. Ей нравилось проводить время с подругами, а подруг манили средние миры. И она тоже заразилась тягой к неизведанному. Озеро. Спуститься к заветному озеру в средних мирах, чтобы искупаться, поймать брызги водопада, ощутить вкус воды и свободы от запретов.