Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

Хилл подумал, что японец сошел с ума. Он поспешно отодвинулся.

— Какой красный газ? Что вы мелете, Сунагава-сан?

— Успокойтесь, мистер Хилл. — Японец, видимо, пришел в себя, и в голосе его зазвучали обычные приторно-любезные нотки. — Я имею в виду цель нашей операции. То, что шеф называл плесенью. Красный газ.

Хилл опустился на корточки.

— Ладно, пусть будет красный газ. Дальше!

— Я приказал обоим болванам открыть банки и спуститься в яму. Они испугались. Правда, зрелище не из приятных. Кроме того, они еще переживали то, что видели на пути. Но я не считал себя вправе терять время, один из фонарей уже потух, другой едва горел. Свой фонарь мне расходовать не хотелось. Я вынул пистолет. Тогда они под моим руководством открыли банки и полезли вниз. И в эту минуту пленка вдруг вспучилась и накрыла их с головой. Они завопили от ужаса, бедняги, и стали карабкаться назад. Больше всего я боялся, чтобы они не выронили банки. Но тогда этого не случилось. Когда они вылезли, клочья светящейся слизи развевались вокруг них, как волшебные украшения. Я убедился, что банки полны, и приказал закрыть и запаять их. Пока они занимались этим, я стоял поодаль и думал, как поступить дальше. Я приказал тщательно обтереть банки сверху. И тут у них начались первые приступы. Оба затряслись, как в лихорадке. На мне лежал долг милосердия, я обязан был избавить их от страшных мучений. Я подошел ближе и выстрелил в голову тому, который выше ростом, помните? Но я промахнулся, и он бросился на меня. Я еще успел заметить, как его банка полетела в яму. Мы боролись на самом краю, а другой идиот бестолково прыгал вокруг, размахивая руками. Через плечо противника я увидел, что красный газ стал светиться ярче, и я знал, что последует через несколько минут. На поверхности пленки уже образовалась воронка, затем отросток. Отчаяние придало мне силы. Я оторвал противника от себя и сбросил его туда... вниз.

Сунагава замолк, опустив голову на руки.

— Дальше, дальше, — торопил Хилл, трясясь от нетерпения. — Вы, конечно, овладели второй банкой...

Он еще многого не понимал в рассказе японца, но воображение подсказывало ему то, на что не хватало здравого смысла.

— Мы бросились в разные стороны, я и тот, со второй банкой. Я еще успел несколько раз выстрелить ему вслед. И сейчас же волна красного газа разделила нас. Я выронил пистолет и побежал, слыша за спиной, как выл от боли и ужаса тот, второй. Но мне надо было спасаться самому.

— Значит... значит, все пропало? Обе банки потеряны?

Японец не ответил. Хилл в бешенстве ударил кулаком по колену.

— Ведь шеф с нас шкуру спустит, вы понимаете или нет? Теперь нам лучше идти прямо в лапы к русским или сдохнуть здесь! Что вы наделали, желтая макака? Джап проклятый! Угробил двух ребят ни за грош! Да за это... — Он выхватил пистолет и взвел курок.

Тогда Сунагава встал и спокойно сказал:

— Не надо волноваться, мистер Хилл. Еще не все потеряно. Я просто немного устал, и это произвело на вас дурное впечатление. Кроме того, я совсем забыл, что вы не все знаете. Давайте решим, что нам делать. Отдыхать мне, конечно, не придется. Нам необходимо немедленно отправиться на поиски нашего сбежавшего друга. Далеко он уйти не мог, я знаю свой красный газ. Мы найдем труп где-нибудь в окрестностях гнезда, и все будет в порядке. Если же не найдем...

— Тогда я заставлю вас спуститься в яму и отыскать банку, которую вы уронили, — сквозь зубы произнес Хилл, опуская пистолет и ставя его на предохранитель. — И не вздумайте пытаться бежать от меня. Вы пойдете впереди с фонарем и мешком. Впрочем, нет, мешок я понесу сам. Мне нужно, чтобы ваша спина была открыта...

— С вашего разрешения, — невозмутимо продолжал японец, — если мы не найдем нашего друга, тогда вернемся к гнезду и бросим жребий, кому лезть за банкой. Как вы совершенно справедливо изволили заметить, нам нельзя вернуться к шефу с пустыми руками. Но зачем нам гибнуть обоим? Застрелив меня, вы не выберетесь отсюда. Без вас же я теряю последний шанс на успех предприятия. Почему бы нам не заключить полюбовную сделку? Кстати, давайте спешить. До прихода подводной лодки осталось всего... — Он взглянул на часы. — Всего около тридцати часов.

Они двинулись в путь так, как потребовал Хилл: впереди японец с фонарем, сзади, в пяти шагах от него — американец с мешком за плечами и пистолетом за поясом. Они шли через бесконечные коридоры, то узкие, как траншеи, то широкие, как улицы, поднимались и опускались по шатким лестницам, миновали несколько помещений, заставленных ржавыми механизмами, заваленных штабелями тюков и ящиков. Справа и слева попадались низкие дверцы, одна из них была раскрыта, и луч фонарика выхватил на мгновение из тьмы груду костей, облепленную истлевшими лохмотьями. Раз Сунагава остановился, подумал немного и повернул назад. Затем пришлось перелезать через обвалившиеся с потолка пласты камня. Кое-где вдоль тоннелей беззвучно струились ручейки, неподвижно темнела затхлая, с тяжелым запахом вода. Через час японец предложил передохнуть. Они присели у стены, выпили по глотку вина и поели сухарей с мясными консервами.

— Здесь мы примерно на двадцать метров ниже уровня океана, — сказал Сунагава. — Пройдет несколько десятков лет, все придет в запустение и разрушится. А сколько труда и жизней вложено в эту работу!

Хилл был подавлен и изумлен грандиозностью колоссального лабиринта в толще гранитного массива, но разговаривать ему не хотелось. Он только пробурчал насмешливо:

— Вчуже жалко становится...

— Я все же надеюсь, что с помощью Америки Япония вернется сюда.

— Ну уж дудки! Полагаю, Америка и сама сможет управиться с этим хозяйством. Как вы думаете, мистер Сунагава?

Японец внимательно поглядел на него и молча поднялся. Снова потянулись тоннели. Скоро американец заметил, что они идут под уклон. Покатость пола, вначале неприметная, становилась круче, и через четверть часа начали попадаться широкие ступеньки, грубо выбитые в камне. Отделка стен и свода тоже была здесь грубой, словно сделанной наспех. На пути попадались большие кучи щебня, валялись забытые кирки и тачки, какие-то полусгнившие доски. Хилл стал спотыкаться, один раз даже упал, налетев на брошенные посередине тоннеля носилки. Тогда он достал свой фонарь. Японец даже не обернулся. Теперь идти было легче. И все же Хилл чувствовал себя очень скверно. Он не заметил, когда появилось болезненное ощущение в груди и в висках, но теперь оно разрослось и заполнило все его существо. Дышать стало тяжело, пот заливал глаза, мешок за плечами превратился в слиток чугуна. Силуэт японца впереди то необыкновенно увеличивался, закрывая все поле зрения, то исчезал совсем. Мрак исчез, все вокруг заполнилось тусклым фосфорическим сиянием. Внезапно что-то мерзкое, липкое, отвратительно пахнущее вязко мазнуло его по щеке. Он закричал, закрыл глаза и сел на пол. Сунагава вернулся и, прерывисто, с всхлипом дыша, стал возле него. Несколько минут они молчали.