Фантастика 2000 - Сергей Лукьяненко

Он запустил руку под кровать и выпшшл из какого-то гпечла шланг с расширением на конце.

— Это не питание, — увидев мои выпученные глаза, сказал доктор, — это мочеприемник. Приладь сам.

Я приладил.

Самое унизительное было именно в том, что доктор стоял рядом, давал советы и комментарии. Словно он был на меня очень зол. За то, что я все-таки отверг их советы и пришел на корабль…

Второй шланг, который он достал, как раз и был «питанием». Доктор быстро подобрал мне загубник, подходящий по размерам. Я взял его в рот.

— Питание жидкое, выдается небольшими порциями, одновременно со стимуляцией сосательного рефлекса, — пояснил доктор. — Хочешь попробовать?

Я покачал головой.

— И правильно. Ничего вкусного. Полезно, легко усваивается… дает минимум отходов. Но не более того.

Потом он пристегнул меня поверх кровати четырьмя широкими ремнями, приговаривая:

— Запоминай порядок. В дальнейшем будешь делать все сам. Это вполне удобно, руки у тебя остаются свободными до конца. Потом ты всовываешь их в эти петли — они затянутся автоматически. Система простая, удобная, не меняется уже полсотни лет. Хочешь что-то сказать?

Я кивнул, и доктор вынул мне загубник.

— Когда мы прилетим, я смогу выйти в космопорт? Погулять…

— Конечно. — Доктор даже удивился. — Или считаешь нас бандой, которая держит модулей принудительно? Тиккирей… самое печальное, что в этом нет нужды. Я уверяю тебя, Тиккирей, что если бы освоение космоса требовало вынимать людям мозги и держать их в банках по-настоящему, мы бы так и делали. Человеческая мораль чудовищно пластична. Но это не нужно. Лучшая банка — твое собственное тело. К нему подводится питание, удаляются отходы, а в шунт втыкается кабель. Вот и все, Тиккирей. А то, что некоторые модули все-таки уходят, отработав контракт, позволяет людям окончательно угомонить свою совесть. Понял?

— Да. Спасибо. — Я улыбнулся, хотя улыбка и вышла жалкой. — Я… я немножко испугался. Что вы будете держать меня в корабле, пока я не стану… как эти.

Доктор Антон тоже улыбнулся. Присел на корточки рядом с кроватью и потрепал меня по голове.

— Брось. В нашем дурацком, полном законов мире практически нет нужды в насилии. Может, лучше бы наоборот, а?

Он встал, вынул очередной шнур. Я скосил глаза — кабель для нейрошунта. Спросил: — Я сразу отключусь?

— Да, Тиккирей. Держи свой загубник.

Я послушно взял в рот шланг. Вкуса никакого не чувствовалось, все ведь было много раз стерилизовано. Может, попросить попробовать…

— Удачного галера, расчетчик, — сказал доктор. И мир исчез.

Как же у меня болела голова!

Я даже тихонько завыл, когда это почувствовал. На языке был гадостный привкус — будто жевал солено-сладкую глину.

Голова раскалывалась. И чесалась коленка. Затекла правая рука, будто я пытался ее вырвать из тугой петли.

Я лежал на своем месте расчетного модуля. Шнур по-прежнему был в шунте, только уже отключен. Вытянув левую руку, она слушалась лучше, я выдернул его. Выплюнул загубник.

Ничего себе!

Это не подключение к школьному компьютеру.

Ремни по-прежнему притягивали меня к кровати. Я ухитрился их отцепить, встал. Боялся, что будут подкашиваться ноги, но все оказалось в порядке.

Осторожно коснувшись двери, я выглянул в общий зал.

Там стоял Кеол — голый, бледный и почесывающий живот.

При виде меня он заулыбался:

— А, Тиккирей! Привет, Тиккирей. Как ощущения?

— Ничего, — пробормотал я. Вроде бы и впрямь ничего со мной не стряслось.

— Вначале всегда ничего, — серьезно cкaзaл Кеол. — Потом все делается скучным. Неинтересным. С этим надо интенсивно бороться!

Он торжественно погрозил мне пальцем и повторил: — Интенсивно! Ты простерилизовал кровать?

— Нет… как это?

— Смотри…

Кеол протиснулся в мою «бутылку». Показал — все и впрямь было просто, и почти полностью автоматизировано. И впрямь как для тяжелобольных.

— Загубник тоже моешь, — серьезно объяснял он. — Там вечно остатки каши. И вымойся сам! Кровать впитывает выделения, если что-то пролилось, но надо мыться. Начисто! Вот, открой ящик…

Душ был прямо здесь. Гибкий шланг с лейкой на конце и флакон бактерицидного геля, самого обычного дешевого геля, который мы иногда покупали в магазине.

— В полу отверстия, вода стечет туда, — объяснил Кеол. — И кровать окати. Когда выйдешь, просушка и ультрафиолет включатся автоматически.

— Мы прилетели, Кеол? — спросил я.

Он заморгал.

— Мы? Да, наверное. Я не спрашивал. Но если отключились — значит, прилетели. Верно?

Кеол вышел, а я стал торопливо приводить себя в порядок.

Вымылся несколько раз, вытерся полотенцем из того же ящика.

Все было продумано. Все было просто и целесообразно. Ужас какой-то!

Хорошо, что я не собираюсь больше ложиться в этот гроб и подключаться к потоковому вычислению. Ведь не собираюсь? Я вслушался в свои мысли, боясь, что решимость ослабнет.

Да нет, все было нормально.

Я оделся в свою одежду. Форму ведь мне так и не выдали. И не надо. Посмотрел дату на часах — ого, я пролежал в потоке почти две недели!

Потом взял чемоданчик и вышел из «бутылки».

— Голова болит, Тиккирей? — спросил меня Кеол.

— Да, — признался я.

— Выпей. — Он протянул мне банку какого-то напитка. — Специальный. Снимает боль и тонизирует.

Он и впрямь был нормальнее всех остальных расчетчиков.

Он еще пытался заботиться об окружающих. А на это нужны какая-то воля и целеполагание.

— Удачи тебе, — сказал я и вышел в коридор.

Маршрут к шлюзу я вроде бы помнил, ведь только что мы с доктором Антоном шли оттуда. Ну, я понимаю, что не совсем «только что». Но я ведь не помнил все эти дни полета… интересно, сколько же мы летели?

Впрочем, в шлюз я пока не хотел. Обманывать капитана и экипаж я вовсе не собирался. Мне надо было найти кого-нибудь — и я нашел. Наткнулся прямо на старпома, идущего к шлюзу. Тот внимательно осмотрел меня, задержал взгляд на чемоданчике и сказал:

— Понятно. В шлюз?

— Нет, я хочу найти капитана. И расторгнуть контракт. Я ведь имею на это право? — спросил я.

Старпом кивнул: — Идем…

Но привел он меня не к капитану, а в какое-то нежилое помещение. Уселся перед экраном, включил компьютер. Скомандовал:

— Данные по контракту расчетного модуля Тиккирея.

На экране появился мой контракт.

— Ты вправе прервать контракт и сойти на любой планете, — сказал старпом. — Это — закон. Мы обязаны выплатить тебе заработанную за данный полет сумму. Это… — Он наклонился к экрану. — Это тысяча тридцать восемь кредитов.