Мужчина и методы его дрессировки - Лилия Гущина

Сухой закон в Штатах выпустил из бутылки джинна мафии. Пьяницы не вывелись, зато омолодился жанр детектива, зато полиции пяти континентов жить стало лучше, жить стало веселей. Столь же щедро расплатился со своими гонителями советский бизнес: не изволите узаконенного получайте теневой. И когда от монопольной любви в отечественном варианте исходит гнилостный душок, это не органическое свойство явления, а результат отношения к нему системы…

ВАШЕ ИМЯ, СЛУЧАЙНО, НЕ ГАЛАТЕЯ?

Лично я не подвержена никаким сексуальным отклонениям. Но малышки «Пентхауза» или «Плейбоя», роскошные бюсты календарных моделей осаживают мой аллюр в подземных переходах. Тогда как снимки обладателей мускулистых торсов не трогают ничуть. Это не вывихи психики, это нормальная реакция: глазок в душевую дамского отделения бани всегда просверлен с противоположной стороны. Никакую купальщицу не соблазнить перспективой созерцания намыленных самцов. Зато от конкурса красоты жена оторвется неохотнее, чем муж. Никакой патологии: творец создал мужчину как черновой вариант, еще неопытной рукой, из грубоватой глины. Женщина же делалась на заказ, под пристальным контролем покупателя.

Фанатичная страсть к оружию, картинам, ювелирным изделиям — пожалуйста! Столбняк от мраморных граций, бронзовых Диан — сколько угодно. Так будем же последовательными, ведь перед живой женщиной, если природа придумала ее не в припадке мизантропии, меркнут и украшения Фаберже, и полотна Рафаэля. Будь иначе, мастера всех видов и жанров искусств за недостатком натуры давно переквалифицировались бы в управдомы, рекламная индустрия свернулась до масштаба свечного заводика в Самаре, а Мулен-Руж перекупил бы Макдональдс. Вспомним, у всех Венер, Психей, Граций был двойник с температурой тела 36, 6. Столь же ослепительный, но в ладанной дымке тленности.

Заглянем в медицинский справочник: «Этиологические и патогенезные механизмы гомосексуализма, он же инверсия, уранизм, лесбиянство, сапфизм, полностью неизвестны». Предлагаю свою версию. Не научную, скорее гуманитарную, как помощь.

Прежде сознания пробуждается в человеке инстинкт собственника. Первый выпуклый рефлекс — хватательный. Цепко сжимает крохотный кулачок и погремушку, и прядь матери, и мизинец отца. Единственный доступный в ту пору способ присвоения съесть. И младенец все тянет в рот. Постепенно выясняется, что съедобного в этом мире маловато. Арсенал завоевания после короткой заминки пополняется новым оружием: что нельзя проглотить, можно уничтожить. Гильотинируются куклы, потрошатся книги, выливаются на пол духи. У некоторых мужчин этот метод овладения остается основным пожизненно. И тогда рушится Троя, разгораются мировые войны, на смуглой груди цыганок и бесприданниц распускаются алые розы ран.

Следующий эволюционный этап купить или украсть. Подавляющее большинство на нем и тормозит. Но есть еще один вариант присвоения, который высится надо всеми, создать. Это мой дом, потому что я его построил, это мой сад, потому что я его посадил, это мой ребенок, потому что я его родила. На отшибе, автономно расположены способы получения в личное пользование женщины.

Соломон утверждал, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона. Либо лукавый иудей льстил легионам своих прелестниц, либо мудрость его страдала серьезным дефектом. Кому как не ему, с интернациональным штатом жен, раздутым до размера среднего советского министерства, знать, что путь к сердцу женщины лежит через ее лоно. Где-то там, в тропической ночи, мерцает светлячком точка. От прикосновения к ней мыльными пузырями лопаются валуны у входа в заповедный грот, с шуршанием отступает прилив, и на песке остается золотая рыбка, готовая выполнить любую прихоть господина, задохнуться у его ног в полуметре от воды, накормить на завтрак собственной плотью. Нередко бывает, что эта точка ускользает солнечным зайчиком от усердного ловца, а случайная рассеянная ладонь накрывает ее сразу, как зазевавшуюся бабочку.

ОЧАРОВАННАЯ СТРАННИЦА

В фокусе — героиня. Та из двух, чья кровь заражена вирусом рокового влечения. Симптомы его присутствия проявляются с младых ногтей: сверстницы уже заневестились. Где надо — выпукло, где надо — вогнуто. А она по-прежнему смахивает на подростка с грубоватыми манерами, походкой гавроша и жарко-тревожной аурой. Стихи и футбол, румянец и сигарета, циничные реплики и пажеское послушание. Сплошной резкоконтинентальный климат. Однажды на пути возникает наставница.

Опытная жрица запретной любви вычисляет потенциальную послушницу моментально. Их сближение происходит без усилий, без путаных объяснений, стремительно и естественно, как слияние торопливого ручья со спокойным озером. Это не связь, это посвящение, неумолимое зеркало судьбы, поднесенное вплотную к душе: смотри, детка, смотри внимательно — вот истинные причины твоего смятения и неуюта, испарины твоих сновидений, лихорадочных вопросов себе и миру. Ответ пугает, он похож на приговор? Увы, другого нет.

До поры до времени удается сохранить инкогнито. Но сколько веревочке ни виться… Рано или поздно случается неизбежное — встреча:

Движением беспричинным Я встала, нас окружили. И кто-то в шутливом тоне:

Знакомьтесь же, господа! И руку движеньем длинным Вы в руку мою вложили, И нежно в моей ладони Помедлил осколок льда.

Женская интуиция, не ослабленная, а усиленная изъяном, диктует одной гипнотические слова и поступки. Других же забавляют и притягивают откровенное обожание, пряная смесь союзничества и чужеродности. Они часто подолгу молчат. Старшей (не по возрасту. по чувству) нравится, когда младшая чем-то занята — ею можно беспрепятственно любоваться. Вот только зрение не единственный орган чувств, подаренный нам природой. Есть еще как минимум четыре, и вовсе не периферийных.

Понятно, что ни к чему для полноты ощущений нюхать перстень, даже если у него форма цветка, слизывать масло с холста или гладить гриву медного скакуна. Так-то оно так. А если у предмета полный комплект чудесных свойств? Почему у зрения такие привилегии? Нелепая дискриминация. Да и мыслимо ли удержаться от искушении уткнуть нос в душистые волосы, припасть к роднику жилки на шее, к маковому зерну родинки над влажным углом рта? На этих ласках все бы и закончилось.

Но нутро старшей грызет и гложет пророческий страх: вот-вот ворвутся в их пастораль накачанные викинги и украдут, умчат ее сокровище. А чем, чем они лучше? Лишь тем, что имеют законное право окольцевать при свидетелях, чтобы после пришпоривать ее норовистую лошадку на скрипучих диванах. Не отдам! Так из смуты, ревности, пощечин, истерик, покаяния, слез и пота рождается первая брачная ночь.

Жребий брошен, рубикон позади. А как изменились глаза подруги — от вчерашней снисходительной прохлады ни следа. То-то же! Но эйфория будет быстротечной. На сей раз реальность материализуегся в образе родителей младшей (старшая либо уже покинула отчий кров, либо отношения с близкими приняли характер коммунального сожительства).

Мать давно смущала странная дружба дочери. Чутье твердило: что-то здесь нечисто. А теперь и вовсе сидят две девушки на кушетке с видом благовоспитанных гимназисток, а между ними такие разряды электрические проскакивают, словно это молодожены. Дневной неурочный визит с бесшумным поворотом ключа поставит раскаленные точки над «и». И запылают костры инквизиции. Мольбы, проклятия, карцер, угрозы суицида и кровавой расправы — все пустит в ход несчастная мать. Ее можно понять. Лучше бы дочь принесла в подоле, спуталась с женатым эти девичьи грехи вечны. А здесь… Срам-то какой!

Игра в заговорщиков кончилась. Жгучая тайна при ярком свете пыточной лампы обернулась грязной сплетней. Под лепестками оказались ядовитые шипы, под ковровым мхом — бездна. И заблудшее чадо не выдержит, содрогнется и отступит. Отступит ровно на тот шаг, который отделяет ненависть от любви. А когда после каникул, проведенных у тетки в Саратовской губернии, окликнет в толпе знакомый голос, она обернется. Медленно-медленно, очень медленно… и из ледяных осколков само собой сложится неуступчивое слово «вечность».

Конец первого акта. Пожалуйте в буфетную, господа!

Молодые раны заживают скоропостижно. Еще не сносились кроссовки, в которых несла караул под теми к-нами, еще не порыжели чернила на письмах и екает плечко от звука запретного имени, а новая Галатея спускает мраморную ножку с пьедестала. Горький опыт наставил первые, пока еще редкие красные флажки на дистанции: никаких поздних звонков и визитов, никаких семейных чаепитий.

· Что же твоя новая приятельница никогда не зайдет в гости?

· Она, мама, очень стеснительная.

Карта города в масштабе один к одному выучена наизусть. Две руки в одном кармане куртки. Тупики, скверики, черные лестницы, ясельные беседки, чердаки и подвалы, где голуби и кошки, где граненый стакан наливают до краев рубиновым портвейном, где тихонечко гуляет в смуглых пальцах нож. Самые теплые места — на заднем сиденье автобуса. Самый длинный маршрут — до аэропорта. Жмемся мы друг к дружке, чтоб теплее стало. Водитель подмигивает в зеркальце: