Прорыв - Алексей Корепанов

Да, с развлечениями тут было не очень, и местная жизнь протекала скучновато, не принося жителям Поселка острых ощущений. Зато их было с избытком у контингента погранзастав…

Дарий поправил ремешок скорострела на плече, взглянул на шагающего справа от него Тангейзера и вступил в рощицу. Разбуженные шорохом шагов птицы уже покинули ее и теперь вились в светлеющем небе. Вероятно, проклиная нагрянувших с утра пораньше незваных гостей так же, как те проклинали командование и не вовремя сбежавшего зэка. Деревья тут были кривоватые, с растопыренными тонкими ветвями, усеянными мелкой зеленой листвой. Кое-где в траве торчали кусты, тоже зеленые, с маленькими черными шариками ягод. Спрятаться среди них мог разве что какой-нибудь зверек с ноготок, но никак не сапиенс. Тем не менее Дарий не пропускал ни одного куста — к убийцам он относился без пиетета и желал, чтобы зэк был поскорее найден и водворен туда, где ему положено находиться согласно приговору. Каждому должно воздаваться по заслугам. Хотя в глубине души он все-таки считал, что с ним, Дарием, поступили слишком уж сурово — башка-то у того капитана осталась на месте. Но вся загвоздка заключалась в том, что кап был в военной форме, и Дарию не стоило наносить ему телесные повреждения — ломать нос и сотрясать мозг. Да и что уж теперь об этом думать… Что случилось, то случилось… Кроме того, в случае обнаружения беглого зэка, можно было рассчитывать на поощрение в виде увеличения пособия. Хотя бы за один этот месяц. Как говаривал лейтенант Тамерлан Бебешко, «каждый боец должен быть либо поощрен, либо наказан».

Из-под берцев Дария разбегались зеленые ящерицы, совсем непохожие на зэков ни обличьем, ни цветом — труженики Седлага носили полосатые черно-белые робы. Слева, задрав голову, разглядывал ветви лопоухий Чагри, справа Тангейзер ворошил куст гладким стволом скорострела. Впереди, в траве, что-то белело. Дарий нагнулся и поднял с земли небольшой предмет. Это была вилка. Обыкновенная вилка. Но не такая, как в столовой заставы или в поселковом баре «Семь».

Силва не знал, какими вилками пользуются зэки Лагеря, и положены ли вообще им вилки, и решил связаться с Бебешко.

— Господин лейтенант, — сказал он в комм, — я тут вилку обнаружил.

— Что за вилка? — настороженно спросил Бебешко.

— Ну, которой едят еду, — пояснил Дарий. — С зубцами… или с зубьями… Что с ней делать?

— Вопрос понял, ответ думаю, — изрек лейтенант, поддерживая свое реноме. Но добавил почти без паузы: — Шагай дальше, я сейчас догоню. Лично посмотрю, непосредственно своими двумя глазами, что за вилка. А то знаю я вас…

Взводный не договорил, но Дарий догадался, что Бебешко имеет в виду свою собственную, неоднократно повторяемую сентенцию: «Бойцы, вы всегда должны помнить: все, что бы вы ни делали, вы делаете неправильно».

Силва добросовестно выполнил команду — побрел вперед, сунув вилку в нагрудный карман комбинезона и недоумевая, кому это приспичило разгуливать тут, неподалеку от Пузыря, со столовым прибором. С космического корабля, что ли, свалилась? Так почему не сгорела в атмосфере? Несгораемая?…

Размышления Дария были прерваны догнавшим его лейтенантом.

— Где? — коротко спросил Бебешко.

Силва молча протянул ему находку.

— Ты смотри! — удивился взводный, вертя ее в руках. — Действительно похоже на вилку. Держачок… Один… два… три накалывателя… Точно, непосредственно три… Интересно, кто же тут имуществом разбрасывался?

Дарий, по-прежнему не говоря ни слова, с вопросительным лицом ткнул пальцем вверх. Бебешко поднял голову, ничего интересного там не увидел и нахмурился. Но все-таки сообразил, что имеет в виду подчиненный, и разражаться гневной тирадой не стал. Хмыкнул, почесал в затылке и уселся на траву.

— Ладно, боец, разберемся. Сейчас лично сообщу куда надо. А ты иди, давай, не стой. До самого карьера, и чтоб каждую пылинку непосредственно ощупывать, обнюхивать и облизывать. Полная боевая готовность!

— Слушаюсь, господин лейтенант, — кротко сказал Силва, четко сделал поворот через левое плечо и строевым шагом отправился вдогонку за сослуживцами.

Фраза о пылинках его ничуть не удивила. Одним из самых глубоких высказываний Тамерлана Бебешко, передававшимся из уст в уста и от заставы к заставе, было такое: «Гуманизм и человечность в вопросах поддержания боевой готовности — вещи преступные уже по самому определению». Лейтенант отрабатывал контракт не за страх, а за совесть… Ну, и старался соответствовать другому своему, не менее популярному афоризму: «Если взводного бойцы в разговоре между собой хотя бы иногда не называют „чудаком“, значит, его пора снимать с должности»[3].

Минут через десять, когда Дарий вместе с другими был на подходе к следующей рощице, от Пузыря донесся треск скорострелов и грохот орудий.

«Чтоб вас всех…» — Силва передернул плечами.

Такая стрельба была здесь обычным делом и велась чуть ли не ежедневно, а бывало — и по несколько раз в сутки. И по-другому не получалось. Точнее, не давали те, кто пытался выбраться из Пузыря.

Разумеется, отцы-командиры сразу объясняли вновь прибывшим штрафникам, в чем будет заключаться суть их службы на Пятке, и рассказывали о Пузыре. Наверное, рассказывали далеко не всё, а может, и сами всего не знали. И никто не знал.

Обнаружили Пузырь, когда на околопланетную орбиту пришли первые разведывательные корабли Межзвездного Союза. И тогда же это странное, не имеющее аналогов образование и получило такое название. Оно и вправду напоминало пузырь или купол, который накрывал очень солидный кусок одного из континентов второй планеты системы Атона. Только не круглым в основании было это непонятное образование, а прямоугольным, если можно назвать прямоугольником фигуру с закругленными, а не прямыми углами. Пузырь простирался почти строго с востока на запад, и длина его составляла почти пятьсот километров, а ширина — около трехсот пятидесяти. Стенки его уходили перпендикулярно вверх на сто восемьдесят с лишним метров, так что Пузырь с некоторой натяжкой мог считаться параллелепипедом. Вся поверхность его была мутно-белой, напоминающей не очень густой туман, и любой подошедший к нему без труда различал местность внутри Пузыря на расстоянии десяти — пятнадцати метров. Местность визуально ничем не отличалась от той, что находилась перед стенкой этого феномена. А вот что располагалось дальше, не получалось определить даже с помощью сканеров — экраны приборов оставались девственно чистыми. А там все терялось в тумане, не мутно-белом, как стенка Пузыря, а просто белом. Стенка смахивала на резину, она слегка проминалась при сильном нажатии, и очень быстро выяснилось, что пули беспрепятственно проходят сквозь нее, не оставляя отверстий. Разведчики на этом не остановились и загнали туда с разгона вездеход без водителя — точнее, с автоводителем, — и тот без проблем вернулся. Чтобы выяснить все до конца, поймали местную ящерицу, сунули в коробку, коробку поставили в вездеход и повторили эксперимент. Машина вновь вернулась, и ящерице ничего не сделалось, разве что она успела слегка нагадить в уголке коробки. В конце концов нашелся смельчак, который на том же вездеходе въехал в Пузырь, удалился на сотню-другую метров от стенки и тоже благополучно прибыл на место старта. Возможно, этот колпак был сооружен кем-то, чтобы сохранить (с неизвестной целью) часть древней природы? Или там, внутри, было что-то, что стоило защитить от воздействия стихий?

Собственно, первым разведчикам не ставилась задача сколько-нибудь детального обследования планеты. На этот мир вышли не с целью поиска новых сапиенсов — и старых вполне хватало. И не для обживания — свободных территорий в Союзе тоже было в избытке. Планету рассматривали в качестве потенциального источника полезных ископаемых, а потому разведчики смогли уделить Пузырю только самое поверхностное внимание. Они занялись своей основной работой и обнаружили неподалеку от Пузыря залежи архамассы. Все силы тут же были сосредоточены на скорейшей ее промышленной добыче, а изучение Пузыря отложили до иных времен. На планету перебросили соответствующую технику — и вольнонаемные рабочие приступили к сооружению лагеря и небольшого космопорта в сотне с лишним километров к юго-востоку от него. А уж потом сюда прибыли первые партии заключенных и принялись под соответствующим присмотром прокладывать шахты и строить поселок.

И вот тут-то Пузырь впервые и проявил себя. Однажды те, кто работал на строительстве Поселка-7, услышали отчаянную стрельбу со стороны Лагеря — до него было чуть более километра. Решив, что там начался бунт, часть охранников бросилась туда на помощь сослуживцам, на ходу пытаясь связаться с ними, но никто не отвечал. Как потом выяснилось, отвечать было просто некогда. Прибывшие из Поселка застали на огражденной территории с бараками и еще не обустроенной единственной пока шахтой только горстку переводивших дух охранников. Остальных, как и зэков, не было. Оказалось, что со стороны Пузыря бесшумно налетели на Лагерь некие твари (или это были искусственные создания?), похожие на огромные белые полотнища с тремя расположенными равносторонним треугольником красными глазами (или чем-то очень смахивающим на глаза). Несколько полотнищ нырнули в шахту, а остальные — десятка два, если не больше — принялись носиться над территорией Лагеря. И потянулись от них к тем, кто там был, какие-то тонкие белые нити. То есть нечто, похожее на нити, но, в отличие от нитей, совершенно убийственное. От людей, которых коснулись эти нити, не осталось даже горстки пепла — люди исчезли, вероятно, развеявшись на атомы. Причем уцелевшие охранники успели заметить, что исчезновение происходило не только когда нити опутывали голову или, скажем, руки жертв, но и когда просто касались одежды. И одежда, и обувь были в наличии, валяясь по территории Лагеря, а вот тел обладателей этой одежды и обуви не было. Безлюдными оказались и бараки, и шахта, из которой спустя какое-то время после нападения вернулись красноглазые налетчики. Уцелевшие охранники (те, кто не потерял самообладания) наконец-то принялись стрелять из индивидуального оружия, подключились и дежурившие на вышках. Это дало пусть запоздалый, но хороший результат — красноглазые дергались, от них отлетали куски, попадания были им явно не по вкусу. Они перестали метать нити и беспорядочно кружили над Лагерем, словно стая перепуганных птиц или сорванные ветром с веревок простыни. Простыни — именно так и стали их потом называть. Не выдержав стрельбы, загадочные налетчики сбились в кучу и умчались в сторону Пузыря.