Незримое сражение - Сборник

— Собирайся домой, в Трудовач. Подбери надежных хлопцев, о которых тебе говорил Земляной. Рассчитывай, товарищ Иванюк, на нашу всестороннюю поддержку… Отныне ты — чекист.

В Трудовач Владимир не пошел. Хотелось повидаться с матерью. Она после трагической гибели отца вместе с тринадцатилетним Андрейкой жила в Вильшанице.

Бабушкину хату он отыщет с закрытыми глазами. Вдоль леса, левадой, а там через ручеек. Третья за церковью. Туда Володя вместе с родителями ходил в праздники, любил и сам навещать старушку, хранящую в памяти множество сказок, интересных былей и умевшую красиво их рассказывать.

Как он теперь посмотрит в высохшие, словно полевой колодец, глаза бабуси? Что скажет матери «блудный сын»?

Родной порог кажется низким, когда выходишь из хаты, и очень высоким, когда возвращаешься домой, да еще с тяжелой ношей на сердце.

— Владик, сыночек! — всплеснула руками мать, увидев его в рамке сенных дверей, словно на портрете. — Живой, здоровый, — оглядывала, гладила, как тогда, когда он был еще совсем малышом.

— Ну и мундир… — внимание Андрейки привлекли блестящие пуговицы на форменной куртке «ремесленника». — А это что? — только сейчас он заметил автомат, который Володя поставил возле шкафа.

— Это мне товарищ Земляной вручил. Чтобы сполна заплатил врагам за зло, которое они причинили нашему народу, за невинную кровь отца, за ваши горькие слезы, мамо…

Слезы, слезы… Ими в тот вечер были окроплены поцелуи, неприхотливые яства, которыми угощала мать своего сына. Даже слова отдавали соленой горечью.

— Пора, мамо, собираться, — сказал Владимир, когда, казалось, все было переговорено.

— Куда же, сынок?

— В Трудовач, домой.

— Страшно…

— Пусть они нас боятся.

Боевой отряд «ястребков» сформировался где-то в начале сорок шестого года, когда бывшие школьные товарищи Григорий Гаврылив и два брата — Василий и Дмитрий Болюбаши выяснили отношения с Владимиром.

— Не так страшен черт, как его малюют! — философствовал Григорий Гаврылив. — Я уже не одному рога скрутил. Увидят нас вместе — десятой дорогой будут обходить Трудовач. Но мы найдем их, подлецов, и на краю света.

Как-то из Золочева позвонили в Красное. Сообщили, что группа самообороны вспугнула шайку бандитов, которые собрались на свою очередную черную раду.

— Встретьте их как следует! Мы ведем преследование.

— Есть встретить должным образом! — ответили из Красного.

Петр Васильевич Земляной знал, что милиция в полном составе выехала на «расчистку» Белокаменского леса; гологорскую группу чекистов срывать не решился — бандиты могут поджечь колхозную ферму, куда только что согнали весь общественный скот. «Поеду сам», — решил он. Через полчаса, преодолев на «газике» двадцатикилометровое расстояние до Трудовача, прихватил «ястребков» (ребята всегда были в боевой готовности) и поехали в направлении Золочева.

— Стоп! — приказал шоферу недалеко от Буды Хливецкой. — Машину сдай вправо в кусты. Остальным окопаться и ждать команды!

«Ястребки» без единого звука принялись за работу. Они не спрашивали командира, почему тот решил именно здесь сделать засаду. Знает ли он, сколько врагов движется в их сторону? В конце концов, они рассчитывали только на свои силы.

— Гляди, как в лес торопятся «друзи проводники», — первым нестройную цепь беглецов обнаружил Иванюк. — Много их, видно, из всех «самостийных» дыр повылазило.

«Нас только пятеро», — подумал Земляной, а вслух сурово приказал:

— Не будем вести подсчеты! Приготовиться! Огонь открывать только по моей команде!

Передний из банды увидел в перелеске машину, круто взял влево. За ним, запыхавшись, торопились остальные, прямо на «ястребков». Оставалось пятьдесят, сорок, двадцать шагов…

— По изменникам Родины — огонь!

Семь бандитов упали замертво. Остальные залегли. Перестрелка продолжалась несколько часов.

— Собрать оружие! — приказал Земляной и показал туда, где лежали трупы.

Какой он суровый и решительный, товарищ Земляной. Запыленный, вспотевший, Петр Васильевич совершенно не походил на того секретаря райкома, который искренне и сердечно умел беседовать с крестьянами, присаживаясь вместе с ними под копной в поле или на завалинке возле хаты. По давней привычке он сжимает руками колени, наклоняет голову. Секретарь никого не поучает, не читает нотаций, он всегда советуется, с людьми сверяет свои думы.

Вот и сейчас, собрав «ястребков» на обочине, Петр Васильевич превратился из военного в сугубо штатского. И разговор никак не походил на разбор боевой операции, скорее напоминал совет старшего товарища.

— Ты, Григорий, — обратился он к Гаврыливу, — слишком торопишься. Во время боя нужно думать не только о себе, но и о товарищах. Всегда чувствовать локоть товарища… А ты, товарищ Иванюк, рвешься поперед батька в пекло. Жизнь надо ценить и беречь, в будущем у нас еще очень много дел… А вообще, — это уже касалось всех, — действовали здорово! Молодцы! Только будьте осторожны!

Об этом наставлении Иванюк совершенно забыл, когда в своем же селе напал на след «Черногоры».

— Стой, негодяй, стой!

В усадьбе Михаила Рудника, куда успел заскочить раненый бандит, Иванюк устроил ему допрос. Он знал, что «Черногора» — главарь первой величины, что «проводникам» такой категории не разрешено появляться в селе без провожатых, да еще среди бела дня. Но мог ли думать в этот момент о собственной безопасности «ястребок», растревоженное, израненное сердце которого не находило покоя?

— Ты убил моего отца?

«Черногора» волочил перебитые ноги, оставляя за собой мокрый след. Скуля, как щенок, протягивал руки то к небу, то к ногам «ястребка», пытаясь прикоснуться к ним грязным лицом.

— Лежать камнем! — отступил Иванюк.

— Я виноват, я грешен! — скулил «Черногора». — Меня ввели в заблуждение. Под колокольней в тайнике — «Когут», «Кот»… Это они подговорили, они…

Гулкий, выстрел прокатился над селом и эхом отозвался в темнолесье: «Они! Они! Они!..»

Это они, ироды, затуманивали глаза людям, заслоняли им свет… Это они, наемники Берлина и Вашингтона, продавали Украину оптом и в розницу… Замахивались мотыгой на солнце…

Не получилось!

Выстрел Иванкжа в Трудоваче вселил людям надежду, разбудил силу. Колхоз зажил бурной трудовой жизнью. Вечерами собирались в конторе молодые хозяева, советовались, где что сеять, как лучше удобрить почву, где достать семена.

— Первый урожай — наш экзамен, — прикидывал председатель артели Дмитрий Болюбаш. — Экзамен перед людьми, зорко следящими за первыми, может, и неуверенными шагами общественного хозяйствования, перед государством, помогающим поскорее избавиться от нищеты, перед своей совестью, если хотите. Будущий урожай должен показать, на что мы с вами способны… К этому нужно готовиться заблаговременно.