Дракон. Книга 1. Наследники Желтого императора - Игорь Алимов

Привычно обличая кота, Чижиков поднялся, нашарил тапочки и как был, в одних трусах, направился на кухню, протирая рукой глаза. Шпунтик шествовал перед ним.

— На, ешь! — Чижиков поставил перед котом миску, куда накрошил вареной рыбы пикши. — Ешь! И не говори, что я тебе никогда ничего не давал.

Шпунтик посмотрел на хозяина недоуменно: когда это я такое говорил? А если ты намекаешь на того воробья, так его сам Бог послал! Но Чижиков уже от кота отвернулся и включил чайник.

Начинался обычный, ничем не примечательный день — из тех, что шли сплошной чередой в нынешней жизни Чижикова. Был он ныне безработный, поскольку так называемый «глобальный кризис», быть может, и не забушевал как следует в российский экономике, но уж точно пустил корни в сознании многих и многих собственников и предпринимателей. Один из таких предпринимателей бесчувственно сократил Чижикова, мотивируя свой поступок отчаянным положением мировой экономики. Чижиков не очень удивился, он вообще был спокойный от природы. Чижиков даже не слишком огорчился, потому как не мог считать венцом карьеры пост менеджера в строительной фирме средней руки.

Константин, насвистывая, вернулся домой и сообщил своей подруге Тамаре, что он уволен и теперь безработный. Тамара среагировала в лучших традициях бушующего на дворе кризиса: стремительно собрала вещи и в тот же вечер покинула неудачливого возлюбленного. Одни только розовые тапочки в виде глазастых мышей оставила — позабыла, видимо. Чижиков опять же не слишком удивился: их отношения с Тамарой, девушкой яркой и с запросами, в последние пару месяцев дали ощутимую трещину. Исход Тамары был вполне ожидаем, но как всегда «случился неожиданно». И потому Котя, закрыв за девой сердца дверь, позвонил приятелю Сереге, потом сгонял в магазин и… Сколько они за вечер усидели водки, страшно было вспоминать.

Если бы разочарованной в лучших чувствах Тамаре в тот вечер случилось заглянуть на просторную чижиковскую кухню, то она вопреки ожиданиям и надеждам не застала бы там коллективных рыданий по лучшим загубленным годам, а напротив услышала бы радостное, хотя и нестройное пение. Особенным успехом в этот день пользовалась песня «Ну-ка, мечи стаканы на стол». Но оно и понятно.

Однако оптимизм оптимизмом, а деньги откуда-то брать надо. Это только коту Шпунтику с хозяином повезло, хотя у самого кота наверняка имелось на сей предмет иное мнение, но даже элементарное содержание столь обширной квартиры обходилось, прямо скажем, недешево, не говоря уже о ежедневных потребностях здорового тридцатилетнего организма, до недавнего времени два раза в неделю посещавшего спортзал. Потому, проснувшись поутру и проводив Серегу, Чижиков задал корма коту, а сам, сварив себе мозголомного кофе, уселся с сигаретой на кухне и, глядя на глухую серую стену дома напротив, задумался о дальнейшем житье-бытье. Работать ему не хотелось, причем — совсем. «Менеджер — это не специальность», — говорил его дед, и был прав.

И тогда стихийный оптимист Чижиков придумал выход: дедова Коллекция!

Дед у Чижикова был замечательный, и всю жизнь проживший с ним Котя тяжело и долго переживал его смерть. Дед был тем единственным звеном, которое связывало Котю с давно погибшими родителями, дед был при нем с малых лет, воспитывал его, учил, делился своими воспоминаниями и житейской мудростью.

Дедовы воспоминания были яркими и необыкновенными и никогда не наскучивали Коте. Они были пестрокрылой бабочкой в скучной действительности его школьного детства, незаметно, но ежедневно влияли на мальчика, предопределив в итоге и круг его интересов, и неизбывную мечту, ради которой, впрочем, Котя не слишком старался, потому что жизнь — жизнью, а мечты — мечтами. Зачем ловить бабочку из сна? В этом смысле Котя был не то чтобы пофигист, но скорее — даос.[4]

Сокровенной мечтой Коти был Китай.

И виноват в этом был именно дед.

В пятидесятые годы XX века, во времена «великой дружбы», когда Советский Союз активно и щедро помогал становлению нового Китая, Вилен Иванович Чижиков, как и многие другие советские специалисты, был послан партией и правительством работать на благо братского народа, только что провозгласившего создание независимого государства и испытывавшего трудности и нехватку буквально во всем.

Нужно было прокладывать дороги и мосты, возводить жилые дома, а также фабрики и заводы. Вилену Ивановичу повезло трудиться на строительстве некоторых металлургических гигантов, что и по сей день играют важную роль в китайской тяжелой промышленности. Дед строил домны и мартены в Баотоу, что во Внутренней Монголии, и в Аньшани, что в северо-восточной провинции Ляонин. Годы, проведенные в городах и весях Китайской Народной Республики, стали самыми памятными для Вилена Ивановича, человека простого, бесхитростного и не вдруг приноровившегося к иному жизненному укладу, обычаям и традициям. Дед оказался в китайской народной гуще, и был этим поражен в самое сердце.

Детство Коти было пронизано бесчисленными рассказами деда про Китай. Котя жил и взрослел среди удивительных вещей, которые дед Вилен в изобилии привез из Поднебесной и которые он называл волшебным и емким словом «Коллекция». В прятки играли, хоронясь за тяжелой лаковой ширмой с изображением восьми бессмертных. Вместе с оловянными солдатиками в детских игрушечных сражениях участвовали маленькие фигурки животных, вырезанные из мыльного камня.

Даже первая разбитая Котей чашка и та оказалась китайской! Ее одинокая, расписанная синими цветами крышка и поныне лежала на рабочем столе Чижикова, между пепельницей в виде свернувшегося дракона и бамбуковым толстостенным стаканом, из которого торчали всякие ручки и карандаши.

С раннего детства у Чижикова был свой собственный Китай. Китай, при виде которого самые шумные и озорные одноклассники, приходившие в их с дедом квартиру, враз становились тихими и задумчивыми — все эти ширмы, вазы и картины на стенах, бывшие для Коти радостной обыденностью, создавали у них впечатление, что они в музее на экскурсии.

Котя не уставал рассказывать о своем Китае, нещадно при этом выдумывая и привирая, хотя, как выразился бы Чижиков нынешний, и основываясь на подлинных рассказах деда Вилена. Котя был в бесспорном авторитете вплоть до восьмого класса средней школы, когда вдруг выяснилось, что на китайскую тему есть и другие источники информации помимо Чижикова. Последнее Котю неприятно поразило, но, как ни странно, не послужило стимулом зарыться в книги. Котя легко смирился с таким положением вещей, ведь у него был свой Китай — внутренний. Как Внутренняя Монголия.