Страх и трепет - Амели Нотомб

И тогда со мной случилось нечто странное: мой дух покинул тело.

Внезапно, я перестала чувствовать себя скованной. Я встала. Меня охватило чувство свободы. Никогда я не была столь свободной. Я подошла к окну. Далеко подо мной были огни города. Я была Богом и парила над миром. Со своим телом я расквиталась, выбросив его из окна.

Я погасила неоновые лампы. Далёких огней города было достаточно, чтобы все различать. Я пошла на кухню, налила стакан колы и залпом выпила её. Вернувшись в бухгалтерию, я развязала ботинки и закинула их подальше. Я прыгала со стола на стол, крича от радости.

Я была так легка, что одежды тяготили меня. Тогда я стала снимать одно за другим и разбрасывать вокруг. Оставшись совсем голой, я сделала стойку на руках, хотя раньше не умела этого делать, и прошла на руках по соседним столам. Затем, выполнив великолепный кульбит, я прыгнула и приземлилась на место моей начальницы.

Фубуки, я Бог. Даже, если ты не веришь в меня, я Бог. Ты руководишь, но это не имеет значения. Я царю. Власть меня не интересует. Царить — это так прекрасно. Тебе и не снилась моя слава. Слава прекрасна. Ангелы трубят в мою честь. Этой ночью я на вершине славы и все благодаря тебе. Если бы ты только знала, что трудишься во славу мне!

Понтий Пилат также не ведал, что творил во славу Христа. Был Христос оливковых рощ, я же Христос компьютеров. В окружающей меня темноте возвышается корабельная роща мониторов.

Я смотрю на твой компьютер, Фубуки. Он большой и красивый. В потёмках он похож на статую с острова Пасхи. Минула полночь, сегодня пятница, моя святая пятница. По-французски — день Венеры, по-японски — день золота, и мне сложно понять, какая связь между иудейско-христианским мучением, латинским сладострастьем и японским обожанием нетленного металла.

С тех пор, как я покинула мирскую жизнь, чтобы стать служителем культа, время потеряло для меня своё значение и превратилось в калькулятор, на котором я набирала неправильные числа. Думаю, сейчас Пасха. С высоты моей Вавилонской башни я смотрю на парк Уэно и вижу заснеженные деревья: цветущие вишни — да, вероятно, сейчас Пасха.

Насколько Рождество наводит на меня тоску, настолько Пасха делает меня счастливой. Бог, становящийся младенцем, — удручающее зрелище. Бедняга, становящийся Богом, — нечто совсем иное. Я обнимаю компьютер Фубуки и покрываю его поцелуями. Я тоже мученик на кресте. Что мне нравится в распятии, это конец. Я, наконец, перестану страдать. Все моё тело сплошь приколотили гвоздями так, что не остаётся ни малейшей частички. Мне отсекут голову ударом сабли, и я больше ничего не буду чувствовать.

Знать, когда умрёшь, это великая вещь. Можно создать из своего последнего дня произведение искусства. Утром мои мучители придут, и я скажу им: «Я сдаюсь! Убейте меня, но исполните мою последнюю волю: пусть Фубуки предаст меня смерти. Пусть свернёт мне голову, как перец. Чёрным перцем потечёт моя кровь. Берите и ешьте, потому что мой перец был пролит за вас, за толпу, перец нового вечного альянса. Вы будете чихать в память обо мне».

И вдруг мне стало холодно. Напрасно я сжимала в объятиях компьютер, меня это не согревало. Я оделась, стуча зубами, легла на пол и, опрокинув на себя мусорную корзину, потеряла сознание.

Надо мной раздался крик. Я открыла глаза, увидела мусор, снова закрыла и провалилась в бездну.

Я слышу мягкий голос Фубуки:

— Я её узнаю. Она покрыла себя мусором, чтобы к ней не посмели прикоснуться. Сделала себя неприкасаемой. Это на неё похоже. У неё никакого чувства собственного достоинства. Когда я говорю ей, что она глупа, она отвечает, что все гораздо хуже, что она умственно отсталая. И она решила пасть ещё ниже. Думает, что сделала себя недоступной, но она ошибается.

Я хочу объяснить, что сделала это, чтобы согреться, но у меня нет сил разговаривать. Мне тепло под мусором Юмимото. Я снова впадаю в забытьё.

Я подняла голову. Сквозь скомканную бумагу, пивные бутылки, окурки, мокрые от колы, я увидела часы, показывающие десять утра.

Я встала. Никто не осмеливался взглянуть на меня, кроме Фубуки, которая холодно сказала мне:

— В следующий раз, когда захотите прикинуться нищенкой, не делайте этого на нашем предприятии. Для этого есть станции метро.

Больная от стыда, я схватила рюкзак и побежала в туалет, чтобы переодеться и вымыть голову под умывальником. Когда я вернулась, уборщица уже убрала следы моего безумия.

— Я хотела сама это сделать, — сказала я, потупившись.

— Да, — отозвалась Фубуки, — уж, по крайней мере, на это вы может быть были бы способны.

— Вы намекаете на проверку затрат? Вы правы, это выше моих сил. Я вам торжественно заявляю, что отказываюсь от этой задачи.

— Долго же вы думали, — насмешливо заметила она.

«Понятно, подумала я. Она хотела, чтобы я сама это сказала. Конечно, это гораздо более унизительно».

— Срок истекает сегодня вечером, — снова сказала я.

— Дайте мне папку.

Она справилась с ней за двадцать минут.

Весь день я провела, словно зомби. У меня было ощущение тяжкого похмелья. На моём столе валялись бумажки с неверными расчётами. Я выбрасывала их одну за другой.

Когда я видела Фубуки, работающую за своим компьютером, мне было тяжело удержаться от смеха при воспоминании, как вчера я сидела голой на клавиатуре, обнимая машину руками и ногами. А теперь эта девушка касалась клавиш своими пальцами. Я впервые интересовалась информатикой.

Нескольких часов сна среди мусора оказалось недостаточно для реабилитации моего мозга, разжижённого в борьбе с цифрами. И я, барахтаясь в этой каше, пыталась отыскать под обломками останки моих мыслительных ориентиров. Тем не менее, было чему порадоваться: впервые за много недель я не работала с калькулятором.

Я снова жила в мире без цифр. Поскольку существуют люди неграмотные, то, вероятно, есть и неарифметичные, такие как я.

Я вернулась в реальный мир. Может показаться странным, что после моей безумной ночи, всё осталось, как было, словно ничего серьёзного не произошло. Конечно, никто не видел, как я бегала по офису голышом, ходила на руках и обнималась с компьютером. И всё-таки меня нашли спящей под кучей мусора. В другой стране за подобное поведение меня, возможно, вышвырнули бы за дверь.

Но все вполне объяснимо: в странах с наиболее авторитарными системами встречаются самые невероятные отклонения от нормы, а потому там терпимее относятся к человеческим странностям. Нельзя понять, что такое эксцентричность, если вы не встречали эксцентричного японца. Я заснула в куче мусора? Здесь видели и не такое. Япония — это страна, где хорошо известно значение слова «сломаться».

Я снова приступила к своим нехитрым обязанностям. С каким наслаждением я готовила чай и кофе! Эти несложные занятия успокаивали мой бедный мозг и лечили душу.

Как можно более ненавязчиво я опять принялась выставлять точную дату на календарях. Я старалась казаться очень занятой из боязни, как бы меня снова не приставили к цифрам.

Однажды, произошло невероятное событие: я повстречала Бога. Омерзительный вице-президент приказал принести ему пива, воображая, вероятно, что он ещё недостаточно толст. Я выполнила поручение с вежливым отвращением. Когда я покидала логово толстяка, дверь соседней комнаты отворилась, и я столкнулась нос к носу с президентом.

Мы взглянули друг на друга с удивлением. С моей стороны это было понятно, ведь мне довелось лицезреть Бога компании Юмимото. С его стороны это было не столь очевидно: знал ли он вообще о моём существовании? Кажется, знал, потому что воскликнул приятным, мягким голосом:

— Вы, конечно, Амели-сан!

Потом улыбнулся и протянул мне руку. Я была ослеплена и не произнесла ни звука. Господин Ханеда был мужчиной лет пятидесяти, стройным, с очень элегантными чертами лица. От него веяло добротой и гармонией. Он с таким искренним дружелюбием взглянул на меня, что я окончательно смутилась.

Он удалился, а я осталась одна в коридоре не в силах сдвинуться с места. Так вот каков президент этой камеры пыток, места, где меня презирали и унижали. Хозяин этой геенны был исключительным существом, благороднейшей душой.

В этом было нечто загадочное. Предприятие, которым руководил такой великодушный человек, должно было быть сущим раем, обителью доброты и процветания. В чём же тут секрет? Возможно ли, чтобы Бог царил в аду?

Я всё ещё стояла в оцепенении, когда загадка разрешилась сама собой. Дверь кабинета чудовища Омоти распахнулась, и отвратительный голос проревел:

— Чего ради вы здесь торчите? Вам платят не за то, чтобы вы слонялись по коридорам!

Всё стало ясно: в компании Юмимото Бог был президентом, а вице-президентом Дьяволом.

Фубуки не была ни Дьяволом, ни Богом, она была японкой.

Не все японки красивы. Но если японка красавица, тогда держитесь.

Любая красота потрясает, но японская красота поражает вдвойне. Этот подобный лилии цвет лица, эти пленительные глаза, этот нос с неподражаемыми ноздрями, этот чётко прорисованный контур губ, эта мягкость черт могут затмить любое самое красивое лицо.