Умер, шмумер, лишь бы был здоров - Ирина Мороз

– Ну, и ладненько! Созвонись, товарищ Штейн, со швейцарским банком и выясни что к чему. И запомни, Завьялову пока ни слова!

19. Чаепитие

В пять вечера после оздоровительной процедуры Анатолий Львович, как и обещал, организовал чаепитие. В центре стола, накрытого на три персоны, красовался румяный кугель и банка с вареньем из черешни, начинённой абрикосовыми косточками. Засвистел чайник. Властное колоратурное си бемоль, почти минуту продержавшееся на пике возможностей данного электроприбора, скатилось по хроматическому ряду, напоминая звук сдувающегося шарика. Кипящие пузырьки, толкающиеся в стеклянном сосуде, постепенно угомонились.

– Товарищ Штейн, а кого мы ждём? – хитро прищурился Ленин, с интересом разглядывая кружевной арнамент подстаканников. – Ну, кого же? Не томите, голубчик… Надежду Константиновну?

– Нет, Владимир Ильич! Мы ждём другого человека. Сегодня вам предстоит услышать и отчасти увидеть историю, которая наверняка покажется фантастической, но на самом деле она так же реальна… ммм… как, например, ваша красная пижама.

В комнату вошёл Завьялов. Поздоровался. Пожал Ленину руку. Представился.

– Присаживайтесь, товарищи! – профессор Штейн отрезал от кугля три сочных треугольника. Юрий Геннадьевич положил на стол айфон. Пролистав ленту изображений и остановившись на обзорном видео Красной площади, сделал глубокий вздох и сказал:

– Дорогой Владимир Ильич! Сегодня – 21 марта 2007-го года…

20. Диалог

Было два часа ночи, когда визитёры ушли, выключив в комнате электричество. И только свет ночника, огибая спину сидевшего на кровати старика в красной пижаме, распластался на противоположной стене вокруг гигантской тени человека с вытянутой рукой и в кепке.

Ощупывая голую лысину, Владимир Ульянов изумлённо рассматривал тень. Он пытался отыскать разумное объяснение сему необычному явлению, но, не найдя такового, решил не отчаиваться. Лукаво прищурив глаза, он произнёс:

– Ну, как вам вечерок, товарищ Ленин? И вы ни капли не удивлены? Или, узнав свой реальный возраст, – сто тридцать шесть лет, – вы окончательно потеряли дар речи, восемь часов не произнеся ни слова?

– Отстань от меня со своими вопросами! Нет, нет, и ещё раз нет! Я не верю, что на экране с якобы живыми, двигающимися людьми действительно запечатлён я, усопший. Труп в гробу может быть загримированной куклой, а подобие пирамиды на Красной площади, которое они называют мавзолеем – театральной бутафорией.

Тень шевелилась и говорила голосом вождя, всё больше удивляя Владимира Ульянова:

– Товарищ Ленин, не будьте упрямым ослом! Вы видели своими глазами аппарат, умещающийся на ладони, который показывает живые картинки. Это вам не кино, которое «из всех искусств для нас является важнейшим». Ваша, батенька, знаменитая фраза оказалась пророческой, но с тех пор прошли десятки лет. Наберитесь мужества не отрицать очевидное. Вы только что просматривали запись демонстрации военной техники на Красной площади 9-го мая 2006-го года. Неужели, даже эти чудовища на колёсах не могут убедить вас в том, что сегодня не 1924 год?

– Хватит, Ульянов! прекрати надо мной издеваться!

Я, можно сказать, ощущение жизни теряю, не знаю, кто я, где нахожусь. Если верить их сказкам, – месяц тому назад я, Владимир Ильич Ленин, ещё был набитым чучелом, которому поклонялись советские люди на протяжении восьмидесяти трёх лет. Невероятно! Дьявольщина в чистом виде. За какие грехи со мной так поступили?

– О, товарищ Ленин! Не прибедняйтесь! Чем-чем, а этим добром вы набиты по самое не хочу. Вы наверняка помните, кто объявил террор допустимым средством революционной борьбы? Да ещё и публично. А кто не возражал против политических убийств? А кто создал первые концлагеря? А кто…

– Довольно, Володя! У тебя словесный понос. Тебе, слюнтяю, не оценить степень необходимости перечисленных действий в революционной борьбе.

Ульянов наступал:

– А расстрел царской семьи? Последний русский император, Николай Второй, хоть и отказался от престола, но, кажется, в виде обезглавленного трупа, облитого серной кислотой, был менее опасен для осуществления ваших параноидальных амбиций? А обезображенные останки его супруги, его детей, слуг, – сброшенные в Ганину яму, словно тушки бешеных собак? Скажите, батюшка, эти картины радовали вашу душу? Сознайтесь, Владимир Ильич – ведь чрезвычайно радовали!..

– Заткнись, Вовка! Ты наглый трус! Ты сам обо всём знал. И молчал. Когда я принимал решения, ты лично присутствовал. И молчал. Когда я отдавал приказы – молчал. Что же ты, душа змеиная, в то зыбкое время, когда ещё можно было что-то изменить, не остановил меня, как Бог Авраама? Что ж не отвёл руку с клинком от невинных душ? Или ты зрелищами русского Колизея тогда наслаждался, мечтая опустить палец вниз и затеряться в толпе? Так не читай мне мораль! Убирайся! Я ненавижу тебя! – Тень затряслась, теряя чёткие очертания.

– Ай-ай-ай! Зачем так волноваться, товарищ Ленин? Волнение может навредить вашему забальзамированному организму. И будьте скромней, не берите всю вину на себя. Вчера мы оба слышали, какого уровня зла достигли Ваши последователи, планомерно уничтожая цвет нации вплоть до крушения Советского Союза. А дело врачей, что вы думаете об этой акции? Ещё не успели подумать? А я вам подскажу. Но только между нами, по секрету. Джугашвили с большим удовольствием перенял опыт немецких союзников в расправе с неугодной нацией.

Помните, как вчерашний визитёр описывал вторую мировую войну, а профессор Штейн рассказывал о гибели шести миллионов евреев?

– Допустим, ты прав, Ульянов. Но корень зла! Где он? Нет, молчи, не хочу слышать…

– Ну, что же вы, Владимир Ильич снова на себя одеяло тянете? Самомнения у вас – хоть отбавляй. Вы, дорогой мой, только крохотный листочек в ядовитых зарослях истории. И хоть все мы – продукты совокупления добра со злом, в вашем случае – небольшой перевес в пользу второго проявился достаточно ярко, чтобы осветить дорогу вслед идущим хищникам, переплюнувшим вас, увы, идеологически и практически. Разве ваши попытки реализовать коммунистическую утопию, ограничивающиеся жалкими 4-мя миллионами жертв, могут сравниться с гением Иосифа Виссарионовича Сталина создавшего машину смерти – Гулаг, или с размахом Мао Цзэдуна, заморившего «бледным»[9] голодом свой, и так не розовощёкий народ, или с исчадием Ада – Адольфом Гитлером? Каждый из этих посланников Сатаны уничтожил десятки миллионов людей! Да, товарищ Ленин, уничтожены десятки миллионов людей! Вслушайтесь в звучание этой фразы. Не кажется ли вам, что так должен звучать Реквием по человечеству?

– А не кажется ли тебе, Владимир, – тень развернулась на 180 градусов – что оплакиваемое тобой «человечество» создало в моём лице козла отпущения, самого несчастного человека на Земле? Меня жестоко наказали. Более изощрённой кары трудно себе представить. В первый раз изувечили моё мёртвое тело, сделав из него чучело для всеобщего обозрения. А во второй раз, издеваясь над природой, оживили это многострадальное тело через восемьдесят три года, когда кроме воспоминаний, старых газет и могил соратников не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. А цель? Ха-ха-ха! В этот раз я умру со смеху! Скомпрометированная коммунистическая партия, вновь охотясь за сторонниками, решила сделать из чучела наживку, – партия, которая дважды так бессовестно надругалась над своим вождём.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Раз мыслю, следовательно, существую.

2

Не бойся, друг, скоро хлеб есть будешь.

3

Готово, хозяин! Что? Штейн заупрямился? Рано, – говорит? А Зюга что? Кипятится? Пусть прекращают пустые разговоры. Хоть ВИЛ истощённый, но голова соображает. А ты, начальник, не лезть не в своё дело. Понимаешь?

4

Ксива – записка.

5

Вступил в коллектив – живи по не писанным законам арестантской жизни. Семья решает, когда парня в изолятор посадить, а когда ему грудную клетку разбить. А ты, будь спокоен! ВИЛ в порядке.

6

Будь славен, Господь Бог наш, царь мира!(иврит)

7

Звуки опасности.

8

Напряги мозги, интеллигент! Иди отсюда! Или не понимаешь?

9

«Скрежещет бледный голод в тыл». Державин.