Возвращение на Обитаемый остров - Третьяков Владимир

Максим кивнул головой – ясно, мол.

– После карцера вы какое-то время поработаете на пользу общества, а точнее, Неизвестных Отцов, на местных стройках народного хозяйства. Не спорь, все должно быть предельно достоверно. А потом вам устроят побег. Уходить станете на катере. Это быстроходная военная машина, с очень простым управлением, так что справишься. А уже дальше придется надеяться только на себя. Что там будет на Островах… – Сикорски вздохнул. – Эх, мне бы туда! Но видно, пока – не судьба. Теперь вот еще что. Возьми-ка себя за кожу в районе локтя левой руки. Чувствуешь шарик?

Максим взялся за то место, где было сказано и, действительно ощутил там нечто, напоминающее горошину.

– Что это? – спросил он.

– Биоконструкция установки нуль – Т. Она хоть и небольшая, но в пределах Саракша мощности у нее хватит. Это на крайний случай, если возникнет необходимость срочно эвакуироваться. Сделаешь себе маленькое харакири, а как ее активировать – ты прекрасно знаешь. Прикрепишь установку на какой-нибудь плоский массивный металлический предмет. Это будет старт – платформа. Ну, а если все пройдет нормально, то изредка по ночам можно приходить в гости к нам.

Максим улыбнулся.

– Горячку там не пори, – продолжил Сикорски. – Осмотрись хорошенько, вживись, а уж потом начинай действовать в соответствии с обстановкой. Не вздумай делать карьеру, а то знаю я тебя – начнешь карабкаться наверх по черепам. Учти, опыта у тебя в интриганстве почти нет, а без него тамошних царедворцев, которые не один ряд зубов на этих делах стерли, не одолеть. Главное – закрепиться, хоть садовником, хоть помощником сторожа. Когда сделаешь это, постарайся выполнить первое задание – выяснить, где у них верфи. Ни на одном из снимков со спутника мы не смогли определить место строительства субмарин. А знать его – чрезвычайно важно. Кстати, – он усмехнулся. – Мы ведь с тобой до сих пор еще не знакомы. Расскажи-ка мне немного о себе. Как хоть тебя звать – величать?

Максим наморщил лоб:

– Зовут меня – Турренсок. Происхожу я из очень древнего и славного баронского рода Кейзо. Все мои предки по мужской линии служили моряками на флоте Его Императорского Величества. Я не нарушил традицию. В позапрошлом году окончил училище, а на субмарине состоял в должности… – он наморщил лоб и немного замялся, подыскивая нужные слова. – … Главным политическим вдохновителем.

Сикорски поднялся:

– Хорошо, пока достаточно. Остальное расскажешь по дороге, – он посмотрел на часы. – Времени в обрез. Ты сам идти сможешь?

– Да, все нормально, – сказал Максим, вставая с кровати. – Пилюля Яна Викторовича творит чудеса.

– Ну, тогда давай с ним прощаться и пойдем.

Они поочередно обнялись с Комарницким. Тот смахнул набежавшую слезу и сказал Максиму:

– Удачи тебе, сынок!

Сикорски еще раз кивнул однокашнику и, без лишних слов, первым вышел из комнаты.

Глава 4

Шаг… второй… третий… четвертый… Всего их триста пятьдесят четыре. Сосчитаны они давно – еще в первый день, и Максим чувствовал, что каждый из них дается все труднее и труднее. Время, как будто остановилось, а ведь это еще только полдень – самая жара, и работать в этом пекле предстоит долго, до позднего вечера. Хотя, назвать работой то, чем он занимается на протяжении последнего месяца – значит оскорблять столь высокое понятие, каким принято считать труд. Набрать корзину битого щебня в карьере, затем, держа этот груз на плече, подняться по деревянному трапу, пройти по пыльной тропинке до неглубокого обрыва, под которым уже дожидается очередной самосвал, и вывалить камни в его кузов. Идти необходимо осторожно, чтобы не оступиться на каменной крошке и не загреметь вниз с двадцатиметровой высоты. Потом предстоит спуск вниз за новой порцией. И так весь день. Корзина с камнями весит килограммов тридцать пять – сорок. Не так уж и много для тренированного молодого человека, но уж больно тупая эта работа. За несколько дней уровень интеллекта падает катастрофически, почти до нулевой отметки. Прямо-таки, кусками отваливается и остается лежать там, в карьере, на трапе и даже падает в кузов самосвала. И сколько времени продлится еще эта каторга – непонятно. Сикорски обещал, что не станет затягивать с побегом, но дни бегут, силы тают, а от руководителя операции нет ни ответа, ни привета.

«Еще день продержусь, а потом не выдержу – сам сбегу, без всякой помощи. То-то переполоху будет!» – злорадно подумал Максим, вываливая камни из корзины в кузов. Он вытер пот тыльной стороной ладони, выпрямился и оглянулся вокруг. Из карьера гуськом по трапу тянулись такие же, как и он бедолаги – каторжники. Чуть выше того места, где все они опорожняют корзины, на невысоком гребне сидят легионеры с автоматами наизготовку.

Все, нужно спускаться вниз, а то ближайший к нему солдатик с глуповатым деревенским лицом и оттопыренными ушами, сегодня какой-то очень уж нервный. Может, он письмо из дома получил, где сказано, что невеста, не дождавшись его со службы, выгодно выскочила замуж за сынка местного преуспевающего бакалейщика. А может, у парня просто изжога после утрешней перловки… Одним словом, жизнь у него с утра дала трещину, а тут еще его совсем некстати назначили в конвой, на охрану этих полутрупов. Да, такой шмальнет из своего автомата, не особо задумываясь, зачем он это делает, хотя бы просто для того, чтобы поднять свой жизненный тонус. Он даже не по заключенному шмальнет: за просто так убиенного с него могут и взыскать. Нет, он шмальнет рядом, чтобы падаль эту ходячую подстегнуть. Чтобы он, гадюка имперская, запрыгал, как бы танцуя, и тем самым развеял грусть – тоску, а заодно и остальных собратьев по охранному ремеслу повеселил. «Все должно быть предельно достоверно», – вспомнил Максим фразу, произнесенную Сикорски, и невесело усмехнулся.

У них, у охранников, жизнь ведь, в сущности, тоже не сахар. Развлечений особых нет, вот они их и придумывают сами, а изобретательность в этом деле, как правило, ограничена размерами портупеи. Недаром ведь дядюшка Кану иронично подтрунивал над ним с Гаем: «Как надену портупею, так тупею и тупею». Нет, с нервным охранником действительно лучше не связываться. Сейчас рисковать нельзя. Максим тяжело вздохнул и поспешил в карьер.

Операция «Микроб», по его мнению, началась успешно. Прогрессоры вытащили белую субмарину из укрытия, где она находилась все то время, пока готовили Максима, и отбуксировали точнехонько в то место, где лодка потерпела аварию. Затем очень быстро восстановили на ней ту обстановку, которая обычно бывает на судне минут тридцать спустя: дым, гарь, тела погибших в характерных позах. В этот «интерьер» поместили двух бесчувственных матросов и Максима – Турренсока, очень удачно имитировавшего состояние человека, пережившего удар взрывной волны. После этого земные наблюдатели мгновенно исчезли с места происшествия, предоставив дальнейшим событиям развиваться естественным путем.

Матросы, пришли в себя почти одновременно, но в тот момент, когда они совсем уж было собрались покинуть тонущее судно, раздался слабый стон «вернувшегося из небытия» «Турренсока». Спасение товарищей по оружию, в особенности старших по званию, являлось для моряка подводника Империи делом чести. Поэтому Максиму сунули под нос флакон с какой-то гадостью, приводившей в чувство еще лучше нашатыря, после чего, взяв под руки, вытащили на палубу. Лишь там Максим позволил себе слабым голосом осведомиться о том, что же случилось.

– Лодка тонет, надо срочно уходить! В живых остались только мы, – ответил ему матрос по имени Серк.

«Турренсок» с усилием поднялся на ноги и, опершись на плечо второго матроса, которого звали Клуг, спросил:

– Вы уверены, что живых больше нет?

– Так точно, вашдитство! – по-уставному отрапортовал Серк. – Проверяли, мы единственные, кто уцелел после взрыва.

– Хорошо, – распорядился «Турренсок». – Берите личное оружие, мешки с сухим пайком и выходите, а я пока уничтожу секретные документы. Нельзя чтобы они достался врагу.