Метод российского уголовного процесса - Анатолий Барабаш

Выше мы указывали, что общественный интерес не является простой суммой интересов личных, а представляет собой их сложно организованную целостность (систему). Это означает, что реализовать общественный интерес в рамках конкретной уголовно-процессуальной деятельности и реализовать частный интерес всех участников судопроизводства в этой же деятельности – не одно и то же. Л.Н. Масленникова указывает, что составной частью публичного интереса является частный интерес, признанный обществом и взятый законом под охрану[100]. Иными словами, частный интерес переходит под защиту государства не в полной мере, а в той, в которой он соотносится с общественным интересом, не противоречит ему.

Так, например, интересы обвиняемого скрыть те или иные доказательства, избежать наказания и т. п. хотя и являются законными, но противоречат «социальному заказу» на процесс как средство реагирования на преступление. В этом смысле процесс, основанный на публичном начале, должен иметь свою познавательную схему для нивелирования данных интересов и защиты интересов потерпевшего. В состязательном же процессе тот же интерес скрыть доказательства является не только законным, но и поощряемым распределением бремени доказывания. У участников процесса, имеющего состязательное начало, нет стремления установить достоверную картину произошедшего, а есть стремление добиться удовлетворения своего, личного интереса в рамках разбираемого уголовно-правового конфликта. Это значит, что и познавательной схемы (речь идет об объективном познании, то есть основанном на диалектической и формальной логике) как таковой там нет, ибо нет потребности в получении достоверного знания. Получается, что единственно верный способ реализовать публичный интерес в рамках уголовного процесса – наполнить процесс познавательной составляющей, то есть поставить в центр познание, которое основано на объективности исследования в смысле необходимости применения законов формальной и диалектической логики в их единстве.

Мы выявили еще одну точку влияния начала на форму. В зависимости от того, какое начало берется за основу, в форме должна быть реализована познавательная схема, позволяющая в полной мере реализовать общественный и не противоречащий ему интерес частный или наоборот. Собственно, этот вывод появляется уже после того, как мы указали, что в начале заложены требования к субъекту и к целям. Если они для каждого начала свои, то и познавательная схема также своя. В связи с этим подтверждается и тезис о том, что каждому началу соответствует своя система принципов, ибо системы требований для разных субъектов с разными целями в процессах с разным началом не могут быть идентичны.

Итак, начало уголовного процесса предъявляет следующие требования к его организации: в части целей – чтобы они соответствовали назначению уголовного процесса, «социальному заказу» на него; в части надлежащего субъекта – чтобы он был способен реализовать преобладающий интерес; в части познавательной схемы – чтобы позволяла субъекту в полной мере реализовывать преобладающие и не противоречащие ему иные интересы и достичь поставленных целей. Именно изменения в указанных аспектах будут существенно колебать форму и влиять на эффективность деятельности, ибо для того, чтобы форма отреагировала, требуется существенное изменение содержательной системы в целом или, по крайней мере, одной из ее подсистем[101].

Игнорируя обусловленность доказывания исторически закрепленными целями уголовно-процессуальной деятельности и положением субъекта в процессе, а также диалектику формы и содержания, В. А. Лазарева указывает, что если государство вводит прогрессивную форму уголовного судопроизводства, то доказывание должно перестроиться, иначе происходит «консервирование кризиса уголовного судопроизводства»[102]. Нами обоснован абсолютно противоположный тезис, и аргументы, которые мы приводили, не позволяют согласиться с данным мнением даже в части.

Работать с формой, не учитывая содержания, чревато хаосом в деятельности. Или, переводя на язык уголовного процесса, такое изменение закона, которое необоснованно вводит новых субъектов процесса или убирает старых, которое не соотносится с целями уголовного процесса и может разрушить необходимую познавательную схему, – недопустимо.

И здесь есть место для продолжения поиска ответа на вопрос, а что же все-таки нельзя смешивать при организации уголовного процесса. Мы выяснили, что начало у процесса может быть только одно. В данном параграфе мы показали, через что оно реализуется в форме. Логично предположить, что недопустимость смешения начал влечет недопустимость переноса тех элементов формы, через которые она связана с началом. Это значит, что все то, что связано с характеристикой цели, положением субъекта и основой познавательной схемы для публичного процесса, не может существовать одновременно с теми же элементами, характерными для состязательности, так как в ином случае допускается смешение начал, что невозможно. То, на чем строится публичность, чужеродно тому, на чем строится состязательность. При этом абсолютно очевидно, что и для той и для другой формы могут быть общие элементы, не относимые к основной их характеристике и не колеблющие фундамента. Другое дело, что назначение этих элементов может быть различным в разных формах.

Попробуем далее на примере имеющихся представлений о формах уголовного процесса понять, насколько оправданны наши рассуждения, приведенные в этом параграфе.

§ 4. Характеристика форм процесса, основанных на разных началах

В поисках подтверждения наших выводов о влиянии начала уголовного процесса на его форму обратимся к представлениям о состязательной и публичной формах в уголовно-процессуальной науке. Заодно попытаемся дать принципиальные и максимально общие отличия классического состязательного процесса от публичного. При этом выделение состязательного процесса нами производится с учетом того, что на нынешний день он в классическом своем виде не существует в силу общемировой тенденции к «опубличиванию» уголовного процесса, которая была подмечена еще в середине XIX века В.А. Линовским[103], позже описана И.Я. Фойницким[104] и утверждается некоторыми современными авторами[105], в том числе и в Англии[106]. Подобное описание состязательности «в чистом виде» необходимо нам в научных целях, чтобы быть ближе к корням вещей, к сущности состязательности, утерянной сегодня за массой якобы необходимых условий ее существования.

В первом параграфе мы указывали, что, несмотря на серьезное обращение к понятию «начало уголовного процесса» только в нашем столетии, оно имеет давнюю, но забытую историю, так же как и вопрос о соответствии уголовно-процессуальной формы началу и выделение двух основных начал и форм процесса. Это позволяет относиться к высказанному в XIX веке со всей серьезностью, так как тогда исторические черты народа в уголовно-процессуальной сфере проявлялись куда наглядней, нежели сегодня, когда мир за сто лет претерпел изменений больше, чем за многие предыдущие века.

Я.И. Баршев, рассуждая о начале уголовного судопроизводства, условием его реализации видел среди прочего наличие соответствующей началу «главной формы» уголовного процесса[107]. Автор выделяет две главные формы уголовного процесса: обвинительную и следственную[108]. Если изучить их описание, то можно смело утверждать, что обвинительная форма соответствует тому, что в этой работе мы будем называть состязательностью, а следственная – публичности. Вот как ученый описывает обвинительный процесс (состязательный в нашей терминологии): «Ежели цель уголовного судопроизводства состоит в том, чтобы удовлетворить требования правды… то очевидно, что чисто обвинительная форма не может быть почтена соответствующею этой цели потому, что: 1) на основании этой формы преступление преследуется только по требованию обвинителя, действия которого служат руководствующим началом во всем процессе; следовательно, легко может быть, что при этом многие преступления. останутся вовсе ненаказанными; 2) при такой форме уголовного суда может быть и то, что преступления будут наказаны в ненадлежащей мере, потому что судья при этом должен действовать, не выходя из границ, предлагаемых требованиями обвинителя; 3) весь процесс и весь акт преследования и наказания виновного является при этом как дело частного лица и в зависимости от его произвола»[109].

В то же время следственная форма процесса имеет ряд преимуществ, по мнению автора, если целью процесса является «удовлетворение требования правды». Они, в частности, в том, что «1) судья. должен действовать против преступления даже тогда, когда против него не будет никакого обвинителя; 2) что во время самого действия он должен принимать все меры, нужные для того, чтобы открыть прямую истину; 3) что он ради истины должен столь же тщательно отыскивать доказательства невиновности обвиняемого, как и доказательства его вины»[110]. Далее автор указывает, что, конечно, следственный процесс может привести к притеснению граждан. Этого же недостатка, по его мнению, не лишен и обвинительный процесс. А преодолеть их можно через систему гарантий. В итоге Я.И. Баршев констатирует, что «основная форма Русского уголовного процесса есть процесс следственный»[111].