Покушение - Сергей Шхиян

— Поместится, как будто специально для него сделали! — довольным голосом сказал Евстигней. — Ну что, с богом?

— Давайте, попробуем, — согласилась я.

Мы подошли к убитому и взяли его с двух сторон под руки. Тело оказалось таким тяжелым, что подняли его мы только с третей попытки. Тащили мы полицейского, пятясь задом. Когда стянули с постели, голова сразу низко свесилась на грудь, и рассмотреть лицо я не смогла. Да, в тот момент мне было и не до прощания со своим погубителем.

— Осторожнее, — попросил Евстигней, когда я под тяжестью тела споткнулась на ровном месте.

Я не ответила, только согласно кивнула. Мы кое-как дотащили мертвеца до сундука, развернули тело, из последних сил подняли повыше, и столкнули внутрь. Он почти до поясницы погрузился в старые тряпки и остался стоять раком, так будто что-то там искал.

— Теперь ноги, — взял на себя руководство Евстигней.

Мы вместе вцепились в толстую, еще теплую ногу в порыжевшем, давно не чищеном, сапоге и перекинули ее через край. Тоже, отдышавшись, сделали и со второй. Мой убийца мягко погрузился в какое-то истлевшее, пахнущее затхлостью тряпье.

— Сейчас закрою, — сказал Евстигней, нагибаясь за замком, — и все будет в порядке.

— А нож? — напомнила я.

— Вот беда, чуть не забыл! — виновато воскликнул он и наклонился над сундуком.

Мне в этот момент от запахов и необходимости прикасаться к покойнику стало дурно, но я не показала вида и, чтобы побороть тошноту, дышала полной грудью возле открытого окна.

— Никак не могу достать, — виновато сказал за спиной Евстигней, — его нужно чуток повернуть.

— Да, конечно, — ответила я и, поборов страх и отвращение, пошла ему на помощь.

Тело в сундуке легло так неудачно, что повернуть его стоило нам неимоверных усилий. В конце концов, моему спасителю пришлось влезть туда самому и только после этого удалось слегка его сдвинуть и выдернуть из спины орудие убийства.

Я так измучилась, что без сил опустилась на постель, на которой только что лежал покойник. Евстигней осмотрел длинный, тонкий клинок, вытер его о тряпку из сундука и засунул за голенище сапога.

— Теперь все, — с явным облегчением сказал он, опустил крышку и повесил на место замок.

Я молча сидела и смотрела на него, а он смущенно переминался с ноги на ногу, видно, не зная, что делать дальше.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — наконец сказал Евстигней, но так и не сдвинулся с места. — До скорого свидания.

— Спасибо вам, вы спасли мне жизнь, — наконец опомнилась я, и поблагодарила спасителя.

Отпускать его мне не хотелось. До утра еще было далеко, и оставаться ночью одной в комнате с убитым, мне было страшно. Как бы то ни было, но пока этот необычный человек был здесь, мне можно ничего не бояться.

— Почему вы мне помогаете? — так и не дождавшись, когда он уйдет, спросила я.

Евстигней смутился и отвел взгляд. Я уже немного привыкла к его странному волосатому облику, и он мне больше не казался таким некрасивым, как раньше. Теперь для меня он был просто человек маленького роста с густой до самых глаз рыжей бородой.

— Не знаю, — как-то неохотно сказал он, избегая смотреть мне в глаза, — может быть, оттого что вас полюбил…

— Когда? — теперь уже смутилась я, вспомнив, как он целую ночь наблюдал за мной в окно. — Ведь мы встречались всего два раза.

— Для такого дела много времени не нужно, — грустно сказал он. — Можно полюбить и с одного взгляда.

— Я ведь замужем, — не знаю к чему, напомнила я.

— Знаю, мне ваш муж нравится, он хороший человек. Так я ничего и не прошу. Неужели сам не понимаю…

— А как вы попали сюда? — спросила я, чтобы перевести разговор на другое и прекратить ненужное мне объяснение в любви.

Евстигней посмотрел на меня открыто и беспомощно, но ответил не сразу, хотя вопрос был простой. Я попыталась услышать, о чем он думает, но у меня опять ничего не получилось. Явно с моим спасителем было не все так просто.

— Я вас не видела, когда мы ехали, — не дождавшись ответа, сказала я.

— Вот вы о чем, — будто только теперь поняв вопрос, ответил он, — когда вас увезли, поехал следом. Мне теперь в Завидово не жить, барин за ослушание сживет со света.

— Я думаю, что теперь там уже другой помещик, — осторожно сказала я. — Вернее, управляющий. Трегубов, кажется, приказал долго жить…

Кажется, возможная смерть помещика его нисколько не заинтересовала. Что он тотчас и подтвердил.

— Это мне теперь все равно. Да и делать в деревне нечего. К крестьянскому труду я не способен по малому росту и воровским делом заниматься надоело. Грех это и лишнее томление души. Вот и решил, раз любовь пришла, сослужить вам службу.

Удивительно, Евстигней не называл меня ни барыней, ни по имени и отчеству, просто говорил мне «вы».

— Так вы вором были раньше? — спросила я, начиная понимать, почему ему удается так незаметно подкрадываться и всюду проникать.

— Всякое в жизни случалось, — недовольным голосом ответил он, — чем не займешься, чтобы выжить! Только бедных я никогда не обижал и последнего не брал. Вы бы, — он опять замялся, явно не решившись меня назвать по имени, — накинули на себя что, хотя бы простынку. Из окна дует, как бы вам не простудиться…

— Извините, — вскинулась я, только теперь вспомнив, что так и сижу перед ним, без всего, — я так напугалась, что обо всем на свете забыла!

Я тотчас стянула с постели простыню и закуталась в нее с ног до головы.

— Я что, я понимаю, женская деликатность, — согласно кивнул он головой, стараясь на меня не смотреть, — только я тоже не железный, могу с собой не совладать. Вот так-то лучше будет, — с явным облегчением, сказал он, увидев, что я прикрылась. — У меня баб-то много было, чего уж говорить. С маленьким многим хочется попробовать, бабы — народ любопытный. Однако чтобы по любви, такого не припомню.

Я его рассеяно слушала и думала о том, что ни одной его мысли уловить мне так пока не удалось. Он был третьим человеком из всех встреченных мной людей, совсем для меня закрытым.

Глава 3

Когда утром ко мне в комнату зашел Татищев, я уже была готова в дорогу. Никаких следов ночного происшествия здесь не осталось. Я сидела возле открытого окна и, подперев щечку ладонью, любовалась летним садом.

Иван Николаевич поздоровался и остался стоять возле порога. Он был непривычно хмур и сосредоточен. Я сначала решила, что это последствие вчерашнего ужина, но он так старательно отводил глаза, что я невольно встревожилась и спросила:

— Что с вами, Иван Николаевич, на вас просто лица нет?

Он ответил не сразу, а про себя подумал, что нам лучше будет поговорить по дороге, без лишних свидетелей. В пустой комнате, кроме нас никого не было, и каких он боялся свидетелей, я не поняла.

— Я немного прихворнул, — тихо сказал он. — Сейчас вам принесут умывание и завтрак, выедем мы через полчаса. Надеюсь, вы успеете собраться.

Я согласно кивнула. Надо сказать, меня немного удивило то, что наша команда ограничилась всего одним днем отдыха у хлебосольного траншей-майора. Однако мне это было только на руку. Оставаться еще на несколько дней в комнате с покойником я не хотела по вполне понятным причинам.

Покончив с туалетом и завтраком, я сама вышла во двор. Запряженная карета уже стояла возле крыльца, и я быстро в нее села. Там меня уже ждал мой романтический поклонник. Однако на этот раз мне показалось, что флигель-адъютант совсем не рад меня видеть. Только теперь я вспомнила, что и вчера вечером он не соизволил зайти ко мне пожелать покойной ночи.

— Иван Николаевич, мне кажется, у вас что-то случилось, — без околичностей спросила я.

— Случилось, — сквозь зубы ответил он, — но не только у меня одного, а у нас обоих!

Я совместила ночной визит полицейского чиновника и странное поведение Татищева и не на шутку встревожилась.

— Вы получили дурные вести из Петербурга?

— Дурные? — плачущим голосом переспросил он. — Отвратительные! Мне приказали вас убить!

— Как это — убить? — не поняла я. — Чего это ради?!

— Да если бы я сам хоть что-нибудь понимал! — сердито воскликнул он. — Вот возьмите, сами прочитайте эту депешу!

Он вынул из-за обшлага свернутый в четыре части лист бумаги и протянул его мне. Я развернула короткое письмо, написанное ровным писарским почерком. Подписи под ним не оказалось, один невнятный росчерк закорючкой, а обращение было самое обычное:

«Милостивый государь Иван Николаевич!»,

прочитала я вслух.

— Читайте, читайте дальше, — взмолился Татищев.

«Во исполнении данных вам инструкций, —

продолжила я, —

вам следует принять меры, чтобы ответственная особа не смогла по причине тяжелой болезни и последующей за ней смерти прибыть в место, кое ей назначено первоначально. Ответственность и выполнение сего приказания после кончины н.с. Ломакина перекладывается на вас. По поручению известного вам высокого лица».