Быть бардом непросто - Ольга Мяхар

При въезде в деревню в нашу сторону пускают стрелу — и чуть меня не убивают. Еле уворачиваюсь, перехватываю стрелу и швыряю ее обратно. Вскрикнувший охранник падает на помост, куда-то отползает и вопит как резаный. Стоим у крайнего домика. Ждем.

— Вы кто?

О! Делегация встречающих, наконец-то. Сижу мокрый, взъерошенный. Изучаю народ, застывший с луками под козырьком дома, и соображаю, что такого сказать, чтобы нам стали рады.

— Я бард!

Ни тени улыбки в ответ.

— А я королева западного континента! — слышится из задних рядов.

Шутник. Ты у меня сейчас дошутишься. Апчхи!

— Я знаю много хороших песен.

— Так пой!

Они издеваются? Но тут неожиданно вперед выезжает светлый, видимо отчаявшись услышать что-то вразумительное с моей стороны.

— Эй. Я охотник. Нежить есть?

Под козырьком шушукаются, на нас смотрят уже чуть менее подозрительно, зато я обижаюсь. Значит, бард им не нужен, а охотник — очень даже? Убийцы.

— Есть! Заходи.

Едем вперед.

— Э! А ты куда собрался, черный?

Кто черный? Я черный?! Да я темный эльф! Неучи. У меня разве что пар из ушей не идет от возмущения.

— Он со мной. Парень в детстве в каменноугольную смолу упал, с тех пор такой. Пустите, он и впрямь петь может. Воображает себя великим бардом.

Со всех сторон доносятся смех, подколки. Такого унижения я еще ни разу не испытывал за всю свою жизнь. Даже когда свои высмеивали. Сижу в седле, глотаю слова и целые предложения и сжимаю поводья так, что ногти впиваются в ладони.

— А ты как думал? Путь барда — тернист и сложен. Не всегда можно идти напролом, — шепчут мне на ухо, после чего треплют по голове и едут вперед.

Смотрю вслед, мысленно решаю, что лично я в эту деревню ни ногой…

— Молния! Стой! Куда пошла?! Ну, зараза, я тебе это еще припомню.

Лошадь в ответ и ухом не ведет.

В избе пахнет сыростью, но тепло. В углу растоплен камин, по лавкам раскиданы шкуры… в целом неплохо. Дыма только многовато, но и это не страшно.

Садимся за большой стол, который в спешном порядке накрывают бабы. Светлому оказывают почести (вина подливают, мяса подкладывают), расспрашивают, что творится в мире, да кто кого, куда и как. Я сижу на лавке с краю, кашляю в кулак и стараюсь делать как можно более безразличный вид. Получается с трудом, но очень стараюсь.

— А рыцарь этот… самый сильный который… Как же его звали-то? Вспомнил! Торгерт! Он как? Герцогство получил али нет?

— Ну… король передумал и послал его на передовую. В битве с троллями отряд был разбит и уничтожен.

Цокают языками, качают головами.

— Вон оно как. А скока в отряде народу-то было?

— Кроме него? Еще два человека, один эльф и гном.

— Это после битвы?

— Это до.

Прислушиваюсь практически против воли.

— Эм-м… а троллей скока?

— Триста.

Вылупленные глаза слушателей. Торгерта жалеют все.

— И как же ж он-то?

— Ну как? Явился к королю, доложил о потере… всего отряда. Попросил отряд побольше.

— И выжил? Ведь выжил! Небось всех уделал.

— Говорят, тролли просто не смогли его догнать.

Шок в глазах присутствующих. Тихо ржу. Вот так рушатся легенды. А вот темные не убежали бы. Темные стояли бы до последнего. И хоть триста, хоть четыреста… н-да.

— И шо король?

— Повесил его.

Все вздыхают.

— Ну оно, конечно, правильно, н-да-а. Хотя какой мужик был, какой мужик. Говорят, полугном.

Фыркаю. На меня хмуро косятся. Недовольно опускаю взгляд в тарелку, мучаюсь от того, что пацифист. Даже прибить никого не могу для поднятия самооценки.

— А что твой чумазый-то… — О боги, неужели тут никто и никогда не слыхивал о темных эльфах? Или я просто первый сюда забрался? Н-да, нашего брата в такую нищету и на аркане не затащишь. Мои сородичи стремятся в крупные портовые города, где наживы поболее будет, а не по болотам шляются. — Он поет аль нет?

— Поет. Но по настроению.

— И хорошо поет? Али не тем местом?

Громкий хохот присутствующих подтверждает, что шутка — свежая, смачная, с искрой. Сижу, прижав уши к голове, стараюсь не сорваться. Им повезло… очень повезло… что я пацифист.

— Да сами и оцените. Что рассказывать? Мне нравится. Вам — не знаю.

— Хм. Эй ты! Чумазый!

Смотрю на самого бородатого, сидящего рядом с Аидом. Очень хочется ощериться и запустить в него когти. Убить — не убью, но запомнит он меня надолго. Тыкать темному эльфу — прямой путь к мучительной смерти, если только ты не один из нас и выше по званию.

«Путь барда тернист…» — слова всплывают в голове сами собой. Медленно расслабляюсь, понимаю, что надо держаться. Еще не так унижали.

— Ты баллады знаешь? Боевые чтоб, ну, там, про рыцарей, про масштабные сражения, али одни только цветочки-лютики в башке?

— Знаю, — отвечаю хмуро. Произношу слова через силу. По правилам он сейчас должен не сидеть и тыкать в меня грязным пальцем, а валяться в ногах и трепетать от ужаса.

Ладно. Закидываю мокрый ирокез назад и расправляю плечи. Рывком достаю из-за спины чехол с инструментом. Рывком расчехляю его.

Все с интересом смотрят.

— Будет вам баллада.

Кто-то чешется, кто-то сморкается, шебуршание и тихие переговоры мешают сосредоточиться. Но! Настоящий бард — выше всего этого. А потому, опустив голову, настраиваю инструмент, закрываю при этом глаза и вхожу в свой собственный ритм…

Что ж. Да грянет песня. И первый удар по струнам заставляет их замолчать.

Страшный бой, кровавый бой.Слезы, вопли, кровь, металл.Умираю? Нет. Живой.Час мой смертный не настал.

Алой кровью глаз налился.Злоба душит, жар сжигает.Враг на миг остановился!Стонет, в ужасе икает.

Видит, что серьезен, страшенИ опасен бой со мною.Я сегодня так отважен,Что один отряда стою.

Вырываю, отрываю, отрезаю, протыкаю!Крик подобен урагану, дух подобен монолиту!В десяти местах мелькаю!В рожи им ору молитву!

И падут враги, взывая,Умоляя о прощенье.Я же, с ними забавляясь,Жизнь продлю лишь на мгновенье.

Тишина в зале. Я захожусь в кашле, ибо всю песню орал так, что стекла звенели, а уши местами закладывало. Пара струн таки лопнули — нужны будут новые. Запасная струна есть только одна. Но! В глазах простых обывателей шок и медленно проступающее на его поверхности обожание.

Я достучался! До их черствых душ и занавешенного паутиной сознания. Я… я смог. Ибо я бард и никто больше. Бард с голосом, который может быть острым, как сталь, или мягким, как шелк. Оглядываюсь и сажусь на скамью. Тихие хлопки, медленно перерастающие в гром аплодисментов, бросают в жар. Меня бьют по плечу, по шее, обнимают, орут, что надо спеть еще раз и непременно так же! Смущенно улыбаюсь. Почему-то мне не противно, что меня бьет и обнимает чернь. Даже… приятно как-то. И если бы еще эти голубые глаза не смотрели так внимательно, я был бы и вовсе счастлив.