Трусливый Лев из Страны Оз - Рут Томпсон

А табличка на говорящей седьмой двери извещала:

«Эта дверь сама решает, кого впускать».

— Хлеба не надо, молоко есть, в газетах не нуждаемся, — угрюмо продолжала дверь, — а если вы продаёте щётки, то тем более можете убираться на все четыре стороны. Нам ничего не надо.

— Мы ничем не торгуем! — заверил Воттак слегка сдавленным голосом. — Мы просто хотим войти.

— А зачем? — подозрительно спросила дверь. — Наши все дома. У вас есть письменное приглашение?

— Мы ищем Дороти и Трусливого Льва, — застенчиво сообщил Боб.

— Так я и поверила! — фыркнула дверь, презрительно переводя деревянные глаза с Боба на Воттака. — Не доверяю людишкам с мохнатыми ушами!

— У нас уши не мохнатые! — воскликнул Боб, негодующе топнув ногой.

— Нечего спорить! — сурово ответила дверь. — У тебя характер покладистый или перекорчивый? — спросила она, глядя на Воттака.

— А при чем тут мой характер? Мы просто хотим войти! — нетерпеливо ответил клоун.

— Перекорчивый! — торжествующе воскликнула дверь. — Нет, пожалуй, не буду я вас впускать. Ее сверкательство графиня сегодня в хлопальном настроении, а последний раз, когда я пустила незнакомых людей, она мне чуть ручку не открутила. Тут такой народ, вы себе не представляете — чуть что не так, давай скорее дверью хлопать! Иногда задумаешься, не лучше ли было бы мне родиться диванной подушкой!

— Я думаю, это было бы гораздо лучше, — нахмурился клоун, — потому что тогда я просто отшвырнул бы тебя с дороги, чем стоять тут и пререкаться. Ты нас впустишь или нет?

— Нет! — решительно ответила дверь и злобно вертанула ручкой. — Знать я вас не хочу.

— Боб, — сказал клоун, поворачиваясь к упрямой двери спиной, — ты когда-нибудь о таком слышал? Знаешь что, пошли во вторую дверь! Я уж лучше рискну разбудить ребёнка, чем спорить с упрямыми дверьми, которые сами решают, впускать меня или нет.

— Я детей не боюсь! — сообщил Боб, мужественно шагая за другом.

Ручка второй двери легко повернулась, и дверь внезапно распахнулась, так что Боб с Воттаком влетели внутрь, еле удержавшись на ногах. При первом же взгляде на ребёнка Воттак дрожащей рукой зажал Бобу рот и медленно-медленно, очень осторожно стал отступать с ним к двери. Дело в том, что это был не человеческий ребёнок, а драконий. Размером он был с небольшой товарный поезд, а храпел и свистел во сне в точности, как паровоз. Из ноздрей у него вырывались клубы дыма и искры.

Выбравшись наконец за дверь и тихонечко, но плотно прикрыв ее за собой, Боб и Воттак бессильно опустились на землю.

— Ребёнок! — с трудом проговорил Воттак, протирая заслезившиеся от дыма глаза. — Хороший ребёночек! Не хотел бы я увидеть его родителей. Представляю, что за семейка!

— Он за нами не погонится? — шёпотом спросил Боб.

Седьмая дверь покосилась на тяжело дышащих путников и ехидно спросила:

— Ну как вам наш малютка? Что недолго погостили? Не хотите ли вернуться откуда пришли?

— Никоим образом! — отозвался Воттак и прошёлся колесом, чтобы немного успокоиться. — Только сначала… — Он повернулся к Бобу и подмигнул. — Сначала я должен переодеться, а то что-то у нас не клеится.

— По-моему, ты и так достаточно глупо выглядишь, — грубо сказала дверь, когда клоун вынул из-за пазухи костюм номер три. Не обращая внимания на это бестактное замечание, Воттак натянул на себя костюм и превратился в медведя — большого и свирепого бурого медведя. Боб сразу почувствовал себя увереннее с таким спутником. Взявшись за руки, путники решительно толкнули шестую дверь — ту, на которой было написано «Толкайте», причём Воттак так зарычал, что седьмая дверь задрожала, как осиновый листик.

— Батюшки, с петель бы не слететь! — простонала она. Но тут же она мстительно захохотала, потому что шестая дверь, которую толкнул Воттак, в ответ тоже толкнула Воттака, да так сильно, что клоун с мальчиком отлетели на десять шагов и рухнули в ежевичный куст.

— Молодец, шестая, так держать! — воскликнула злобная дверь. Воттак с трудом встал и принялся оправлять медвежью шкуру.

— Что же, — проговорил клоун, помогая мальчику выбраться из куста и сердито грозя двери медвежьей лапой, — что же, некоторые люди на нашем месте отчаялись бы или, по крайней мере, растерялись… Знаешь что? Давай-ка лучше толкнёмся к графине. Если и выгонят, так по-благородному, тонко, аристократично.

На графининой двери висел серебряный колокольчик, в который Воттак недолго думая и позвонил. Минуту-другую путники стояли перед дверью, ожидая ответа. Потом случилось нечто непонятное. Для начала с двери соскочила ручка. Это бы ещё ничего, но в следующее мгновение ручка молниеносно рванулась вперёд, ухватила Воттака и Боба и втянула их в замочную скважину! Честное слово, я не шучу!

Постарайтесь представить себе, как должен чувствовать себя человек, которого протащили сквозь замочную скважину. Даже Воттак не мог выговорить ни слова. Он повалился на спину и тяжело задышал, широко раскрывая рот.

Вам, может быть, интересно, как же все-таки Воттак с Бобом прошли через скважину — они ли сузились или скважина расширилась. Я могу ответить только одно: не знаю. Знаю только, что они прошли и оказались с другой стороны графитной двери.

— Ваши карточки, пожалуйста!

Над ними склонился лакей в красивой темно-голубой атласной ливрее. Не получив ответа, он сердито спросил:

— Вы что, глухие? Или немые? — Он легонько стукнул Воттака по голове своим серебряным блюдом для визитных карточек.

— Ни то, ни другое, — простонал клоун. — Что вам от нас надо?

— Ваши титулы! — сердито бросил лакей, тревожно оглядываясь через плечо. Оглядывался он, как тут же выяснилось, не зря, потому что через мгновение в стену у него над головой врезалась ваза, три толстые книжки и каминные щипцы.

— Ух ты, графинюшка-то как разгневались, что ж я делать буду, — пробормотал он себе под нос, уронил блюдо и снова его поднял.

— Побежали, а? — предложил Боб, прижимаясь к Воттаку. Но клоун уже оправился от потрясения и в данную минуту деловито рылся в карманах, просунув руку в прорезь медвежьей шкуры.

— Вот они! — Он бросил лакею на поднос две большие пуговицы. — Немедленно отнеси это её сверкательству.

— Снова кто-то до варенья добрался, — продолжал бормотать себе под нос лакей, не обратив внимания на Воттаковы пуговицы. — Да, гневаются графинюшка наша, гневаются, — и на каждом «гневаются» он подпрыгивал, как при игре в классики.

— Ты это уже говорил, — спокойно заметил Воттак, с любопытством оглядываясь по сторонам.

— Гневаются! Гневаются! — не унимался лакей, продолжая прыгать. Так он и упрыгал по коридору до самого поворота, где скрылся из виду.

— Подожди! — закричал Воттак, пытаясь его догнать, и догнал бы, если б медвежья шкура не стесняла движений.

— Подожди! — вторил ему Боб.

Друзья побежали по длинному коридору и, завернув за угол, оказались в обширном и великолепном помещении. Его стены сплошь были заняты дверьми всевозможных форм и размеров, и перед каждой дверью стоял лакей, похожий на того, которого они видели. В центре зала возвышались два роскошных кресла. На одном восседала пышная и великолепная красавица, а на втором ее супруг, маленький и нервный. На голове у него была графская корона из фарфоровых дверных ручек, в то время как диадема графини была сделана из сверкающих золотых ключей. Графиня держала в руках и рассматривала Воттаковы пуговицы.

— Пуговицы! — презрительно проговорила титулованная дама. — И что это должно значить?

— Нас, ваше сверкательство, — ответил Воттак, стараясь поклониться как можно ниже, что в медвежьей шкуре было не очень-то удобно.

Граф, вертя пальцами, произнёс стишок:

Кто стучался в наши двери?

Рыжий мальчик с бурым зверем.

Кот на крыше, пчелы в улье.

Дайте им скорее стулья.

— Чушь какая! — небрежно бросила графиня. Но лакеи немедленно подали два стула, на которые Боб с Воттаком и уселись.

— Вот кто, по-моему, оценит наше правило номер два, — прошептал мальчику клоун. — Граф-то этот, сразу видно, человек вежливый, воспитанный.

— Теодор! — сказала графиня, странно гримасничая. — Теодор, по-моему, это они украли варенье. Медведи и мальчишки вечно воруют варенье. И где их титулы? А без титулов по какому праву они здесь находятся?

— Блистательнейшая государыня, — проговорил клоун, приподнимаясь со стула и указывая мохнатой лапой на пуговицы, — эти пуговицы на самом деле не пуговицы, а знаки нашего дворянского достоинства. Мы, видите ли, носим древний и почётный титул холостяков и владеем большими поместьями на манеже.