Россия в эпоху великих потрясений - Александр Керенский

24 июля известный государственный деятель и философ князь Евгений Трубецкой послал царю пророческое письмо. Следующие выдержки из этого письма в комментариях не нуждаются:

«Я с невыразимой тревогой слежу за тем глубоким переворотом, который изо дня в день, из часа в час совершается в воззрениях и чувствах народных…

Еще во время выборов господствовало совершенно другое настроение: народ посылал выборных поведать царю свои нужды – тогда лозунгом служило единение царя с народом. И это – вопреки пропаганде, направленной всецело к бойкоту Думы… Но то, что было не под силу пропаганде, теперь сделано злейшими врагами вашего величества – вашими советниками…

Когда думская депутация не была принята вами, министры своим образом действий внушили народным массам несоответствующую действительности мысль, что государь не желает выслушивать их выборных. Министры вместо вас выступили с ответом на всеподданнейший адрес Думы и заговорили при этом тем языком, которым вправе выражаться только верховная власть. Узурпируя ваши полномочия, они отказали в амнистии и заранее наложили veto на аграрные проекты Думы.

Они обнажили корону. Они обнажали ее всякий раз, когда они выступали с тем или другим правительственным сообщением. Они постарались связать с именем монарха все ненавистное народу – отказ в дополнительном наделении землею путем принудительного отчуждения… полный отказ в милости политическим преступникам.

…Узнав о роспуске Думы, я был близок к отчаянию, ибо… этим нанесен страшный удар монархической идее.

Трудно себе представить ту степень сочувствия, каким пользовалась Дума среди народных масс: вокруг нее сосредоточивались народные надежды…

Государь, это не преувеличение! Стремление крестьян к земле имеет неудержимую силу… и всякий, кто будет противиться принудительному отчуждению, будет сметен с лица земли… Теперь, когда Дума распущена, они убеждены, что причиной роспуска послужил отказ от наделения землей. И ваши советники переложили ответственность за этот отказ на монарха…

…Я вижу, как стараниями ваших министров прогрессивно ухудшается положение. Они всеми силами стараются изолировать ваш престол, лишить вас всякой поддержки и опоры. Я с ужасом вижу, что вокруг вас постепенно образуется пустота, и под вами разверзается бездна…

…Быть может, правительству удастся теперь репрессивными мерами подавить революционное движение, загнать его в подполье! Но да не вводят вас в заблуждение эти временные успехи. Тем ужаснее будет тот последующий и последний взрыв, который ниспровергнет существующий строй и сровняет с землею русскую культуру!..

Государь, тот приказной строй, который вы осудили, во всяком случае обречен на гибель. Но если вы будете медлить с его упразднением, если вы не поспешите удалить советников, воспитанных в его преданиях, вы сами будете погребены под его развалинами. А вместе с вами погибнет и наше лучшее будущее, наша надежда на мирное обновление родины».

Власть между тем продолжала террор в стране. После подавления карательными экспедициями крестьянских и других волнений началась охота на остатки революционных организаций или, как их называли, банд. Жертв судили в военных трибуналах. Эго была кампания организованного юридического террора. Она не только противоречила нормам морали, но и была абсолютно бессмысленна, поскольку революционный накал сошел на нет и люди вернулись к нормальной повседневной жизни. Однако суть дела заключалась в том, что власти не могли забыть событий 1905–1906 годов и не хотели, чтобы о них забыла и общественность.

В положении о специально созданных военных трибуналах, представленных Столыпиным 19 августа 1906 года, юридические гарантии прав обвиняемым не были предоставлены. Учреждение этих судов вызвало в стране такую бурю возмущения, что Столыпин даже не представил положения о них на рассмотрение Думы в течение двух месяцев после ее созыва, как это предусматривалось законом.

Большинство политических дел рассматривалось в окружных военных трибуналах. Главным военным прокурором в то время был генерал Павлов, безжалостный человек, который считал, что судьи должны выполнять свой «долг», не обращая ни малейшего внимания на доводы защиты. Павлов продержался на своем посту недолго. Опасаясь попыток покушения на свою жизнь, он принимал все возможные меры предосторожности. Он никогда не покидал здания Главного военного суда, где у него была и квартира, к которой прилегал сад, окруженный высоким забором. В этом-то саду он и был убит террористами.

Одним из специальных военных судей в прибалтийских губерниях был некий генерал Кошелев, снискавший недобрую славу своей патологической жестокостью. Это был настоящий садист, любивший разглядывать порнографические открытки во время заседаний суда при рассмотрении дел тех обвиняемых, которым грозил смертный приговор. В конце 1906 – начале 1907 года он председательствовал в Риге на процессе по делу так называемой «Тукумской республики». Во время беспорядков в Тукумсе в 1905 году было убито 15 драгунов. Вскоре после начала процесса стало очевидным, что Кошелев не заинтересован в установлении истины, а лишь стремится отобрать среди обвиняемых 15 человек, чтобы повесить их в отместку за смерть драгунов. 15 человек были повешены.

Согласно правилам, в военном трибунале вместе с судьей всегда заседали четыре полковника, с которыми судья обязан был консультироваться. Предполагалось, что полковники, избиравшиеся по очереди из состава местного гарнизона, будут представлять независимое жюри. Однако в прибалтийских губерниях военные власти постоянно нарушали дух и букву этого правила, назначая двух полковников из числа наиболее покладистых постоянными членами трибунала, которые сопровождали председателя трибунала на всех процессах, здесь происходивших.

В специальном отделе по политическим делам судебной палаты приговоры утверждались большинством голосов судей, назначавшихся по рекомендации министра юстиции И. Г. Щегловитова. Его всячески поощрял царь, который был непримирим в политических вопросах. Показательным было его отношение к процессам о погромах, учиненных членами «Союза русского народа».

Среди документов, рассмотренных Чрезвычайной комиссией Временного правительства по расследованию деятельности бывших министров и высокопоставленных чиновников, есть заявление начальника одного из департаментов министерства юстиции Лядова. Из всех прошений о помиловании, рассматривавшихся в его департаменте, утверждает Лядов, царь неизменно удовлетворял лишь те, которые подавали члены «Союза русского народа», и отвергал прошения, поданные революционерами.

Столыпин

В канун созыва I Думы в Санкт-Петербурге стало известно о назначении нового министра внутренних дел. Им стал саратовский губернатор П. А. Столыпин, которого до этого мало кто знал. Менее чем через три месяца, сразу же после роспуска Думы, 9 июля 1906 года, Столыпин был назначен председателем Совета министров с предписанием провести в жизнь план, о котором я писал выше.

Магическое возвышение Столыпина было само по себе знамением времени. Выходец из провинциальной верхушки, он не был вхож в придворные круги и никогда не занимал каких-либо высоких должностей в правительстве. Вся его карьера прошла в провинции, где у него не было недостатка в связях с видными представителями общества и земства.

Столыпин хорошо представлял себе и высоко ценил деятельность земства. В Саратове, где я позже был избран депутатом IV Думы, он считался губернатором либеральных взглядов. Он был красноречивым оратором, а его предприимчивый характер и далеко идущие притязания позволяли ему рассчитывать на высокую политическую карьеру. Он не разделял точки зрения на Думу своего предшественника П. А. Горемыкина, который считал ее «пустой говорильней». В отличие от ограниченного и бездушного бюрократа, каким был П. А. Горемыкин, Столыпину крайне импонировала роль конституционного министра. Он охотно пользовался возможностью произносить речи в Думе, открыто обсуждать жизненно важные вопросы с оппозицией и управлять страной на основе своего правительственного большинства.

Столыпин более чем компенсировал отсутствие бойцовских качеств санкт-петербургских чиновников. Царю он нравился молодостью, уверенностью в своих силах, преданностью трону и готовностью осуществить задуманные царем противоправные изменения в избирательном законе. Руководители «Совета объединенного дворянства» видели в нем своего человека, который способен спасти от уничтожения систему землевладения высшего сословия.

Октябристы и разные другие умеренные сторонники Конституции, напуганные революционными крайностями, ухватились за Столыпина, как утопающий хватается за соломинку. Они приветствовали его программу, видя в ней стремление объединить правительство с представителями умеренно-либеральных и умеренно-консервативных кругов, что в свою очередь способствовало бы укреплению конституционной монархии и окончательной ликвидации революционного движения. Столыпин казался им русским Тьером (Тьер – деятель, который объединил буржуазию Третьей республики во Франции после разгрома Парижской коммуны в 1871 году). Тьер, однако, исходил в своих планах из существования во Франции сильного крестьянского сословия с хорошо развитым инстинктом собственности. Такого крестьянства в России еще не существовало и для его создания потребовались бы многие десятилетия.