Обладание - Мэдлин Хантер

Они подходили все ближе, от этого ощущения у нее покалывало в спине. Зависла тишина, нарушаемая только неразборчивым шепотом и смешками. Наконец они поравнялись с ней и зашагали рядом.

— Что у тебя тут, девушка?

Не обращая внимания на вопрос, она ссутулилась еще сильнее и плотно прижала к себе корзину с кусками старых лент, которые подарила ей Клер.

— Я с тобой говорю, девушка. Что ты там прячешь? Украденное?

— Это дочка сокольничего. У тебя в корзине подарок для мужа шлюхи Бернарда? Плата от лорда? Может, там вино или мясо?

— Если в корзине вино, предлагаю выпить. Не придется платить за эль.

Они окружили ее, преградив дорогу, и не давая пройти дальше. Несмотря на страх, повергавший ее в дрожь, как затронутую струну арфы, она повернулась и обожгла их негодующим взглядом.

— Моя мать не шлюха!

— Ого! Не слишком ли много спеси? Знай свое место, девка! Мамаша твоя ходит к Бернарду не для того, чтобы читать ему святое писание. Может, он поделится ею со всеми нами. Даст нам ее в подарок, когда нас будут посвящать в рыцари.

— А зачем ждать мамашу, когда дочка здесь?

— Тоже верно. На вид не ахти какая, но, может быть, под одеждой найдется что-нибудь интересное?

Они сделали несколько шагов, приближаясь к ней. Этого хватило, чтобы круг сомкнулся, и она почувствовала себя на фоне крупных сильных тел маленькой и беззащитной. Откуда-то вытянулась рука и с унизительной настойчивостью потянула за край одежды. Сверху вниз на нее смотрели возбужденные глаза, лица искривились в ухмылках; пока что они просто дразнили ее, однако опасная граница становилась все ближе и ближе.

— Оставьте меня в покое!

Один из них, смелее остальных, тот самый, который заговорил с ней первым, отважился пересечь границу; его мысли явственно отражались во взгляде.

— Мне не нравится, как ты разговариваешь с нами, подруга. Может, тебя стоит слегка проучить, чтобы ты не забывала, где твое место.

— Оставь ее в покое, Джон, — раздался позади чей-то голос.

Резко обернувшись, она увидела, как он широкими шагами приближается к ним, слегка запыхавшись оттого, что ему пришлось бежать, чтобы догнать остальных, — высокий и красивый, с длинными волосами, обрамляющими чеканное лицо. Она слышала, как его часто сравнивали с Адонисом, хотя не знала, кто это. Сердце ее радостно забилось от испытанного облегчения, комок подкатил к горлу.

— Успокойся, Аддис. Это всего лишь крепостная девчонка, а не знатная дама, оказавшаяся в беде.

— Она еще совсем ребенок. Не трогай ее. Как думаешь, что сделает с тобой Бернард, если узнает, что ты приставал к дочке Эдит?

При упоминании имени своего повелителя все, кроме Джона, отступили на шаг назад, словно боясь, что наказание последует незамедлительно. Они отошли ровно настолько, чтобы круг разомкнулся; на их лицах неожиданно проступили неуверенность и нетерпеливое желание убраться от греха подальше. Почувствовав себя гораздо смелее, она нахально уставилась на Джона, ощущая за спиной поддержку Аддиса де Валенс.

— Моя мать не шлюха, — прошипела она.

Джон выдавил из себя презрительный смешок и, резко повернувшись, зашагал прочь. Другие последовали за ним; она взглядом прожигала их удаляющиеся спины. Аддис направился было вслед за остальными, но задержался и взглянул ей в лицо. Она подумала, что он в первый раз, точно, — в самый первый раз так внимательно разглядывает ее.

— Возвращайся домой к отцу, девушка. Уже почти стемнело, и тебе не стоит бродить по окрестностям в одиночестве.

Она пробудилась от мечтательных воспоминаний, нахлынувших на нее перед рассветом, и ее охватило раздражение из-за всплывших вдруг ощущений детства — благоговения и страстной влюбленности. Другие воспоминания — о том, как в последующие недели она пыталась уловить признаки того, что он запомнил ее, или о том, как много раз она мечтательно представляла себе сцены чудесного спасения, в которых сама представала в виде попавшей в беду прекрасной дамы, — зашевелились в глубине сознания, но она усилием воли отогнала их в густую тень времен. Мойра заворочалась в постели, окончательно потеряв сон. Расплывчатые образы прошлого все же не давали ей покоя. Господи, до чего же глупой можно быть в двенадцатилетнем возрасте!

Скорее всего, поводом для воспоминаний послужил состоявшийся накануне ужин. Он приказал ей сесть за головной стол, через стул от него самого, рядом с Брайаном, чтобы она могла ухаживать за мальчиком. По другую руку от него сидел Рэймонд, и почти до окончания ужина Аддис не обращал внимания ни на нее, ни на сына. Лишь в самом конце он повернулся к ней и вежливо попросил спеть.

Она встала и спела старинную религиозную песнь, заметив, с каким напряженным вниманием слушал ее Рэймонд, весь подавшись вперед, чтобы не пропустить ни единого слова. В первый раз за многие годы она пела в присутствии такого количества народа. Пока не смолкли звуки ее голоса, в зале царила полная тишина. Краешком глаза она заметила, как Аддис сказал Рэймонду несколько слов, вызвавших довольно резкий ответ; затем Рэймонд вдруг откинулся на спинку стула и продолжал смотреть на нее с гораздо более мрачным видом.

Похоже, до Рэймонда правильно дошел смысл сказанного Аддисом. После ужина, покидая поместье, Рэймонд обошелся без пошлых намеков, которыми обычно сопровождал свои слова прощания. Более того, в этот раз он не попрощался с ней вовсе; впрочем, рыцарь может не утруждать себя, проявляя вежливость по отношению к вилланке.

Через узкую прорезь окна в комнату пробились первые солнечные лучи, и Мойра потянулась за одеждой. Если Аддис решил, что за его покровительственный жест она будет ему благодарна, он глубоко ошибся. Она достаточно долго прожила подневольной, чтобы знать те немногочисленные права, которыми наделены вилланы по законам страны. С Рэймондом она могла справиться и без его вмешательства. Удавалось же ей удерживать его на расстоянии почти с того дня, когда Аддис уехал.

Разбудив Брайана, Мойра помогла ему одеться, как и подобает сыну лорда, в тунику и чулки. Едва умывшись и одевшись, он тут же умчался из комнаты в поисках друзей.

Когда Мойра вошла в зал, там уже царило шумное оживление. Она увидела управляющего имением Леонарда и подошла к нему. Леонард служил еще Бернарду, и в последние годы был единственным в поместье представителем власти. Он собирал ренту и по мере возможности следил за тем, чтобы вилланы трудились как положено, однако возраст сказывался — тронутые болезнью времени глаза управляющего почти ничего не видели, а лорда или хозяина, которого он, собственно, и должен был представлять, увы, не было.