ПЛАН «Б» - Елена Муравьева

— Простите моих товарищей за назойливость и неуместное рвение. Они не хотели обидеть вас. Насколько я мог понять, герр Шульц не затронул ваше сердце?

— Так точно, — призналась Лариса.

— Он богат.

— Это ничего не меняет.

— Он очень богат.

— Что дальше?

— Дальше мы выйдем на улицу, — последовало указание. — И возможно, я смогу сообщить вам кое-что важное.

— Может быть, я останусь здесь? Не надо мне ничего сообщать. Мне и так хорошо.

— Если вы не согласитесь, договор с вашим институтом будет расторгнут в туже минуту.

Лара посмотрела на двери директорской приемной, вспомнила, что гражданская позиция каждого человека определяется умением жертвовать собой во имя общих интересов, подумала, что скажет шеф, если «сделка века» сорвется, предположила, как отнесутся к ней коллеги, оставшиеся без зарплаты, и покорно побрела вслед за высоким типом.

Оказавшись под прицелом холодного, пронизанного сыростью ветра, мужик торопливо юркнул в салон нарядного мерса, ухватил, вмонтированную в панель телефонную трубку и бойко затараторил по-немецки. Итог переговоров, он озвучил уже на великом и могучем.

— Вы выдержали проверку, — произнес он пафосно и расплылся в широчайшей улыбке.

— Какую еще проверку?

— Об этом позже. Мои поздравления, фрау Лорхен!

«Что за глупости вокруг творятся?!» — Раздражение от бессмысленности происходящего было нестерпимым.

— Все объяснения потом. Сейчас нам следует торопиться. Вас ждут! Время — не терпит. С господином директором вопрос согласован.

— Я ничего не понимаю.

— Так и должно быть. Это сюрприз.

— Не хочу ни каких сюрпризов.

— Пожалуйста. Мне бы не хотелось шантажировать вас и напоминать о договоре. Но имейте в виду, судьба института в ваших руках.

Лара вернулась в холл и от дежурной позвонила директору. Тот уверил:

— Ничего не бойтесь. Я связался с МИД-ом. Там велели соглашаться на все.

«Причем тут Министерство иностранных дел? — подумала Лара, усаживаясь на кожаное сидение очередного звездного автобренда. — А, ладно, будь, что будет…»

Через четверть часа «Мерседес» остановился около маленького старинного особняка, спрятавшегося за литой оградой. Высокий тип обменялся несколькими репликами с охранником, затем передал Ларису опереточно нарядному толи лакею, толи управляющему, и, раскланявшись на прощание, любезно расцеловав руки, шепнул:

— Удачи! Это ваш звездный час!

— Пойдемте, — велел толи лакей, толи управляющий.

Пройдя через анфиладу комнат, Лара очутилась в небольшом зале и увидела, сидящего в кресле у дальней стены, импозантного господина зрелых лет. Стрелки брюк, о которые можно порезаться, зеркальный блеск туфель, волнистые волосы чуть тронутые сединой, породистые ноздри, грусть в лазоревых глазах…хозяин был великолепен и очень смахивал на красавцев из рекламы.

— Вы знаете, кто перед вами? — спросил служивый.

— Понятия не имею.

— Князь Гогенцоллерн. Глава германской правящей династии.

Лара вежливо кивнула. Сохранять спокойствие было все сложнее. Германия уже более девяносто лет была республикой и столько же династия Гогенцоллернов отдыхала от выполнения монарших обязанностей. Это знал каждый школьник. Если, конечно, учил историю.

Появление гостьи не осталось не замеченным. Князь степенно поднялся и двинулся навстречу Ларисе. Но как! Каждый шаг он сопровождал новой репликой.

— О, моя царица! — шаг левой.

— Наконец ты явилась! — шаг правой.

— Я искал тебя всю жизнь! — левой…

— Солнце моей жизни! — правой…

Левой-правой, левой-правой…Хотя путь из конца в конец комнаты был не близок, Гогенцоллерн преодолел его, ни разу не повторившись и финишировал бравурным призывом:

— Пади ж в мои объятия, дорогая!

Тут и случился конфуз…

Услышав приказ (интонации исключали сомнения), Лариса испуганно отпрянула. Да так неудачно, что оступилась и шлепнулась на пол. Мало того, пытаясь удержать равновесие, она взмахнула рукой, от чего сумочка вырвалась и, как снаряд катапульты, полетела в князя.

Увы, судьба, немилостиво обошедшаяся с династией бранденбургских курфюрстов 1415–1701 г., прусских королей 1701–1918 г. и по совместительству германских императоров 1871–1918 г., не пожалела и нынешнего отпрыска древней фамилии. Не сильный вроде бы удар мог попасть куда угодно, однако, угодил сиятельству точно в пах. Согнувшись от боли, мужик сначала уцепился за стоящее рядом кресло, затем, наверное, от избытка ощущений, швырнул предмет интерьера в горящий уютными поленьями камин, где тот и вспыхнул с темпераментом, присущим сухому дереву.

На этом жертвы и разрушения не закончились. Полет кресла по касательной задел громадную расписную вазу, стоящую на невысокой мраморной полуколонне и привел к тому, что изделие Севрской мануфактуры, упав на пол, покатилось — замелькали сцены охоты — треснуло, рассыпалось на осколки, открыв при этом тайную суть представителя немецких голубых кровей. Гогенцоллерн, то ли ленясь, то ли по глупости, использовал двухсотлетний шедевр, как помойное ведро.

— Макс! — глядя на куски благородного фарфора, перемешанные с плебейским стеклянным крошевом от водочных бутылок, хамскими засохшими огрызками, позорными использованными шприцами и презервативами, толи лакей, толи управляющий, заорал по-русски: — Что это значит?!

Князюшка ответил не менее темпераментно и тоже на языке великого Толстого, успешно чередуя формальную лексику с матерным сленгом маргиналов. Чаще других звучало популярное слово из трех букв. Видимо, неспроста. Через минуту после начала скандала из соседней комнаты примчался маленький кудлатый пуделек, судя по истошному лаю, реагировавший на ругательство, как на собственное имя. Вслед за собакой в зал ввалилась белокурая пышногрудая барышня в кружевном фартуке и стала визгливо уговаривать шавку заткнуться. Затем появилась похожая на воблу тетка и зачем-то включила на полную мощность музыкальный центр.

Лариса в немом изумлении наблюдала за скандалом. Дикость происходящего превышала допустимые пределы. Ничего подобного не доводилось видеть даже на сцене. Но спохватившись, она с трудом поднялась и потихоньку направилась к двери. Пока суд да дело можно было незаметно слинять. Однако уйти по-английски от немцев не получилось.

Несчастное кресло, осознав безнадежность ситуации, вдруг вспыхнуло суицидно и выстрелило горстью горящих искр на ни в чем не повинный прикаминный коврик. Который сейчас же запылал ало.

— Алло, господа, пожар… — вежливо сообщила Лара шумной компании.