Закалка клинка - К. Паркер

Ему в отличие от большинства его соотечественников уже доводилось бывать внутри зданий. Темрай помнил свои ощущения от пребывания между потолком и полом в окружении четырех стен. Нельзя сказать, что опыт был приятным, но это его больше не беспокоило. Однако открывшееся перед ним помещение разительно отличалось от всех остальных. Кромешную тьму, как внутри отцовского шатра, озаряли багряные сполохи. Зарево и жар исходили от огромных печей, из которых нотные полуобнаженные мужчины выхватывали полосы раскаленного железа и помещали их в длинные ряды одинаковых форм, окружавших печи, как поросята свиноматку.

Шум стоял невообразимый. Дома Темрай не знал лучшего звука, чем звук кузнечного молота, но здесь, похоже, ковкой занималась добрая сотня духов грома. Когда глаза немного привыкли к свету, юноша смог определить источник шума: его производила батарея гигантских механических молотов. Толстые брусья поднимали их вверх, пока на определенной высоте скрытый механизм не отпускал их. Позади молотов Темрай заметил еще одно колесо, похожее на мельничное, но значительно больше. Поразительно, как местные люди сумели заставить реку выполнять за себя работу. Сама мысль об этом казалась кощунством, все равно что поработить богов. Но, по слухам, в этом городе не было богов. Возможно, подумал Темрай, со своими машинами перимадейцы в них не нуждались.

– Эй, ты!

Юноша обернулся и обнаружил перед собой толстого коротышку с перьями седых волос по краям сияющей лысины. Темрай улыбнулся.

– Ты, – повторил человек. Тебе чего надо?

Как и все в этом помещении, мужчина был обнажен, лишь повязка грязно-белой ткани прикрывала бедра. Естественно, мелькнуло в голове юноши, при такой-то жаре. Однако сноп искр, вырвавшийся из распахнутой печи, заставил его усомниться в верности своего суждения – уж лучше потеть в рубахе, чем сжечь кожу. И здесь Темрай собирался работать. Юноша с трудом подавил в себе желание убежать.

– Пожалуйста, произнес он, – мне нужна работа.

Мужчина поглядел на него, словно Темрай попросил луну с неба.

– Работа, – повторил коротышка.

– Да, – ответил юноша, – пожалуйста. Я пришел с равнин, я оружейник.

Брови собеседника взлетели к самой лысине, и он не доверчиво переспросил:

– Неужели?

Темрай едва не расхохотался. Проживи он здесь всю оставшуюся жизнь (не приведите боги!), ему все равно не привыкнуть к их манере говорить.

– Да, – ответил молодой человек, не зная, что еще добавить. – Я привез с собой припой. Хотите взглянуть?

Мужчина кивнул, из чего Темрай сделал вывод, что тот не против, И потянулся за своей сумой, откуда извлек пять прутьев тонкой серебряной проволоки, которую так ценили эти удивительные люди. Коротышка принял прутки настолько благоговейно, словно ему протянули душу его покойной бабушки.

– Знаешь, как с этим работать?

– И с ним, и с медью, и с обыкновенным свинцом, – ответил Темрай.

– Юный мастер, – пробормотал собеседник, поди ж, договора еще не выполнил.

– Простите?

– Ну, договор. Подмастерье… А-а, забудь. Иди за мной.

По счастью, часть помещения, куда его увлек мужчина, прилегала к высокому окну. Впервые после того, как Темрай шагнул за порог, он почувствовал, что может видеть. Здесь находились наковальни, надежно установленные на ильмовых бревнах. Над ними рядами висели молоты, щипцы, клещи, зубила и другие предметы кузнечного дела все до боли знакомые по сравнению с непонятными и удивительными приспособлениями заполнявшими остальную часть комнаты. Здесь же находился маленький горн с мехами из козлиных шкур, в котором малиново светилось лезвие меча. Рядом, возле глиняного кувшина с плавнем, были свалены палочки цинкового и свинцового припоя. Неожиданно Темрай осознал, что от него требуется, и это знание привело его в великолепное расположение духа.

В любой части света мечи делают примерно по одной схеме: берут мягкий железный стержень, плотно обматывают его железной проволокой или лентой и, раскалив до красна, превращают в единое целое. Грани делаются отдельно: расплавленные старые подковы и гвозди отковывают, нагревают, снова отковывают, прокаливают в горне на угле, свернувшейся крови и мездренной коже и таким образом превращают в сталь. После этого клинок приобретает прочность и способность прорезать более мягкие материалы, из которых делают шлемы и доспехи, но при этом сохраняет упругость и не становится хрупким, как глиняная чашка. При наличии у кузнеца времени, терпения и элементарных навыков не составляет большого труда отковать отдельные части. Самое сложное – соединить их в единое целое, используя припой и плавень.

Темрай выбрал пару клещей, выхватил из огня раскаленный клинок и внимательно осмотрел его. Лезвия были прикручены к стержню, и по всему шву мерцали крошки раскаленного плавня.

– Плохо, – произнес пришелец.

Лысый нахмурился, но Темрай не обратил на это внимания. Когда клинок остыл, он снял щипцами хрупкую проволоку и простучал по краям небольшим молотом. Из сумки молодой человек достал бараний рог, заполненный мельчайшим белым порошком – особым плавнем, в котором и заключался главный секрет его народа.

Вытряхнув на плоский камень несколько щепотей порошка, чужестранец сгреб их в кучку, плюнул и размещал концом мизинца, пока не образовалась густая однородная смесь. Затем, предварительно очистив заготовку от остатков обгоревшего плавня, аккуратно нанес приготовленную смесь на место сочленения стержня и граней, следя за тем, чтобы слой был не слишком толстым. Лысый протянул парню проволоку которой тот плотно обмотал будущий меч. Убедившись в надежности своей работы, Темрай сунул клинок обратно в печь и принялся энергично качать мехи, пока жар не стал почти нестерпимым.

– Нужно раскалить его, – объяснил он, – иначе серебро не расплавится.

Вся хитрость заключалась в том, что здесь в качестве припоя использовали цинк, медь или, что еще хуже, свинец и олово. Жители равнин были искуснее: три части меди, одна часть цинка и шесть частей серебра образовывали сплав, который тек как вода при более низкой температуре и намертво сплавлял сталь с железом, как не соединят ни цинк, ни тем более свинец.

Когда клинок стал ярко-оранжевым Темрай достал из сумки палочку припоя, окунул ее в остатки плавня и плюнул – на удачу. Затем выхватил заготовку из огня и быстро – пока не остыла – провел припоем по местам швов. Коснувшись раскаленного металла, серебряная палочка зашипела в мгновенно исчезла в узкой трещине, оставив лишь белую дорожку под сероватой поверхностью клинка.

Покончив с обеими сторонами, Темрай снова поместил заготовку в печь и начал бормотать молитву к кузнечному богу (нельзя сказать, что кузнец ожидал, будто бог услышит его слова из столь отдаленного места, просто молитва занимала ровно столько времени сколько требуется, чтобы припой намертво соединил швы). После этого клинок был вновь извлечен из огня, и Темрай быстро огляделся в поисках сосуда с растительным маслом.