Стальные гробы. Немецкие подводные лодки: секретные операции 1941-1945 гг. - Вернер Герберт

Она опоздала всего на пять минут, что вполне допустимо для хорошенькой девушки. Ее лицо и голубые глаза сияли так же, как перед войной, когда я впервые встретил ее на озере Констанца. Мы беззаботно поболтали несколько минут в кафе и вышли оттуда, молчаливо согласившись с тем, что этой ночью не расстанемся. В нескольких шагах от нас находилась Фридрихштрассе, пульсирующая артерия Берлина. Ее уже обволакивала темнота, однако редкие полупогасшие уличные фонари еще позволяли нам ориентироваться. Несмотря на поздний час, улицу заполняли солдаты, матросы, парочки влюбленных, похожих на нас. Все они шли своим путем. Мы с Марианной отправились на север, мимо вокзала к темной, тихой части улицы. Здесь нам встретилась лишь одинокая фигура прохожего и машина с затемненными фарами. Хотелось укрыться в какой-нибудь скромной комнате, арендованной на ночь, однако на наши звонки в десятки дверей ни одна из них не открылась. Почти час мы ходили по улице взад и вперед, пока не нашли крохотную комнатку для ночлега. Но она показалась нам достаточно просторной, поскольку влюбленным не так уж много места надо для счастья.

Далеко за полночь завыли сирены. Я уже забыл, что шла война и что «томми», случалось, преодолевали нашу противовоздушную оборону. После некоторых колебаний мы решили остаться там, где были, и не спускаться в бомбоубежище. Спорадически били зенитки, и мы слышали вой падающих авиабомб, сопровождавшийся глухими разрывами. Здание слегка вибрировало. Когда авианалет наконец прекратился, мы поняли, что вызов обстоятельствам иногда приносит сладкие плоды.

Позавтракали мы в кафе «Вена» на Курфюрстeндамм. Никаких разрушительных последствий авианалета не наблюдалось. Как всегда в тихое апрельское утро, окружающий мир выглядел мирным. Работали магазины, кафе, отели. Берлинцы смешались с военнослужащими в серой, зеленой, синей и коричневой форме, знаменитая улица казалась сценой великолепного спектакля. Через каждый час звонили колокола, как и в любое другое солнечное воскресенье до войны.

Время разлуки наступает слишком рано, особенно когда долг зовет одного из влюбленных из уютной комнатушки. Но в тот день у меня не было особого желания задерживаться с отъездом. Хотя любовь к Марианне и согревала, я считал свою привязанность к флоту более прочной. С восходом солнца мы обменялись на вокзале прощальными поцелуями и пообещали друг другу встретиться при первой возможности. Вдоль железнодорожных путей тянулись равнины Померании. Потом вереск уступил место соснам. Перед войной путешественник должен был дважды пересекать германскую границу на пути в Кенигсберг. Он предъявлял свой паспорт при въезде из Западной Пруссии в Польшу и через несколько часов вновь делал это, когда пересекал границу Польши с Восточной Пруссией. Теперь, к несчастью для поляков, пересекать границы стало проще.

Я проехал поля наших сражений с поляками и в сумерках прибыл в Кенигсберг. Меня поразил городской вокзал. Он был освещен, как в мирное время. Уличные фонари, неоновая реклама, фасады магазинов и окна домов сияли ярким светом. Несмотря на путаные указания полицейского, я нашел место стоянки флота, где должен был вступить на борт «У-557». Несколько подводных лодок покачивались на волнах близ гранитного пирса. На мгновение я остановился на причале, глядя на черные силуэты подлодок, пытаясь угадать, какая из них повезет меня в своем чреве на битву с Англией.

В стороне от подлодок был пришвартован океанский лайнер, выкрашенный в ослепительный белый цвет и сверкающий огнями, как рождественская елка. Полагая, что на белом корабле находится штаб флотилии, я потащился туда по сходням с багажом и представился дежурному офицеру. Тот отослал меня к своему сослуживцу-интенданту, который нашел для меня каюту. Там наконец я плюхнулся в мягкое кресло, усталый и голодный. Итак, я прибыл на место службы.

Было уже поздно, когда я вышел на поиски корабельной столовой. Проходя мимо бара, увидел своих бывших сокурсников по училищу Гюнтера Герлофа и Рольфа Гебеля, которые уехали из Киля на две недели раньше меня. Подойдя к ним сзади, я хлопнул их по плечам и спросил:

— Почему вы еще не в море?

Ребята обернулись. Круглолицый Гебель ответил:

— Не тебе спрашивать, сухопутная крыса. Мы только что вернулись из длительного учебного плавания. Высокий блондин Герлоф добавил улыбаясь:

— Разве ты не видишь соль на наших губах? Она в воде не растворяется, надо спиртное. Мы долго были в море.

— Скоро и мне это предстоит, — заметил я,

— Если тебя не заставят гонять моторные лодки в порту, — иронически возразил Гебель.

— Обо мне не беспокойся. На этот раз все в порядке. Мне приказано явиться на «У-557». Не знаете, где ее найти?

— Да это, кажется, наша лодка, — сказал Герлоф, — и с командиром случится припадок, когда он узнает о том, что и ты зачислен в экипаж.

Разговорчивые приятели стали рассказывать о своем первом опыте подводного плавания. Их восхищение вооружением, командиром и командой было по-настоящему искренним и отнюдь не следствием потребления чрезмерной дозы горячительных напитков. Позабыв о голоде, я внимательно слушал их, изредка опрокидывая рюмочку спиртного. Обычно я этого себе старался не позволять. Было уже за полночь, когда я уткнулся своей хмельной головой в подушку.

Глава 2

На следующее утро в 8.00 я явился на борт «У-557». Лодка оказалась изрядно потрепанной. Поверхность рубки выглядела как картина абстрактной живописи. Сквозь облупившуюся серую краску проглядывала полосами красная грунтовка. Повсюду пятна ржавчины. Она образовалась даже вокруг ствола обильно смазанной 88-миллиметровой пушки на носовой палубе. Деревянный настил, который покрывал стальной корпус лодки, был окрашен морскими водорослями в светло-зеленый цвет. На лодку, очевидно, наложили печать ее продолжительные учения в Балтийском море. Это меня растрогало.

Я передал приказ о назначении командиру и отрапортовал:

— Герр обер-лейтенант, я явился для прохождения службы!

Он взглянул на документ, затем громко пожаловался:

— Что за чертовщина такая в этом штабе? Они опять прислали мне курсанта. Я уже наказан двумя точно такими же, как ты, новичками, не нюхавшими вони подлодки.

Затем, смачно выругавшись, он выразил надежду, что я смогу быть полезен в качестве дополнительного балласта.

Я был разочарован собственным рапортом, но не командиром. Обер-лейтенанту Оттокару Паульсену было уже за двадцать. Блондин небольшого роста, он отличался коренастой фигурой. Из-под козырька его белой флотской фуражки глядели голубые насмешливые глаза. На кокарде фуражки, которую на борту лодки имел право носить только командир, сохранились следы яри-медянки. На нем была длинная куртка из кожи светлосерого цвета. Ее плечи и карманы кто-то искусно заштопал толстой ниткой. Расшитый золотом флотский галун был прикреплен к левому эполету. Командир носил большие кожаные сапоги, голенища которых спускались под складки сморщенных брюк. Короче говоря, Паульсен отвечал моему представлению об идеальном командире подлодки.