Скандальная дуэль - Дон Мактавиш

Граф появился приблизительно в то же самое время. Его хромота была заметнее, чем прежде, но, несмотря на это, его движения были изящны. Он направился прямо к леди Эвелин, подал ей руку и помог подняться с покрывала, где она сидела с несколькими молодыми людьми, которых Дженна не узнала. Она намеренно повела Руперта мимо Кевернвуда и леди Эвелин. Прижавшись к нареченному, Дженна одарила Руперта лучезарной улыбкой, не обращая внимания на графа. Это научит его сиятельство держать свои советы при себе.

Руперт скептически разглядывал ее через лорнет. Он был высок и строен, коротко подстриженные волосы цвета спелой пшеницы завиты а-ля Брут. Его костюм всегда соответствовал последнему писку моды и был уместен.

– Как я вижу, ты чувствуешь себя лучше, – сказал Руперт.

– Намного лучше, спасибо. А как ты? После стрельбы ты в более приятном настроении?

– Я слышал, у тебя сегодня утром было свидание с Кевернвудом, – ответил Руперт, демонстративно игнорируя ее вопрос.

– Вряд ли это можно назвать свиданием, Руперт. Граф принес извинения за прошлый вечер, и я приняла их. Все было абсолютно прилично.

– Мм-м… – протянул Руперт, сунув лорнет в жилетный карман.

– Кто тебе сказал?

– Это следовало сделать тебе, – вспыхнул он. – И тогда мне не пришлось бы выслушивать сплетни от слуг.

– Мы еще не женаты, Руперт. Я не должна отчитываться перед тобой за каждую секунду своей жизни. По крайней мере, у него достало хороших манер извиниться.

– Я хочу, чтобы ты держалась от него подальше, Дженна, – сказал он. Они подошли к саду, и Руперт повернул ее к себе. – Я не шучу! Он наглец! Только посмотри на его прическу. Он знает, что длинные волосы давным-давно вышли из моды, и все-таки носит этот нелепый хвост. Он делает это, чтобы привлечь внимание.

– Не знаю, мне кажется, это довольно мило.

Руперт приоткрыл рот, из горла у него вырвалось недоверчивое ворчание.

– Вчерашняя история была оскорбительным выпадом, – сказал он. – Так с хозяевами себя не ведут.

– Он не знал об отце, Руперт.

– Но он знал, что костюм дурного вкуса. Он надел его умышленно.

– Я приняла его извинения.

– Да-да, ты уже говорила. Хватит об этом. Оставим его Сент-Джонам. Пусть губят свою репутацию, общаясь с ним.

– Ты ведешь себя так, будто я притащила их сюда. Ты пригласил их, Руперт.

– Вовсе нет; Мать пригласила его. А он привез Сент-Джонов, этих нахлебников, которым потакает. Какая наглость!

– Он спросил разрешения привести их?

– Какое это имеет значение?

– Так он спросил разрешения или нет?

– Да, он это сделал, но не должен был их привозить, мы незнакомы.

– Хорошо, теперь мы познакомились, не так ли? – Дженна поверить не могла, что защищает Сент-Джонов и право графа включить их в число гостей. Лучше бы ее глаза всех их не видели.

– Знаешь, я победил его в стрельбе.

– Ты? Руперт, ты ужасно стреляешь.

– Именно я.

– Должно быть, он позволил тебе победить.

– Нет! Он паршивый стрелок, несмотря на его бахвальство о рекордах. Хорошо, что он служил под командованием Нельсона, а не Веллингтона. Ясно как день, что ему надо стрелять из пушки, чтобы куда-нибудь попасть.

– Руперт, будь выше этой мелочности.

– Хорошо. – Его безупречная осанка поникла, он фыркнул. – Давай не будем ссориться, – сказал он вполголоса.

– Как я полагаю, это извинение?

– Ты его ждешь? – вздрогнув, проронил он.

– Не отвечай вопросом на вопрос, Руперт. Ты знаешь, что сделал. Это ужасная невоспитанность. Да, я ждала извинений. Ты хамски вел себя вчера вечером и поставил меня перед всеми в неловкое положение.

– Я ожидал извинений от тебя, – недоверчиво протянул Руперт.

– За что? За то, что я лишилась чувств, увидев человека, похожего на убийцу моего отца?

– Нет, за голодный обморок, когда дом так набит едой, что можно накормить армию Веллингтона.

– Ты согласен с моей мамой.

– Она беспокоится о тебе, Дженна.

– Она беспокоится, что я могу расторгнуть помолвку, а это повредит ее положению в обществе.

Руперт уставился на Дженну.

Почему в этих пустых ореховых глазах ничего нет? Почему от его взгляда не стучит ее сердце, не слабеют колени?

– Так вот что у тебя на уме? – мрачно спросил Руперт. – Я люблю тебя, Дженна.

– Тогда я предлагаю тебе до конца уик-энда обдумать, кто перед кем должен извиниться. От этого будет зависеть, что у меня на уме.

День прошел без происшествий. Дженна вернулась в свои покои переодеться к обеду, назначенному на восемь. Леди Холлингсуорт настаивала, чтобы она надела вышитое платье из узорчатого шелка цвета полыни, уверяя, что это придаст ее серебристо-серым глазам оттенок морской волны. Дженна предпочла бы платье цвета бургундского с бутонами роз по краю, но согласилась на зеленое, чтобы не спорить. Это ее первый торжественный обед после траура, и она с радостью надела бы платье любого цвета после года мрачных черных материй.

Ее усадили между Криспином Сент-Джоном и Рупертом. Кевернвуд сидел по диагонали от нее между леди Эвелин и Розмэри Уорренфорд. Дженна пыталась не смотреть в сторону графа, но его глаза притягивали ее взгляд словно магниты. Ливрейные лакеи разносили блюда. Меню выставлено перед приборами на специальных фарфоровых табличках. Блюд было множество, начиная с рейнского супа, за которым последовали палтус, лосось и форель с соответствующими соусами. Затем были дичь, седло барашка, ветчина, тушеная говядина, цыплята. На десерт подавали компот из фруктов, яблочную шарлотку, мороженое и приличествующий ассортимент сладких вин.

Дженне все это на вкус казалось опилками.

Стол был накрыт изысканной камчатой скатертью, сервирован прекрасным хрусталем. Розовые и голубые цветы душистого горошка стояли в круглых серебряных вазах. Дженна изучила свое искаженное отражение в вазе, стоявшей между ней и графом. К ее тревоге, лицо сильно раскраснелось, хотя она едва пригубила вино.

Леди Эвелин непрерывно болтала. Никто, казалось, против этого не возражал. Было ясно, что джентльмены находят девушку в розовом шелковом платье и с диадемой из бутонов роз в волосах совершенно очаровательной. Леди Холлингсуорт выбрала в качестве украшения прически дочери бледно-зеленый плюмаж, настаивая, что он исключительно подходит ее белокурым волосам, но Дженна чувствовала себя цирковой лошадью. Почему она согласилась на зеленый цвет? Почему не настояла на своем и не надела бордовое платье?

Обед шел своим чередом. После третьей перемены блюд лакеи убрали все со стола, включая скатерть. Дворецкий начал выставлять на стол ратафию и сладкие вина, горничные расставляли десертные тарелки и раскладывали столовые приборы. Именно в этот момент беседа опасно переключилась на политику.