Пиршество демонов (сборник) - Норберт Винер

Не знаю почему, но разговор зашел о лоботомии. Кажется, один из инженеров поинтересовался, не может ли эта операция помочь его психически больному дальнему родственнику. Каждый из присутствовавших имел свое мнение по этому вопросу. Некоторые считали лоботомию полезной, однако большинство — даже нейрохирурги — и слышать о ней не хотели.

Затем речь зашла о том, что может сделать с мозгом ребенка автомобильная катастрофа. Тема эта обсуждалась со всеми малоприятными подробностями — разговоры врачей между собой вообще не для слабонервных. Завязался напряженный спор, и собеседники не замечали ничего вокруг. Как вдруг послышался глухой стук. Мы все очнулись и увидели, что знакомый Уотермена лежит без чувств па полу. На его лбу блестели капли пота. Уотермен нагнулся над ним и пощупал его пульс.

— Вряд ли это что-нибудь серьезное, — сказал он. — Это мой пациент, но он вполне разумен, и я надеялся, что наше общество его развлечет. Он страдает амнезией, и мы не знаем даже его настоящей фамилии. Мне не следовало рисковать и брать его с собой. Давайте побыстрее вынесем его отсюда, и можно будет продолжать беседу.

Уотермен позвонил к себе в больницу и вызвал санитарную машину, а двое из наших врачей переговорили с владельцем ресторана. Он был недоволен случившимся, однако разрешил нам перенести больного в одну из задних комнат, где его положили на диван. Он понемногу приходил в себя. Было очевидно, что он находится в состоянии сильнейшего возбуждения и растерянности. Он что-то бессвязно бормотал. Можно было разобрать слова: «гангстеры», "маленький Поль", «Марта» и «столкновение». Слова эти слагались во фразы, но он говорил так тихо, что никто ничего не мог понять.

Уотермен сходил в гардероб за своим чемоданчиком и дал больному что-то успокаивающее, по-моему, снотворное. Больной было затих, но действие подобных средств никогда нельзя предугадать заранее. Вскоре он открыл глаза и заговорил более громко и внятно. Речь его стала связной.

Уотермен — хороший врач и умеет пользоваться благоприятными возможностями.

— Я не могу упустить такого случая, — воскликнул он. — Он заговорил. Примерно полтора месяца назад полицейский нашел его в подворотне. Из полиции его переслали к нам. Он не помнит даже своей фамилии. Мы знаем, что он врач, и нетрудно догадаться, что он перенес тяжелое душевное потрясение и, возможно, не одно. До сих пор он набирался сил, и мы не хотели тормозить выздоровление излишними расспросами. Но раз он заговорил сам, то приступим!

Наблюдать возвращение исчезнувшей памяти было захватывающе интересно. Уотермен умел обращаться с больными, и всем доставляло большое удовольствие слушать, как виртуозно он задает вопросы. Утраченная было личность постепенно возникала перед нами, как лицо утопленника, которого вытаскивают баграми из воды. Я не делал никаких заметок, но Уотермен заносил все в свою черную книжечку, и нижеследующий диалог я взял из его записей.

Вопрос. Как вас зовут?

Ответ. Артур Коул.

В. Вы врач, не правда ли?

О. Да.

В. Какое учебное заведение вы кончали?

О. Центрально-Западный медицинский колледж в Чикаго, выпуск 1926 года.

В. Где вы были интерном?

О. Я был ассистентом хирурга в чикагской хирурго-тераиевтической благотворительной больнице. Вы, наверное, знаете, где это — в Саут-Энде.

Мне смутно вспомнилась эта больница — огромное, прокопченное кирпичное здание в гниющем аду мертвых улиц, там, где Саут-Энд сливается с Уэст-Эндом.

В. Ассистентом хирурга? Это интересно — вы специализировались в какой-нибудь узкой области хирургии?

О. Да, конечно. В течение двух лет я делал самые разные операции, которые мне поручали, но я всегда хотел стать нейрохирургом… О чем я говорю? Боюсь, я отвечаю очень сбивчиво. Я совсем забыл, что был нейрохирургом.

В. Так, значит, вы были нейрохирургом? Где вы работали потом?

О. Я помню длинные запертые коридоры и зарешеченные окна. Как же это место называлось? Наверное, это была психиатрическая лечебница. Да, да припоминаю, это была Мер… Мер… Меридитская окружная психиатрическая больница. Кажется, это в штате Иллинойс?

В. По-моему, да. Вы не помните, как назывался город, где была ваша больница?

О. Бакминстер. Нет, не Бакминстер. Вспомнил — Леоминстер.

В. Верно. Эта больница находится в Леоминстере. Сколько вам было лет, когда вы начали там работать?

О. Лет тридцать.

В. Помните ли вы, в каком это было году?

О. Это было в 1931 году.

В. Вы туда поехали одни?

О. Нет, с женой. Я женат, не правда ли? Что случилось с моей женой? Она здесь? О господи! Марта… Марта!

Вдруг он стал бессвязно что-то выкрикивать. Уотермен сказал:

— К сожалению, придется дать ему еще дозу снотворного. Но минимальную. Я не хочу упустить такой случай — узнать о нем как можно больше.

Наркотик подействовал, и больной постепенно успокоился. На несколько минут он впал в оцепенение и, казалось, не мог говорить. Потом он постепенно пришел в себя, и Уотермен возобновил допрос.

В. Вы должны нам помочь, чтобы мы могли помочь вам, — сказал он. — Соберитесь с мыслями. Сколько времени вы были женаты перед тем, как переехали в Леоминстер?

О. Меньше двух лет. Марта была медсестрой в чикагской больнице. Ее девичья фамилия Соренсон. Она из Миннесоты. У ее отца ферма, где-то у границы со штатом Северная Дакота. Мы сыграли свадьбу там.

В. Дети?

О. Да, сын, Поль. Теперь я все вспомнил, — он схватился за голову и зарыдал, повторяя: "Где ты, Поль? Где ты, Поль?"

Было как-то неловко чувствовать себя посторонним зрителем такого горя.

Уотермен стоял у изголовья больного. Я привык к тому, что он — душа общества, веселый, остроумный, любитель соленых анекдотов. Но Уотермена-врача я еще никогда не видел. Он был спокоен, полон достоинства, и его голос облегчал страдания лучше любого болеутоляющего. Это был сам Эскулап — бог врачевания.

В. Успокойтесь, доктор Коул, — сказал он, — мы хотим помочь вам, только вы можете научить нас, как это сделать. Расскажите что-нибудь об окружной больнице. Вы жили при ней?

О. Несколько месяцев. Затем мы купили заброшенный фермерский дом примерно в миле от больницы. Марта считала, что мы приведем его в порядок, я же не представлял себе, как мы избавимся от всей этой грязи и хлама. Марта могла превратить даже свинарник в уютное жилище. Погодите! Я помню, что перед нашим домом проходило большое шоссе…

Он уткнулся лицом в диван, обхватив голову руками, его плечи задергались.

— Тормоза, — простонал он, — я слышу, как они визжат. Удар! Машина перевернулась. Кровь на бетоне… кровь на бетоне! Я видел ее и ничего не мог сделать, ничем не мог помочь!