Военные приключения. Выпуск 1 - Станислав Гагарин

Пан Викентий сразу узнал любимое им танго Ежи Петербургского. Вот вступил аккордеон, легко полилась мелодия, подхваченная саксофоном, женский и мужской голоса запели дуэтом о синих цветах разлуки и давно ушедшей любви. «Как много и как мало отпущено человеку в жизни. Сначала он спешит вперед, а потом начинает сожалеть о прошлом, живя воспоминаниями о былом», — подумал Марчевский, беря кружку с дурным — видно было уже по пене — пивом, небрежно подвинутую к нему по прилавку хозяином. На маленькой сервировочной тарелочке появился бутерброд — серый кусок хлеба с тонким слоем маргарина и крошками паштета неизвестного происхождения. Скорее всего, из конины.

Танго напомнило о поездке с женой в Париж, выступление молодого, малоизвестного шансонье Жана Габена, исполнявшего под аккомпанемент аккордеона песни парижских окраин и рабочих кварталов. Тогда, после концерта, покойная жена сказала, что знает о Зосе. Как честный человек он должен сделать выбор: семья или любовница. Выбор за него сделала война. Хорошо еще, что остались живы дети и их удалось отправить из Варшавы в деревню, к дальним родственникам жены. А Янина не убереглась. Судьба? Когда-нибудь, правда, видимо, еще очень не скоро, война кончится, а дети подрастут. Смогут ли они понять его, принять Зосю, если, конечно, все они останутся живы. Стоит ли сейчас, надрывая сердце, думать об этом?

Размышления оборвал стук входной двери. Вошел тот самый, в длинном темном пальто и широкополой шляпе. Ничем не примечательное лицо. Скосив глаза, пан Викентий бросил взгляд на его ноги — хорошая обувь. Сохранилась с довоенной поры или его подозрения верны? Такие ботинки обычно носят немцы.

Тем временем мужчина в широкополой шляпе прошел в глубь зала, присел за столик, достал дешевые сигареты. Снял шляпу, обнажив рано облысевшую голову с редкими рыжеватыми волосами. Протянув длинную руку, взял с соседнего столика оставленные кем-то газеты.

Снова стукнула дверь. Вошел еще один посетитель. Цепко прошелся глазами по стоявшему у стойки Марчевскому и присел за столик у двери, вытянув ноги в хорошо начищенных сапогах.

Пан Викентий успел перехватить быстрый и вроде бы равнодушный взгляд, брошенный на лысого. Тот едва заметно кивнул в ответ. Или показалось? Но все равно, пора уходить. Если второй из тех, кто взялся за ним следить, то его обкладывают серьезно.

— Эти двое идут за мной… — тихо сказал Марчевский хозяину. — Пан может показать второй выход?

Ответа он ждал с замиранием сердца — сейчас, в оккупации, наступило время недоверия, и кто знает, как поведет себя хозяин кафе. Сделает вид, что ничего не слышал? Тогда придется снова петлять по улицам, и еще не известно, чем все закончится. Очень плохо, что второй в начищенных сапогах — на улице грязь, — значит, он вышел из машины. Если есть второй выход — можно попробовать оторваться от слежки.

Хозяин, опустив голову с ровным пробором в седых волосах, почти не разжимая губ, прошептал:

— Идите в туалет… Крайняя левая кабина…

Марчевский, благодарно поглядев на хозяина кафе, пошел к скрытой потертыми плюшевыми занавесками двери, ведущей в туалет.

Мужчина в начищенных сапогах проводил его настороженным взглядом, лысый отложил газеты.

Быстро захлопнув за собой дверь кабинки, пан Викентий увидел в стене, почти под потолком, небольшое оконце. Без решеток, без рамы, просто вентиляционная дыра, в которую, хотя и с трудом, можно протиснуться. Он встал ногами на унитаз и подтянулся, схватившись за край отверстия.

Свернув потуже пальто, он вытолкнул его наружу, потом вылез сам и очутился в захламленном дворе, выводившем в развалины. Не отряхивая грязного пальто, на ходу влезая в рукава, Марчевский торопливо пошел по тропинке между разбитыми стенами домов, стараясь уйти как можно дальше от кафе. Жаль, что не расплатился с хозяином, но если все будет в порядке, он вернет долг. И за пиво с бутербродом, и за указанный путь к спасению.

…Мужчина в начищенных сапогах подошел к стойке. Брезгливо сдвинув в сторону кружку с недопитым пивом и тарелку с нетронутым бутербродом, ухватил хозяина за вязаный жилет, притянул к себе.

— Знаешь его? Отвечай, свинья! — спросил он по-польски с немецким акцентом. — Часто он здесь бывает?

Старик взглянул через его плечо в зал. Лысый, уже успевший проверить туалет, прошмыгнул мимо них на улицу. Там громко заурчал мотор автомобиля.

— О, тен пан? — хозяин сделал слабый жест в сторону потертых плюшевых занавесей.

— Да, да! — заорал немец. — Быстро!

— Тен пан перший раз об эту пору трапезуе…

Пальцы мужчины в начищенных сапогах скрутили жилет на груди хозяина туже, потом вдруг разжались, оттолкнув старика. Не удержавшись на ногах, тот упал; зазвенев, посыпалась на пол мелочь из сбитого им при падении ящика деревянной кассы, стоявшей на табурете за стойкой. Немногочисленные посетители кафе притихли. Немец, зло сплюнув, быстро вышел. Торопливо бросая деньги на стойку, начали выходить один за другим остальные посетители. Старый хозяин тяжело вздохнул и, подняв ящичек кассы, начал ползать на коленях по полу, собирая мелочь. Губы его горько кривились.

…Развалины кончились быстро. Тщательно отряхнув пальто, Марчевский осторожно выглянул из-за обломка стены с сохранившейся штукатуркой. Перед ним — никого. Слева в конце улицы торчала знакомая фигура в длинном пальто и широкополой шляпе. С другой стороны его ждал тот, в начищенных сапогах. Он медленно прохаживался по тротуару, сунув руки в косые карманы полупальто из коричневого бобрика. Значит, они вместе и у них есть машина. Что ж, игра пошла серьезная. Если бы его хотели задержать — взяли бы прямо на улице еще час назад или в кафе. Нет, им надо знать, где он живет теперь, куда пойдет. Поэтому брать пока не станут. Или он ошибается? Может быть, стоит вернуться назад, пройти через развалины на улицу, где располагается кафе? Но там могут ждать другие. И все же стоило рискнуть.

Дзельница — квартал небольшой, и вполне можно успеть раньше немцев. В том, что это немцы, пан Викентий уже не сомневался. Но уверенность, которая глубоко в тебе, это еще не есть истина! Возможна и ошибка. Поэтому идти на обострение — стрелять в преследователей — Марчевский не хотел. Нет, стрелять только в самом крайнем случае — когда не будет иного выхода. Хотя кто это может быть, кроме немцев?

Быстро повернувшись, он пошел по знакомой тропке обратно. Вот и выход на улицу. Теперь, не оглядываясь, не привлекая к себе внимания, пройти по тротуару до угла к остановке или зайти в любой подъезд и там подождать трамвай…

Ступив на тротуар из-за глыбы битого кирпича с намертво впаявшимися в нее причудливо изогнутыми взрывом бомбы железными балками, он невольно вздрогнул. Навстречу ему, мерно печатая шаг, двигался патруль эсэсовского взвода комендатуры. Прижавшись спиной к остаткам стены, Марчевский пропустил их. Немцы прошли мимо совершенно равнодушно, даже не удостоив его взглядом.

Лоб стал мокрым. Сунув руку в карман пальто за платком, пан Викентий наткнулся пальцами на холодный металлический предмет. Ключ! Ключ от проходного парадного! Как он мог забыть о нем! По приказу коменданта подъезды не запирались, но замки в дверях сохранились, и у него есть ключ от замечательного парадного! Поднявшись но лестнице, можно через второй этаж пройти в другой дом, откуда легко попасть в систему проходных дворов, выход из которых в неприметной подворотне через две улицы. Прекрасно! Самое прекрасное, что дом с замечательным парадным недалеко отсюда. Потом можно будет подождать трамвай. А приехав в тихую Зосину квартирку, выпить кофе, покурить и не спеша подумать, проанализировать, уяснив дли себя: как он мог оказаться в поле зрения немецкой наружной службы. Гестапо, СД, абвер? Скорее, последнее. Наверняка именно эти господа желают видеть его как можно скорее.

Марчевский направился в сторону центра. Сворачивая за угол, бросил быстрый взгляд через плечо.

Дьявол! Метрах в ста позади мелькнули знакомое длиннополое пальто и темная шляпа. Вцепился, клещ! Надо признать: работают грамотно.

Перебежав улицу, он нырнул под арку ворот большого здания и через минуту очутился в тихом узком переулке.

Впереди темнела толпа людей. Он невольно замедлил шаг, заметив вооруженную охрану. Что это, облава? Но тогда почему не слышно криков, лая свирепых немецких собак, не бегут навстречу испуганные люди?

Подойдя ближе, Марчевский разглядел понурых людей в плохой одежде. У многих были нашиты на рукавах голубые шестиконечные звезды. Полицейские в синих мундирах и двое немцев с карабинами лениво покуривали, наблюдая, как арестанты сдирают со стен остатки налепленных осенью плакатов.

На одном из них был изображен маршал Рыдз-Смиглы, поднявший булаву, похожую на детскую погремушку. Из-под его правой руки выезжали колонны танков, из-под левой — выплывали ощетинившиеся орудиями корабли, внизу частым гребнем сверкали штыки марширующих батальонов, а над головой пролетали эскадрильи самолетов.