Рассказы о дяде Гиляе - Екатерина Георгиевна Киселева

А доски плещут, доски гнутся, Под ними хлюпает волна. Здесь песен нет. Весь день в молчанье, Рот пересох до хрипоты, Лишь только крякнет от страданья, С плеча кидая куль в бунты. Опять бежит по зыбкой сходне, За новым грузом налегке, Вчера, и завтра, и сегодня — Куль на спине да крюк в руке.

Нога зажила. И только тогда написал отцу в Вологду, сообщил, где он. Отец тотчас приехал в Рыбинск. Оглядев сына, сказал:

— Хорош! Молодец! Будь ты хоть каторжник, а не то что бурлак или крючник, да честным оставайся. Мозоли, брат, не позор, а украшение.

Алексей Иванович непременно хотел, чтобы сын прошел военную службу. В Ярославле стоял 137-й Нежинский пехотный полк, куда и поступил Гиляровский вольноопределяющимся * [* Добровольно пришедший служить в армию, имеющий образовательный ценз].

Шла осень 1871 года. Полк еще стоял в лагерях под Ярославлем, недалеко от Полушкиной рощи. Высокий берег Волги с крутым спуском. Красивые места, Да любоваться некогда.

В лагерях соблюдался строгий порядок. Только вечерами, после поверки, иногда тайком, удавалось выскочить на берег Волги, окунуться в холодеющей осенней воде да скорее в лагерь, спать — вставали с зарей.

В полку поразили торчащие у солдат из-за голенищ сапог деревянные ложки. Выяснил, в чем дело, скоро. Пища солдатская в постные дни (понедельник, среда, пятница) — щи из соленой судачины и лещ, утром и вечером кипяток с хлебом, редко дадут кусок сахара, а по скоромным дням — опять щи, только с говядиной, и каша гречневая — любимая еда солдат. Каши всегда не хватало, десять ложек редко два раза захватят, а там по дну скреби, собирай крупинки. Солдат, получив увольнительную в город, спешил купить ложку поглубже, пообъемистей.

Основным делом была строевая служба. Беда, кто не мог ею овладеть. Гоняют день-деньской, а потом еще карцер отправят: не в ту сторону повернул.

Володя Гиляровский скоро приобрел славу лучшего строевика. Помучила она его вдоволь. Идут занятия. Кто-нибудь из солдат ружье не так вскинет на плечо или собьет марш, разъярится командир, кричит:

— Рота, стой! На-пра-а-во! Гиляровский, два шага вперед! Смотрите, олухи! — И начинает для примера другим гонять его перед строем.

В Ярославле полк квартировал в Николо-Мокринских казармах. Город жил сонно и однообразно. Лишь изредка в некоторых домах устраивались танцевальные вечера. Но приглашали только офицеров.

Излюбленным развлечением солдат были кулачные бои. Как только река Которосль, скованная льдом, станет, по давней русской традиции в первое же воскресенье на ее гладкой поверхности, чуть запорошенной снегом, начинался кулачный бой. Сходились фабричные карзинкинской мануфактуры и городское население. Поединков не устраивали, шли «стенка» на «стенку».

Главная сила городской «стенки» собиралась обычно в трактире Ландрона, который больше всего на свете любил кулачные бои. Не жалея сил, денег и времени он подыскивал и нанимал бойцов для городской «стенки». Половые в трактирах чуть заметят здорового парня, сейчас Ландрону докладывают. Он устраивал парню испытание и, если тот подходил, шел на многое, только чтоб залучить его.

У фабричных славился боец Ванька Гарный. Победить их, если стоял знаменитый на весь Ярославль Ванька, не удавалось. Володю Гиляровского в кулачные бои заманил Ландрон. Полковое начальство, любившее посмотреть сраженье на льду, не возражало.

Бойцы городской «стенки» в трактире Ландрона переодевались в ладно сшитые романовские полушубки. Подпоясывались по традиции кушаком, для удобства обернувшись им несколько раз и подоткнув концы, чтоб не мешали. На руках вязаные узорчатые рукавицы. К реке катили на санях, с гиканьем и криком. За санями спешили любители.

А на Которосли гудело. До взрослых успевали подраться мальчишки. Они, словно давая разгон предстоящему зрелищу, ожесточенно лупили друг друга, небольшими группами рассыпавшись по реке.

Но стоило показаться взрослым бойцам, мальчишки очищали место, разбегались в разные стороны. Собравшийся народ нетерпеливо переминался. Некоторые, сбрасывая с голов шапки, бились об заклад — чья «стенка» одержит верх, а на ровном снежном поле с прогалинами ледяной синевы появлялись первые бойцы — богатыри, косая сажень в плечах!

Две «стенки» друг против друга станут плечо к плечу. У одних кушаки красные, у других синие. Стоят, ждут сигнала. Биться начинали по свисту. Свистун — тоже мастер своего дела — подает сигнал пронзительно, залихватски. И — начиналось!

Били не жалеючи, в грудь, в лицо, куда попало, лишь бы с ног свалить, а уж лежачего не бей — первый закон, нерушимое правило. Иной раз для пущей бодрости и азарта приносили бубны, но обычно страсти разгорались и так.

Как-то во время боя, когда фабричные совсем одолевали своих противников, ловким ударом свалил Володя Гиляровский их главаря Ваньку Гарного — к великой радости Ландрона и зрителей, державших сторону городской «стенки». Фабричные было приостановились: Ваньку с ног сбили — шутка ли! И этой минуты оказалось достаточно, чтобы городские взяли верх.

С тех пор, хотя больше и не приходилось совершать таких ударов, Володя был непременным участником каждого кулачного боя, пока оставался в Нежинском полку, а в кармане формы вольноопределяющегося Гиляровского тикали часы — подарок Ландрона. Часы не сохранились. Да и мудрено было им уцелеть: всю начались времена, когда и подумать о часах не прихоло