Дыши нами, пока есть время - Иоланта Палла

выводить набросок на бумаге. Делала это очень быстро, боясь быть замеченной или еще хуже, что объект моего успокоения уйдет раньше времени, и мне вновь придется искать натурщика.

Получалось неплохо, и я даже нахмурилась, увидев, что костяшки на пальцах молодого человека сбиты. Крупные кисти с выделяющимися венами впечатляли. Наверное, не поздоровилось тому, кто получил от него по челюсти или другому месту раз остались такие следы. Простая футболка, которая облепляла его торс подобно второй коже, позволила отметить, что тело у него явно подтянутое и прокачанное. Не так, как у парней из нашей тусовки. Они зависали в спортивном зале часами с тренером, который разрабатывал план индивидуальных тренировок и питания. Все, как положено, в высших кругах.

Этот получил рельеф не таким способом. В этом я была уверена. Дикарь, самое лучшее для него определение. Внешний вид кричал о том, что характер у него точно не сахарный. Темные волосы в художественном беспорядке. Пара прядок спадает на лоб. Нос с еле заметной горбинкой, наверняка приобретенной, нижняя губа полнее верхней… Жаль, что цвет глаз нельзя увидеть. Вздохнула с долей тоски, ловя себя на мысли, что перестала водить карандашом по бумаге и залипла на незнакомом парне, который не подходит мне ни по одному параметру…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- О! — От резкого толчка в плечо альбом и карандаш упали на асфальт, а я открыла рот, словно рыба, выброшенная на берег. — Суфлер! Ты что? Опять прячешься?! Или на мальчика зависла?! А он ничего так…

От неожиданности не знаю, что сказать, и даже краснею, потому что рядом на лавочку плюхается ненавистная мной девчонка, Ирина Штольман, одноклассница, которая вечно меня сдавала и называла суфлером за то, что подсказываю друзьям. Черт! Как же не вовремя она появилась!

Быстро поднимаю карандаш и набросок, прижимая его к груди, где нещадно бьется сердце. Меньше всего мне хочется быть застигнутой за подглядыванием и рисованием того, кто об этом и не подозревает, и уж тем более не давал на подобные действия своего согласия. Щеки продолжают пылать под насмешливым взглядом одноклассницы, но я не теряюсь и включаю змею, как всегда.

— А тебе заняться нечем, Штольман? Следишь за мной, чтобы приобщиться наконец к культуре? — Вопросительно вскидываю бровь, а Ирина закатывает глаза, откидываясь на спинку лавочки, пока мой уверенный взгляд скользит по ее миловидному личику, которое за лето ни капли не изменилось, только веснушки стали ярче. — Смотрю, гардероб до сих пор не сменила. Неужели родители так и не подняли свой великий бизнес? Как там ваш ларек с овощами?

— Зараза, — усмехается Ира, а я, выровняв спину, незаметно, словно невзначай, смотрю на соседнюю лавочку, где выбранный мною объект уже увлеченно беседует с какой-то девушкой, — а я думала, что ты за лето подобреешь, но нет.

— Чудес не бывает, Штольман, и в твоем возрасте пора понимать, что дед Мороз по факту всего лишь твой переодетый папа-бабай, а не всеми любимый персонаж. — Кривлюсь и снова бросаю взгляд на незнакомого парня, который чудом попал в мой альбом с шедевральными рисунками.

Он не заметил того, что я украдкой на него посматривала, и разговаривал с девушкой. Что-то усердно объяснял, и меня, к сожалению, от этого занятия отвлекала Штольман. Из класса она была единственным человеком, который знал, куда я хожу и чем занимаюсь, потому что Ира — племянница Алины Семеновны Богучарской. Иринка мастерски выследила меня и потешалась, когда говорила, что всем расскажет, какая я на самом деле ранимая и творческая натура. Бесила меня так, что хотелось временами вырвать ей волосы!

— Не всем же быть такими прекрасными, как Владимир Эдуардович. Не знаю, что у вас происходит на самом деле, но в гимназии активно обсуждали тему подмены рулона туалетной бумаги на красные купюры, как минимум, в вашем царском туалете. — Усмехается Штольман, и мне приходится отвести взгляд от интересующей меня парочки, которая теперь активно обнималась, точнее дикарь прижал к себе несчастную девочку и не отпускал.

Неприятное чувство сдавливало грудную клетку, и я не могла понять, чем это вызвано — высказываниями Иры, или тем, что незнакомый парень обнимает девушку. Наверное, я совсем схожу с ума, раз подумала о таком.

— Ваше тривиальное мышление, Штольман, меня всегда убивало. — Скривилась, глядя на нее, на что одноклассница лишь развела руки в стороны.

— Я сказала то, о чем другие тебе в лицо не скажут, суфлер. — Ирина шумно выдохнула, продолжая сидеть на месте и нервировать меня своим присутствием. — Мы уже не в школе, к тому же я знаю твои тайны, пусть не все, но… Хорош строить из себя фифу. — Она мазнула по мне насмешливым взглядом и потерла руки об колени прежде, чем подняться. — Образу не соответствуешь. — Указала пальцем на джинсы с кроссами. — Пойдем в кафе что ли? Или рискнешь все-таки познакомиться с простым смертным?

Бровь Штольман вопросительно поднимается вверх, а на лице появляется все та же усмешка, от которой я чувствую прилив злости. Неосознанно смотрю через плечо, где мило беседует парочка, и поднимаюсь. День испорчен не только приемышем, но и другими людьми, причем теми, на которых я должна плевать с высокой башни.

— Ты разбогатела и решила угостить меня чашечкой кофе? Как мило… — Изобразила радость на лице, на что Ирина фыркнула и направилась вперед к тропинке.

Штольман не выделялась среди сверстниц. Она была простой девочкой с уверенной жизненной позицией — никогда не сдаваться и идти до конца. Я не была ее фанаткой, подругой или приятельницей, наоборот, считала, что мы злейшие враги. Что у меня может быть общего с дочкой продавца овощей? Очевидно. Ничего.

Только она не вызывала того чувства неприязни, которое обычно накрывало с головой, когда около меня оказывался кто-то из таких особей.

— Между прочим, я все лето проработала в благотворительном центре и получила приличную зарплату. — Бросает мне Штольман, пока я медленно иду за ней и пытаюсь запихать обратно в рюкзак свои принадлежности. — И да, Алимеева, я в состоянии угостить тебя даже твоим дорогущим кофе. — На лице Ирины появляется блаженная улыбка, веснушчатый нос смешно морщится, а в зеленых глазах читается гордость.

— Как интересно… И кем ты там работала, если не секрет? — В привычной манере растягиваю слова и мило улыбаюсь, на что та чуть ли не давится усмешкой.

— Такие, как ты, называют это «подай-принеси», — Ирина смотрит на меня, наверное, угадывая реакцию, только я сохраняю лицо, ведь ни капли не удивлена, — но меня все вполне устроило.

— Еще бы, — фыркнула, поправляя кепку, — я не против выпить кофе в