Новелла по мотивам серии «Тираны». Храм на костях - Остапенко Юлия Владимировна

Ему не пришлось ждать слишком долго. В соборе на площади велась христианская служба, и, зная, как часто неверные оскверняют собственные храмы неподобающим поведением, Рашид без удивления вслушивался в грешные речи, которые вели в стенах собора двое, мужчина и женщина. Мужчина соблазнял, женщина делала вид, будто отвергает соблазн. Они говорили слишком тихо, и, разбирая слова, Рашид не мог узнать голоса, даже если бы и слышал их раньше; память на голоса у него была абсолютной, как у иных — на лица. Но когда из собора повалили люди, Рашид напрягся, поглаживая макушку фенека, что висел у него на шее, и наконец, выловил в общем гуле голос той женщины. Теперь он звучал ближе и гораздо яснее.

— Мой платок! Его нет!

— В самом деле?

— В самом деле, дура! Стала бы я искать?! Наверное, этот мерзавец Раймон... да только как же он умудрился?

Рашид невольно присвистнул. Да это же Санчия Борджиа, собственной персоной! Вот она, та самая жирная рыбка — жирнее некуда. Пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы перечислить всех, кто готов заплатить за тайны папской семьи.

— Иди обратно в собор. Без платка не возвращайся. — Звук оплеухи. — Бегом!

Она ругалась со своей служанкой, визгливо, роняя достоинство, как это свойственно дерзким женщинам неверных. Служанка отвечала ей в том же тоне (о, сколько слоёв кожи сняла бы с неё хозяйская плеть, посмей она говорить так со своей госпожой в мире османов), однако, в конце концов, подчинилась. У Рашида не было волшебных глаз, как волшебных ушей, но мысленный взглядом он почти видел, как служанка выбирается из паланкина и идёт обратно к собору. Платок. Санчия Борджиа говорила о платке. Должно быть, это очень приметная вещь, по которой легко узнать, кому она принадлежит. Хорошо бы заполучить её. Сведения о подслушанных разговорах — штука весьма полезная, но, увы, большинство людей недоверчивы и требуют вещественных доказательств. Сколько заплатит за этот платок семейство Колонна? Орсини? Сфорца? За полгода, проведённые в Риме, Рашид немного научился разбираться в местной политике, и сходу прикинул несколько семейств, которые будут рады такой находке.

Он встал, бросил на стол серебряный флорин. Вышел из тёмной, заполненной винным чадом таверны на свет. Вдохнул полной грудью. Пусть он несказанно далёк от рая, пусть даже Аллах не пожелает понять и принять его извращённого служения, но совесть и душа Рашида Харунди были чисты. И с чистой душой он радовался солнечному дню, лёгкости в голове и ногах, предвкушению барыша, чувству власти над людьми, которые и не подозревали о том, что он рядом. Служанка Санчии Борджиа поднялась по лестнице, ведущей в собор, подошла к воротам, исчезла внутри. Пусть. Рашид позволит ей найти платок, а потом отберёт его. Хотя, наверное, лучше сделать это в самом соборе — там девчонка не посмеет поднять крик. Христиане мало уважают своего бога, но всё-таки не настолько.

Рашид, насвистывая, двинулся к лестнице.

Андре Колонна бежал по улицам Рима, не разбирая дороги. Мимо проносились лавки, вывески таверн и бань, уличные лотки, матерчатые навесы и массивные двери чужих домов. Андре нёсся, перепрыгивая через булыжники, рассыпанные апельсины, разбежавшихся цыплят, головы пьяниц, лужи из нечистот. Он задевал локтями торговцев, гуляк, конюхов, гризеток, нищих, даже какого-то аристократа, который гневно вскрикнул и попытался ухватить наглеца за отворот камзола — не слишком проворно, к счастью Андре, потому что он не мог терять ни секунды. Мгновение промедления стоило бы ему жизни.

Потому что они уже были здесь, мчались следом, не отставая ни на шаг, не давая скрыться из виду или затеряться в толпе.

Сначала он решил, что их только двое, и, презрительно усмехнувшись, обнажил оружие. Андре Колонна, младший и самый любимый из внучатых племянников кардинала Франческо Колонна, главы одного из сильнейших семейств в Риме — Андре Колонна никого не боялся и был уверен, что без труда справится с парой жалких головорезов. Единственное, что он ощущал четверть часа назад, вынимая меч из ножен, усыпанных изумрудами и украшенных золотой чеканкой — это досаду. Он шёл на свидание, долгожданное свидание, любовное свидание. Свидание с женщиной, которая отвергала его долгие, томительные недели. И это было тем более огорчительно и неприятно, что женщина, по слухам, переспала с половиной Рима. Андре Колонна был влюблён в Джулию Фарнезе. То, что она уже несколько лет являлась официальной любовницей Папы Римского, не смущало Андре. Папа Римский был всего лишь Борджиа, всего лишь наглый, злобный старик (Андре исполнилось девятнадцать, и с высоты прожитых лет он всех людей старше тридцати полагал дряхлыми старцами). Да, у него есть сан, власть, деньги, но что это значит рядом с истинной страстью и неуёмной жизненной силой девятнадцати лет, которыми располагал Андре Колонна. Он знал, что монна Джулия вовсе не так сурова, как старается показать в присутствии своего святейшего любовника, и её отказ в равной степени изумил его и оскорбил. Но Андре быстро взял себя в руки. Несмотря на юные годы, он был Колонна и уже успел узнать, что лучший путь к желанной цели — не всегда кратчайший. Ему пришлось подкупить немало слуг и пригрозить кое-кому выдачей кое-каких секретов, потратить целое месячное содержание, выделяемое отцом, на дорогие подарки, запастись терпением и, самое главное, держать язык за зубами. Ибо, как ни мечталось Андре похвастаться перед друзьями, размахивая шелковой подвязкой Джулии Фарнезе, его святейшество Папа вряд ли остался бы снисходителен к такой похвальбе.

Потому Андре был осторожен. И терпелив. Так терпелив, как, чёрт подери, может быть терпелив влюблённый, встречающий свою двадцатую весну. И вот, наконец, его мудрость и изворотливость были вознаграждены. К нему явился посланец — странный тип, как Андре теперь припоминал, слишком потасканный и с чересчур нагло топорщившимися усами. Мало верилось, что сиятельная монна Джулия могла избрать своим посланником подобного проходимца. Но женщина, сумевшая пролезть в постель папы, и сама должна отличаться недюжинной изворотливостью. Что ж удивительного, что она заводит подобных друзей.

Так Андре объяснил для себя недоброе предчувствие, кольнувшее внутри, когда посланник — он назвался Нико Боцарисом, греком на службе у Фарнезе, — сообщил, где и когда монна Джулия соизволит выслушать его любовные излияния. Место было назначено укромное — улочка позади монастыря святого Бенедикта, время — час после полудня. Ничто из этого не вызвало у Андре особенных подозрений. На всякий случай, просто чтобы быть уверенным точно, он обвил ладонью фигурку кота, пытаясь усилием воли вызвать видение будущего. Это никогда ему не удавалось, видения если и приходили, то только сами. Но он всё равно не переставал пытаться. Кот молчал, и Андре, приняв его безмолвие за отсутствие оснований для тревоги, успокоился окончательно.

В назначенный день и час он пришёл, помахивая красной розой, разодетый по последнему слову моды, привезённой из Франции ненавистным Чезаре Борджиа. И, несмотря на приподнятое настроение, почти не удивился, когда вместо монны Джулии его встретили двое головорезов, кинувшиеся из тёмного угла. Свидание оказалось ловушкой — чего и следовало ожидать, не зря ему так не понравился этот Нико Боцарис. Андре, досадливо фыркнув, бросил розу на камни мостовой и обнажил меч, вставая в позицию.

И тогда на него напали ещё трое.

Он никогда не бывал в настоящем бою. Дуэли, турниры, тренировочные поединки не считались — отец любил его, мечтал сделать когда-нибудь кардиналом и всячески оберегал от превратностей ратной судьбы. Но они нашли его сами. Меньше чем за десять секунд Андре Колонна был дважды ранен: один удар пришёлся в плечо, пройдя в опасной близости от шеи, другой рассёк бок, от чего на небесно-голубой ткани камзола тотчас расплылось жаркое пурпурное пятно. Андре выронил меч, в изумлении глядя, как его кровь заливает мостовую, покачнулся, отступая, и по чистой случайности уклонился от следующего удара.