Я взял Берлин и освободил Европу - Артем Драбкин

Дальше встал вопрос о том, как похоронить убитых, и наших, и немцев, их очень много лежало в уезде, бои здесь шли сильные. А в марте здесь уже тают снега, подозреваю, что играет роль теплое морское течение. Надо устанавливать контакт с местными жителями, Катя мне посоветовала решать вопросы через католического священника, ксендза. Но в нашем Гутштадте в здание церкви попал советский снаряд, и орган как музыкальный инструмент был разбит, так что церковь не работала. Тогда я взял Катю Телюкову, мы с ней поехали в соседнее селение, где находился действующий костел. Нашли священника, он организовал сход граждан, и мы договорились о том, что соберем всех убитых и похороним у Гутштадта, в одном месте наших, в другом – немцев. На том и порешили, и когда все тела собрали, оказалось, что советских солдат и немцев было убито примерно одинаковое количество. Тут же над братскими могилами, расположенными неподалеку от здания комендатуры, немцы сделали памятник. Кстати, в этой работе нам очень помог тот факт, что в Германии между населенными пунктами имелись хоть и узкие, но везде асфальтированные дороги.

Когда началось под Мельзаком наступление, меня с февраля 1945-го года назначили командиром 277-й отдельной штрафной роты все той же 3-й армии. Прибыл в штаб части ночью, принял документы, мне сообщили, что все распоряжения и документы могут быть выпущены только с моей подписью, все остальные считаются недействительными. А утром пошел к бойцам принимать роту. Мы тогда стояли в направлении города Хайлигенбайль. Он находился недалеко от побережья залива Фриш-Гаф, и немцы свою технику стягивали на расположенную в заливе косу, для перевозки своих войск в Германию. А в этом городе размещался авиационный завод по производству каких-то приборов. При этом обслуживающий персонал из советских военнопленных работал под землей. Так что враг цеплялся за Хайлигенбайль. К тому времени мы обладали прекрасными разведданными и уже точно знали, что опасаться стоит не столько вражеской артиллерии, орудий у немцев после отступления оставалось не так и много, сколько минометов, которые активно выпускали в Кенигсберге. Вообще же надо сказать, что немцы не дурные, а дисциплинированные, культурные и сильные вояки, они умели воевать, надо признать. Если намечено у них открыть огонь – то они стреляли, ты уже знаешь, когда они откроют огонь и когда закончат. Дисциплина у нашего противника была на высоте, надо им отдать должное.

Итак, наша рота вышла на исходное положение для наступления, я хорошо запомнил этот день, 23 марта 1945 года. Тепло уже было. Наша авиация стала бомбить город с белоснежными зданиями, рядом Балтийское море. Красота. В строю находилось не больше 200 штрафников, из офицеров только я и командир санитарного взвода. Смотрю, в стороне проходит железная дорога, вокруг которой валяются разбитые вагоны. Решил, пока немцы из минометов не открыли огонь, переведу свою штрафную роту к высокой железнодорожной насыпи. Думал, что мины сверху пролетать будут и нас не зацепят, и так штрафников мало. Замысел-то хороший был. Но совершил перед боем ошибку – у меня на гимнастерке были прикреплены Ордена Боевого красного Знамени и Отечественной войны II степени. Последний был позолоченный, настоящий, а не такой, какой в честь 40-летия Победы всем ветеранам вручали. И видимо, немецкий снайпер по блеску наград меня заприметил и ранил, пуля вошла под плечо и вышла ниже лопатки. Когда я очнулся, командир санитарного взвода, лейтенант, обрабатывает мне рану водкой. Он мне рассказывал перед боем, что всегда имел с собой фляжку с водкой. Сам я никогда перед боем не выпивал, потому что видел: когда человек поест и выпьет, в случае ранения в живот кишки вылезают, это страшная картина. Всего этот немецкий снайпер ранил человек пять, и меня вместе с остальными на палатке волоком с переднего края штрафники вытащили.

Востров Владимир Борисович (Интервью Г. Койфмана)

старшина, наводчик САУ 1433-й отдельный Новгородский самоходно-артиллерийский полк РГК

Мы шли через Судеты на Прагу. Трое суток не спали. Непрерывные стычки с немцами. Все дороги заминированы, леса по обочинам спилены. Немецкие зенитки с гор бьют по нашей колонне.

Ночью остановились на привал. Вдруг крики со всех сторон: «Победа! Ура! Конец войне!» Солдаты плачут от счастья, стреляют в воздух…

У меня первая мысль в голове мелькнула: «Как конец войне?! У меня же полный боекомплект?!» Но расстрелять этот боекомплект по врагу мне еще представилась возможность. Наш полк вел бои в чешских горах еще пять дней после объявления о капитуляции фашистской Германии.

И несколько ребят из полка погибли в боях уже после Победы…

Четырнадцатого мая сорок пятого года был мой последний бой на войне.

И когда он закончился, я сказал себе: «Все, теперь точно отстрелялся… Скорей бы домой…»

Полонский Лев Маркович (Интервью Г. Койфмана)

начальник радиостанции 35-го гвардейского артиллерийского полка 1-й гвардейской мотострелковой дивизии

И тем не менее в этом наступлении только частям 1-й гвардейской Пролетарской Московской дивизии удалось зацепиться за окраину Кенигсберга и захватить форт «Понарт», или, как тогда говорили, форт № 9 или № 10 (нумерация согласно различным источникам), во внешнем обводе южного кольца немецкой обороны в районе Альтенберга.

В генеральских мемуарах Галицкого взятие форта «Понарт» представлено как очередное гениальное достижение нашей полководческой мысли. Но у Галицкого все мемуары написаны в подобном духе, и как их матерно комментируют фронтовики, мне уже приходилось неоднократно услышать. И что-то мне слабо верится, что форт был взят в результате классически подготовленной войсковой операции.

Я был одним из первых, кто ворвался в «Понарт». Форт был захвачен не в результате какой-то стратегической операции, а по стечению невероятных и счастливых для нас обстоятельств. Во внешнем полукольце обороны у немцев было 15 фортов, каждый в 3–4-километрах друг от друга. Стены трехметровой толщины, бункеры, казематы, все напичкано орудиями, зенитками, пулеметами всех мастей.

Каждый форт – настоящая крепость. В гарнизонах таких фортов находилось по 300–400 подготовленных бойцов. Вся местность между фортами простреливалась фланговым и перекрестным огнем и контролировалась пехотой, зарывшейся в землю и бетон по обводу обороны. Внутренний обвод обороны состоял из 12 фортов.

К форту мы, разведка 3-го артдивизиона, подошли темной ночью, первыми, вместе с разведротой дивизии. И поубивали бы нас там всех за считаные минуты, но тут помог то ли Бог, а то ли случай. Послушайте, как иногда на войне людям везет.