Легко ли быть папой (СИ) - Гамаюнов Игорь Николаевич

Именем этой любви некоторые родители освящают свою ничем не оправданную резкость: "Ради него же, глупого, погорячился". На эту любовь списывают промахи в воспитании, в том числе и применение ремня - "для будущей пользы". Будущая польза далеко и обычно оборачивается жесткосердием, но зато сейчас родитель спокоен: он, как ему кажется, сделал все от него зависящее.

Правда; такое сейчас становится редкостью. Чаще бывает другое: наказывают, но уже не ремнем и даже не окриком, а тоном, почти официальным. Отчужденным выражением лица.

Подчеркнутой холодностью отношений - "отчуждением" от себя. Иными словами -утонченно наказывают. Но -не менее больно, потому что 6orib здесь душевная. Считается, что требовательность в этом случае была максимально уважительной:

ребенка никто не оскорбил, не унизил. Ему лишь дали понять, что если он не будет поступать так, как этого требуют родители, то с чувством уюта, душевного комфорта, уверенности в себе он может распрощаться.

Испытание для неокрепшего характера жестокое!

Ребенка фактически с той же "позиции силы" подталкивают к заискиванию и притворству - к повиновению во что бы то ни стало.

Ему отказывают в естественном для растущего человека праве усомниться в безошибочности взрослых, не согласиться с ними. Его даже не хотят выслушать или слушают с выражением крайнего нетерпения.

Ему иногда объясняют его поступок и отнюдь не в резких выражениях, но именно объясняют, а не выясняют, почему он так поступил. Хотя у каждого поступка может быть несколько движущих мотивов, глубоко спрятанных и часто неосознанных.

Обнажить их, осмыслить вместе с ребенком можно только в "диалогическом общении". В беседе "на равных", когда юный оппонент, не соглашаясь, пытаясь обосновать свою точку зрения, помогает и взрослому и самому себе понять истоки происшедшего.

"Диалогическое общение" дает воспитателю необходимую ему обратную связь. "Монологическое общение" эту связь разрывает, заставляя воспитателя двигаться по своей трудной педагогической стезе вслепую, наугад, разрушая трудно возникающие, тонкие и сложные связи человеческих отношений.

Воспитание "с позиции силы", в какие бы .оно внешне элегантные и безукоризненно утонченные одежды ни рядилось, - будь то ровный бесстрастный голос в критической ситуации или же хитроумно сочиненная игра, заставляющая ребенка выполнить волю родителя - всегда "монологично".

Даже в тех случаях, когда взрослый никаких - ни назидательных, ни гневных - монологов не произносит.

Он может, демонстрируя чудеса, сдержанности, молчать, отгораживаясь этим молчанием от мятущейся души ребенка.

Но внутренний монолог неизбежно "проявится" в выражении лица.

И даст почувствовать ребенку: он со своим противоречивым внутренним миром неинтересен взрослому, которому необходимо лишь беспрекословное (таков закон "монологического" общения) и, значит, бездумное повиновение.

Когда же растущий человек кому-то неинтересен, то и уважение, которое ему демонстрирует взрослый подчеркнуто ровным голосом, становится фикцией.

Уважать - значит признавать в воспитаннике "совсем другого человека", особенный мир, своеобразный путь развития, где каждый неверный шаг вызван неразрешенным пока противоречием или неудачной попыткой его разрешить.

Зачем же казнить его за этот шаг?

Не лучше ли, заинтересовавшись тем, как складывается его внутренняя жизнь, найти вместе с ним причину происшедшего, приобщив его к первому опыту самоанализа?

Такой опыт, умножаясь, поможет ему потом (когда он, в свою очередь, станет родителем) научиться любить в ребенке не собственное отражение, а "совсем другого человека", самостоятельно создающего себя в "диалогическом общении" со взрослыми, с обществом, с миром духовных ценностей.

Запись 6-я

СМЕЛОСТЬ БЫТЬ

САМИМ СОБОЙ

О чужих грибах,

истоках негативизма

и праве ребенка на конфликт

Сегодня принес домой кипу журналов с твердым намерением: просмотреть все, что не успел за последние месяцы. И чувствую: не могу. Нужно записать случай с Ксенькой, иначе он будет мне мешать и дальше. Да и, может быть, записывая, лучше разберусь в нем.

Произошло это в пятницу вечером. Приезжаем с Валей в Березовку (двадцать пять минут на электричке и пятнадцать ходьбы до дома, где мы снимаем на лето комнату для Ксеньки и бабушки). Открываем калитку. По тропинке, между полудиких зарослей малины и белеющих березовых стволов, мчится навстречу с радостным воплем лохматое существо с исцарапанными коленками, обезьянисто подпрыгивает и крепко обхватывает шею тонкими, шоколадными от загара руками.

Несу Ксеньку к дому, возле которого на лавочке сидят, наблюдая за этой сценой. Вера Ивановна, Катя, соседская девочка первоклассница, и ее мама Галина Семеновна. Сцена повторяется регулярно по пятницам, затем по субботам, когда приезжает проведать внучку Максим Петрович.

Ксенька, продолжая бурно радоваться, тянет меня за руку к качелям. Качнувшись два раза, несется к крыльцу, показывает миску, где мокнут грибы свинушки: "Сама нашла!" Вера Ивановна, собравшись уезжать, окликает ее: "Ну, до свидания, Ксюшенька!" Но Ксюшеньке не до нее- показывает куст, под которым живет настоящий еж. "Теперь на бабушку ноль внимания", - обижается Вера Ивановна и торопится к электричке.

А Ксенька опять - к качелям. Я раскачиваю ее, она смеется, кричит Кате: "Мой папа меня катает!" Катя (ей Ксеня по пояс) подходит, снисходительно улыбается и между прочим сообщает: "А мой папа завтра приедет. У него срочное дело, поэтому задержался". Говорю: "Теперь пусть Катя". Ксенька неохотно уступает и, не успеваю два раза Катю качнуть, вопит: "Хватит-хватит, я буду!" Хватается за веревки, прогоняет Катю с враждебным выражением лица. Катя явно обижается, хотя изо всех сил старается не подать виду (она уже самостоятельно читает библиотечные книжки и рядом с Ксенькой чувствует себя особенно взрослой). "Так несправедливо",объясняю. Но она, насупливаясь, поплотнев усаживается на освободившиеся качели и говорит Кате: "Мои качели". Потом подумав, решительно добавляет: "Мой Папа". "Раз ты такая жадная, - говорю этой трехлетней собственнице, не буду тебя катать".

Сидит молча, уставившись в траву. Лицо меняется: смешно оттопыривается нижняя губа, глаза превращаются в щелки, из них катятся слезы. Правданенадолго: Валя зовет нас ужинать, это отвлекает. Но за столом конфликт повторяется: "Не буду кашу". Уговоры не помогают. Валя выходит из себя и отставляет тарелку: "Иди из-за стола, раз так". Ксенька сидит, уставившись в стол, не уходит. Опять медленно оттопыривается нижняя губа.

Наконец каша съедена. Вечернее солнце еще не спряталось-на березовых стволах лежат золотисто-алые отблески.

Все пережитые неприятности забыты, настроение приподнято.е, идем гулять. Обследуем заросли малины, следим за трясогузкой, бегущей по коньку крыши. Проходим мимо соседского крыльца, на котором в продолговатой посудине мокнут Катины грибы. И тут Ксенька, словно бы механически-привычным движением, подцепив миску, опрокидывает ее. Грибы вместе с водой летят под ноги. "Ты это зачем?" - спрашиваю, не понимая. Молчит, насупившись. "Катина мама обидится, - говорю первое, пришедшее в голову. - Давай быстро подберем". Молчит, не двигаясь, как маленький деревянный идол с таинственно-упрямым выражением лица.

Подбираю сам. Галина Семеновна прибегает с веранды на помощь, приговаривая: "Ничего, ничего". "Надо извиниться", - говорю Ксеньке. Она бормочет что-то похожее на извинение и мы уходим. Но через минут пятнадцать после поисков ежа и прогулки к колодцу за водой мы опять проходим мимо соседского крыльца. И опять Ксенька тем же, почти автоматическим движением опрокидывает посудину с грибами к себе под ноги.

Зачем? Не понимаю. "Давай теперь собирать!"- говорю ей. "Не буду",отвечает упрямо. "Да что с тобой?- удивляюсь и тут же сердито добавляю: -А я не буду с тобой водиться". Нижняя губа у нее оттопыривается. "Будешь собирать?" - спрашиваю. "Не-а" - отвечает непреклонно, готовая к плачу.