Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина - Владимир Владмели

– Но сколько же можно ждать?

– Столько, сколько понадобится Александру, чтобы её выработать, – сказал А. Орлов и раздраженно добавил, – да и любой честный человек не может думать иначе.

Лунин услышал это и, хотя разговаривали не с ним, обратился к Орлову:

– Послушай-ка, Алексей Федорович! Ты, конечно, обмолвился, употребив такое резкое выражение. Советую тебе взять его назад. Ведь можно быть вполне честным человеком и иметь другое мнение. Я и сам знаю много честных людей, мнение которых нисколько не совпадает с твоим. Думаю, что ты просто увлекся спором и погорячился.

– Ты, что, меня провокируешь?

– Нет, но если ты мои слова принимаешь за вызов, я от него не отказываюсь, если ты не отказываешься от своих слов.

Отступать было уже поздно, слишком многие слышали их диалог. И Орлов вызвал Лунина на дуэль. Она состоялась через день. По жребию первым должен был стрелять Орлов. Он выстрелил и промахнулся. Тогда Лунин насмешливо посмотрел на своего противника:

– Жаль Алексея Федоровича! Ведь если я убью его, мы такого хорошего человека потеряем. Он же за свое мнение готов и на плаху идти. Я не ошибаюсь, а? – спросил Мишель, разряжая свой пистолет в воздух.

Орлов разозлился и стал целить снова, а Лунин, подливая масла в огонь, советовал:

– Правее немножко и чуть ниже, а то ведь опять промахнетесь. – Орлов весь кипел от злости, пистолет дрожал в его руке, а Мишель продолжал, – да не так же, говорю вам, надо правее.

Орлов выстрелил и пуля пробила шляпу Лунина.

– Ну что? – радостно воскликнул Мишель, – я же говорил, что надо целиться ниже, а вот вы не послушали. Ну, так получайте!

И Лунин вновь выстрелил в воздух. Орлов рассвирепел не на шутку и потребовал, чтобы пистолеты зарядили в третий раз. Но секунданты воспротивились, а вскоре приятелей помирили и между ними установились внешне корректные отношения.

Но далеко не все дуэли заканчивались безобидно. Иногда соперники Мишеля оказывались хорошими стрелками и он, играя со смертью, имел не так уж много шансов выиграть. Тело его было изранено, как решето, но пули мало беспокоили молодого человека. Гораздо тяжелее он переживал бездействие, когда нужно было лежать в постели после очередного ранения. Вынужденное безделье раздражало его и друзья в качестве развлечения приглашали к нему фокусников и цыган. А однажды навестить больного пришёл французский офицер, поступивший на русскую службу. Звали его Ипполит Оже. Он был очарован Луниным с первого взгляда.

– Рука, которую он мне протянул, – вспоминал Ипполит, – была маленькая, мускулистая и аристократическая, глаза казались черными и мягкими, а их взгляд обладал притягательной силой.

С тонким юмором Оже рассказал Лунину о своих приключениях во Франции и в России. Мишель с удовольствием слушал его. За несколько недель они стали неразлучны. Чем лучше Оже узнавал Лунина, тем больше поражали его энциклопедические знания русского офицера. Но это не были поверхностные знания дилетанта. Во всем, за что бы ни брался Лунин, чувствовался Мастер. На дуэли он подходил к барьеру, не моргнув глазом. Если хотел выразить чувства в музыке, то превращался в блестящего композитора и исполнителя, а когда появлялось свободное время и чистый лист бумаги – он становился первоклассным писателем. Но преобладал в нем политический деятель.

Много лет спустя И. Оже вспоминал:

– Я знал Дюма и при обдумывании наших совместных работ мог оценить колоссальное богатство его воображения. Но насколько же Лунин был выше его, фантазируя о будущем решении социальных проблем. Ипполит писал это, когда слава А. Дюма достигла неслыханных размеров, а М. Лунина в официальных документах называли не иначе, как “государственный преступник, находящийся на поселении”.

В феврале 1816 г. В гвардейских казармах Семеновского полка собрались хорошие товарищи и близкие родственники: братья Муравьевы, Трубецкой и Якушкин. Они, как и многие другие передовые люди, хотели помочь своему отечеству выйти из вековой нищеты и отсталости. Во время этой встречи они решили создать первое в России тайное общество. Чуть позже в него вошел и Лунин.

Друзья обсуждали главные язвы своей родины: жестокое обращение с солдатами, крепостничество и продажность “чернильного сословия”. Все их беседы склонялись к тому, что государственное правление в России надо радикально менять. Для этого требовалось устранить императора. И “Лунин дерзко предлагал свои решительные меры”. Он настаивал на создании обреченного отряда (3), в который вошли бы наиболее смелые люди.

Отряд должен был подкараулить Александра I на царскосельской дороге, где император ездил почти без охраны, а затем, надев маски, напасть на царя. Руководителем отряда согласился стать сам Мишель. Но его план был отвергнут: для большинства единомышленников Лунина переход от слов к делу представлял собой шаг необычайной трудности и сделать его они не решались. Лунин же, напротив, не хотел ограничиваться одними разговорами “между лафитом и клико” и когда понял, что действовать Общество начнет не скоро, сильно остыл к нему.

Он продолжал участвовать в заседаниях Общества, но делал это по инерции. Также по инерции он стремился быть центром внимания в высшем свете. Крупно играя в карты, ходил в мундире из самого лучшего материала, держал коня, на которого не постеснялся бы сесть и император. Всё это требовало денег, а их постоянно не хватало. Мысли об этом портили Мишелю настроение и когда перед ним возникла угроза ареста за долги, он подал прошение о переводе в армию. Для блестящего кавалергарда, о котором ходили легенды, это была служба низшего разряда. Но поскольку в армии расходы на содержание были гораздо меньше, чем в гвардии, другого выхода не было.

Великий князь категорически отказался подписать прошение. Ему не хотелось отпускать понравившегося офицера, к тому же он хорошо знал, что Лунин-старший мог без особого труда обеспечить своего сына. Константин надеялся, что после его отказа отставной бригадир раскошелится: ведь многие дворяне отдавали последнее, для того, чтобы их дети могли носить яркую кавалергардскую форму.

Не тут-то было! К старости отец Лунина стал упрям и несговорчив. И если он раз назначил содержание сыну, то ни за что на свете не хотел его увеличивать даже на копейку. Мишель, зная характер отца, был к этому готов. Он подал в отставку и решил уехать в Южную Америку, чтобы сражаться в армии Симона Боливара. Жаль только, что и для этого нужны были деньги. Деньги! Проклятые деньги! Чтобы получить их, он готов был подписаться под любым требованием отца. Во взвинченном состоянии он помчался домой и там заключил с отцом неслыханную сделку: он составил завещание на имя отца, а тот, взамен, уплатил все его долги и дал деньги на дорогу.